Подводная лодка в степях Украины погибла в неравном воздушном бою(с)
Название: Способы и средства
Автор: Старый змейсс
Фэндом: Major
Персонажи: Шигено Горо/Сато Тосия и другие персонажи аниме.
Жанр: виньетка, ангст и немного юмора
Рейтинг: вплоть до НЦ-ы.
Состояние: в процессе
Дисклеймер: отказ от прав.
Предупреждения: ООС, АУ, пост-пятый сезон. возможно середина шестого. POV героев.
Размещение: с согласия автора и (или) заказчика.
От автора: пишется по заявке Nailya.
Пролог.
Глава первая, в которой Горо задумывается над некоторыми вещами, а Сато плюет на последствия.
Глава вторая, в которой Маюмура пьет чай, Сато предается воспоминаниям, а Горо ревнует.
Глава третья, в которой Горо переживает, Сато надеется, а Кин исполняет роль сводни.
Глава четвертая, в которой Шигено смущается и ходит на свидания, Кин выступает в роли ангела-хранителя, а Сато находит смысл жизни.
Глава пятая, в которой Шигено взрослеет, Сато учится жить с последствиями, а Кина бесит детский сад.Игра прошла достаточно неплохо, хотя Шигено допустил достаточно много ошибок. Но Кин был готов к подобному и большую часть этих самых ошибок компенсировал за счет умелой блокировки и свободного передвижения по зоне страйка. Остальные же ошибки были незначительными и на результатах особо не сказались, разве что после игры Кин буквально пинками погнал напарника к штатному врачу. Но вот когда Шигено ни словом не возразил против указаний кэтчера, не касавшихся игры – вот тут удивилась вся команда. И в еще большее изумление повергло их известие о том, что их клозер умудрился серьезно перетрудить руку и плечо, и ему требуется как минимум пара недель отдыха не только от игр, но и от тренировок целом. Тренер тоже был удивлен: даже учитывая характер японца, настолько перетрудить руку, да еще так, чтобы никто не заметил, было достаточно сложно. Однако его удивление Кин развеял после того, как остальная команда разошлась.
- Кин, что происходит? Как ты допустил, чтобы парень перетрудил руку?
- Я не допускал, - как обычно невозмутимо ответил кэтчер. – Я солгал. Шигено не может сейчас играть. Вы сами видели, сколько ошибок он допустил.
- Но ведь все же хорошо….
- Потому что я был готов к чему-то подобному. Я дал вам причину отстранить Шигено от тренировок на законных основаниях. Две недели – не такой уж большой срок.
- Оно, конечно, да…. Но все же, если не травма, что случилось-то?
- Это его личное дело, сэр, - Кин был все также невозмутим. – Простите, сэр.
- Да ладно, - тренер только рукой махнул. Спорить с кэтчером имело столько же смысла, сколько и с камнем. И с тем же результатом. – Главное, скажи, если что-то серьезное.
- Обязательно, сэр.
На том разговор и закончился.
Все последующие дни Кин разве что не ночевал в квартире Шигено, буквально не спуская с парня глаз. И кто б ему сказал, за каким чертом он так выкладывался ради этого чертового япошки. Кэтчер не знал, зачем делает все это, зачем снова пытается наступить на те же самые грабли, но все равно делал. Именно он заставил Шигено не метаться по всему миру в отчаянных поисках, а нанять для этого профессионала. Услуги сыщика стоили не дешево, но репутация того стоила. Именно Кин заставлял совсем потерявшего себя Шигено вспоминать о еде, сне или повседневных делах. И когда кэтчер смотрел на такого Шигено – спокойного, не спорящего ни с чем, погасшего – он жалел о том, что и сам косвенно приложил руку к случившемуся. Кин боялся, что Сато удалось то, чего до него не удавалось сделать никому – сломать Шигено. И если это было действительно так, то Горо уже никогда не сможет стать прежним любимцем публики и «Королем фастболов», как с легкой руки журналистов теперь называли клозера Хорнетс. Его сравнивали с Гибсоном-старшим, утверждая, что тот именно Шигено передал этот титул. Сам мистер Гибсон, когда его спросили, ответил, что ничего и никому не передавал, а «мистер Шигено сам завоевал этот титул в нелегкой борьбе, а потому более чем достоин его». Но сейчас Кин видел просто сломанного двадцатидвухлетнего парня, впервые в жизни узнавшего, как это больно, когда тебя предает любимый человек. И даже выход на горку, который раньше так заводил Шигено, не смог помочь справиться с этим.
Когда странно знакомый голос в телефонной трубке попросил позвать к телефону мистера Шигено, Кин не предал этому значения, но когда Шигено в разговоре обратился к собеседнику «мистер Гибсон» - вот это Кина удивило. Настолько, что он внимательно прислушивался к разговору, хотя слышать мог только самого Горо.
- Нет, мистер Гибсон, со мной все в порядке…. Да. Да, конечно. Нет, у меня ничего не случилось. Да, я знаю, и бесконечно вам благодарен. Да. Да, мистер Гибсон. Как Младший? О? Примите мои поздравления. Надеюсь, что у них все сложится хорошо. Что? Нет, вряд ли я смогу. Нет, у меня дела. Простите. Как ваше здоровье? Я очень рад, сэр. Да, конечно. Обещаю. Всего хорошего, мистер Гибсон.
К тому моменту, как Шигено положил трубку, Кин уже примерно представлял себе степень знакомства, и удивлялся про себя, почему Шигено не обратился за помощью к столь влиятельным и богатым знакомым. Но спрашивать ничего не стал, просто взял на заметку.
Жизнь текла достаточно спокойно. Со временем Шигено явно смирился и даже перестал напоминать бледную тень себя самого. Кин вздохнул с облегчением: кажется, обошлось. К радости команды, Шигено снова переругивался с кэтчером, тренировался вместе со всеми, его подачи снова были сильными и точными, и, наверное, только Кин иногда замечал тщательно скрываемую пустоту в глубине карих глаз. В Шигено не было прежнего огня, он не погас, но стал другим – ровным и спокойным пламенем в очаге, а не безудержным лесным пожаром. Горо повзрослел, стал серьезнее и спокойнее, стал лучше владеть собой, улучшился и его контроль подач, и тренера и владелец были настолько довольны результатами, что после нескольких серьезных игр, выигранных благодаря Шигено, даже повысили ему гонорар. Японец улыбнулся и сдержано поблагодарил владельца, а Кин думал, что этот новый Шигено гораздо полезнее для команды. И только в самой глубине души он испытывал легкое сожаление о том мальчишке, который сгинул безвозвратно. Но так было лучше для всех, в том числе и для самого Горо.
Результаты поиска были неутешительными. Детективу удалось установить, что мистер Сато покинул США рейсом до Токио, но после его следы терялись в огромном мегаполисе. Он нигде не регистрировался, не устраивался на официальную работу, дома не появлялся, его бабушка с дедом ничего о внуке не знали. Впрочем, сыщик информировал нанимателя о том, что ему удалось отыскать сестру мистера Сато и его мать, и, возможно, через них он сумеет хотя бы нащупать след. Шигено благодарил детектива и снова шел тренироваться. Наверное, ему просто уже было все равно, он не знал. В мире больше не было красок, он стал плоским и серым, и Горо по большей части действительно было все равно. Когда его любимый бейсбол превратился для него в работу, которую нужно было выполнять ради других людей – товарищей по команде, родителей, мистера Гибсона? Горо не знал точно. Быть может тогда, когда в той игре, первой после ухода Тосии, он стоял на горке и не чувствовал ничего, кроме горечи и раздирающей душу в клочки боли. А может быть, когда заново привыкал засыпать в одиночестве. Уходя, Сато не взял ничего – ни денег, ни вещей. Он оставил даже свою пластиковую карту, и сначала Шигено очень беспокоился, как же Тоси будет без денег. Потом он беспокоиться перестал. Тосия принял решение, оборвал все нити и связи, и, судя по всему, сделал это навсегда. Горо и искал-то его больше уже для того, чтобы вернуть оставленные вещи, нежели чтобы поговорить или попросить вернуться. И только редкими теперь бессонными ночами он позволял себе вспомнить – и тогда спасительная пустота и равнодушие уходили, и возвращались боль, горе и отчаянное непонимание. Шигено бессильно и тихо плакал в подушку и в который раз уже искал в своих словах, действиях, желаниях и мыслях ту самую ошибку, которая заставила Сато уйти. Горо знал, что сам виноват во всем, что случилось, он не понимал Тосию, но никогда его не винил. Тот итак слишком долго выносил безалаберное и порой неосознанно жестокое поведение Шигено.
Горо никогда не думал, что скажет бывшему другу и бывшему любовнику при встрече. Наверное, им просто нечего будет сказать друг другу. И стоит ли встречаться? Вещи ведь можно и по почте отправить. Он давно бы так и сделал, если бы из дома вместе с Сато не пропала одна дешевая полароидная фотография – простой снимок, мгновения счастья, оказавшегося лишь снежинкой на ладони. Горо был уверен, что снимок забрал Тосия, но зачем? Быть может, при встрече Горо спросит его об этом. Наверное.
Шигено не любил эти ночи. Он считал их бессмысленными.
Жизнь продолжалась.
Найти работу оказалось трудно, невероятно трудно. Человеку без нормального высшего образования о приличной работе не стоило даже и мечтать, спорт ему был заказа, а работы, не требовавшие специальной квалификации, требовали хорошей выносливости, ловкости либо просто наличия обеих рук. Вот так и получилось, что Тосия кочевал с работы на работу, нигде не задерживаясь надолго – просто не получалось, его не брали на постоянную работу. Впрочем, ему вполне хватало. Питаясь дешевым раменом из уцененного супермаркета и частенько ночуя на улице – когда на мотель не хватало денег – Сато был вполне доволен своей нынешней жизнью. Она позволяла не думать ни о чем, кроме как о хлебе насущном. И о младшей сестренке, которая при каждой встрече смотрела на его умоляющими глазами, но хоть не заикалась больше о том, чтобы Тосия жил с ними. Иногда парень с каким-то полу безумным весельем думал, что если он захочет совершить самоубийство, то ему всего лишь нужно встретиться с собственной матерью. Впрочем, приступы такого веселья проходили быстро, оставляя после себя чувство стыда. А в особенно тяжелые моменты Тосия вынимал ту самую фотографию и смотрел на нее, иногда сидя так часами. Он не мог заставить себя отвести взгляд от весело и беззаботно смеющегося мальчишки, такого бесконечно счастливого, родного и любимого. Сато не плакал, не грустил даже – он только улыбался и смотрел. И все. И не думал ни о чем, кроме тех самых моментов счастья и нежности, которых так не хватало ему теперь. И слушая на улице радио или видя любимое лицо на телеэкране, он улыбался. Судя по новостям, у Шигено была небольшая травма после его отъезда – наверняка опять перетрудил плечо, - но все обошлось, и теперь «…мистер Шигено снова показывает великолепные результаты на поле. Согласно поступившим к нам сведениям, годовая сумма его контракта была увеличена почти в полтора раза и составила….». Сато был рад за любимого, в который раз убеждаясь, что все делал правильно.
В какой момент он заметил этого человека, следящего за его сестрой? Причем Сато и сам бы не сказал, с чего ему взбрела в голову дурь про слежку, не иначе как в мозгах случился в тот день основательный перекос. Но, проплутав с Михо по запутанным улочкам Гинзы, только укрепился во мнении. Следили за Михо, и пусть Тосия не был специалистом в этом вопросе, но и он мог бы сказать, что это не был простой преследователь. Кажется, у сестры что-то случилось, но она не собиралась сообщать об этом старшему брату, видимо, опасаясь того, как тот может воспринять просьбу о помощи.
- Михо, скажи, у тебя ничего не случилось? – Они как раз неторопливо прогуливались по аллеям одного из небольших сквериков. Девушка удивленно посмотрела на брата.
- Нет. А что такое?
- За тобой следят. Потому и спрашиваю.
- Ой! – Михо испугано ойкнула и заозиралась по сторонам. Сато хмыкнул, когда тот тип, что следовал за ними на некотором отдалении, улыбнулся и направился прямиком к ним.
- Приветствую вас, господин Сато, госпожа Михо, - вежливо поклонившись, мужчина протянул молодым людям визитку. Тосия только бровь приподнял, увидев название одного из известнейших в мире детективных агентств. – Меня зовут Накаяма Генчиро, я действую по поручению господина Шигено Горо.
Сато почувствовал себя так, словно ему отвесили сильнейшую оплеуху. Это могло означать только одно: все это время Горо искал его. Искал – и нашел. Буря в душе, видимо, отразилась на его лице, потому что сестра взяла его за руку, а в глазах мужчины появилась тревога.
- Что с вами, Сато-сан? Вам плохо?
- Нет, все в порядке, - слова казались чужими, словно их произносил совершенно посторонний человек, не имеющий к Тосии никакого отношения. – Что потребовалось от меня господину Шигено?
- Я не имею никакой информации по данному вопросу. Нам было необходимо только найти вас, и это заняло довольно много времени, надо сказать. Я даже не должен был ступать с вами в контакт, однако поскольку вы так ловко меня вычислили….
- Хорошо. И что теперь?
- Не знаю, господин Сато. Это зависит от нанимателя. Мистер Шигено был очень настойчив в требовании не упускать вас из виду. Могу предположить, что он захочет с вами встретиться. Но это лишь частные предположения.
- Благодарю вас, господин Накаяма.
Наверное, стоило бы побыстрее уехать отсюда, и Сато так и собирался сделать. Он просто не успел. Когда утром он уже выходил из мотеля, Шигено ждал его на улице, стоял, прислонившись к дверце такси, и смотрел. Молча смотрел, пристально, и Тосия почувствовал, как слабеют колени от этого взгляда. Потому что этот взгляд был другим, чужим, его Горо, его любимый не мог так смотрел. Не умел. А этот, новый Шигено, был старше, равнодушнее и жестче, и Сато просто не знал, что можно сказать этому человеку – такому далекому и чужому человеку с до боли знакомым лицом.
- Привет, - Шигено сам начал разговор. Даже голос изменился, в нем появились холодные, слегка отстраненные нотки, словно парню – нет, мужчине – было наплевать абсолютно на все. – Садись в машину.
- Шигено-сан, я не думаю, что, - тщетная попытка сопротивляться. Бесполезная. Этот Горо был совсем не тем юношей. Темнота в некогда ясных карих глазах ясно говорила об этом.
- Меня не интересует, что ты думаешь, Сато-сан, - усмешка была кривой и очень неприятной. И Сато послушно сел в такси, а затем также послушно поднялся в номер одного из самых престижных отелей Токио. Кажется, после их расставания Горо изменил своему наплевательскому отношению к имиджу преуспевающего спортсмена. Хорошая одежда, дорогие отели и равнодушная отстраненность от мира. Тосия до боли закусил губу, чтобы не позволить себе позорно распуститься. Он не имел права на слабость перед этим человеком. Они были никем друг для друга, незнакомыми, чужими людьми – и об этом не стоило забывать. Никогда.
- Итак, - Шигено устроился в кресле в гостиной, легким кивком указав бывшему другу на другое. – Простите, что вынужден вас беспокоить, Сато-сан. Однако мне необходимо вернуть вам ваши вещи, очевидно, забытые вами в спешке, а также потребовать возвратить то, что вы украли из моего дома.
- Украл? – Только и смог выдавить потрясенный этой речью Тоси. Горо никогда не разговаривал так. Никогда. Холодные грани его вежливого презрения резали в кровь того, на кого были обращены, и Сато чувствовал, как жизнь по капле вытекает из этих незримых ран. Когда же Горо-кун успел стать таким жестоким?
- Да, - спокойно кивнул в подтверждение Горо…нет, мистер Шигено, один из лучших игроков Мэйджор Лиги, клозер команды «Индиана Хорнетс». – Чтобы освежить вашу память, подзапылившуюся за давностью, уточню, что речь идет о некой фотографии, не представляющей для вас никакой ценности. Я попросил бы вернуть ее. Моя благодарность вам, разумеется, будет выражена в материальной форме.
Презрение, равнодушное презрительное пренебрежение. Острые, словно ледяные клинки, слова. Равнодушие и темнота в карих глазах за занавесью ресниц. Спокойные, экономные движения. Сато не мог смотреть на него – такого. Не мог молчать – это было слишком больно. И он опустил глаза, тихо спросив:
- Почему ты стал таким, Горо? Что с тобой случилось?
В ответ раздался смешок, жесткий, но так похожий на выдох сквозь стиснутые зубы. Сато не осмелился поднять глаза. Никогда еще он не чувствовал себя таким трусом и ничтожеством.
- Я не позволял вам обращаться ко мне по имени, господин Сато. Вы ясно дали мне понять, что мы с вами – совершенно чужие люди. Что же до причин…. Думаю, ледяная ванная – замечательно средство от иллюзий молодости. И прекрасное средство для взросления. Кин мог бы запатентовать это изобретение. Думаю, оно могло бы приносить немалый доход, - Шигено откинулся на спинку кресла. – Итак, ваши вещи я готов вернуть вам немедленно, включая вашу банковскую карту. В случае, если фото не у вас, я готов сопровождать вас до места его нахождения.
- Я не отдам тебе…вам это фото, господин Шигено, - боль терзала изнутри, рвала сердце на кровавые ошметки. Мир не имел смысла. Горо всегда был жизнью Тосии, но теперь в самом Горо больше не было жизни. Сато чудилось, что он попал в какой-то жуткий кошмар, и чтобы выбраться, нужно лишь проснуться. Проснуться, и все снова будет в порядке. Это ведь не может быть правдой. Потому что если это – правда, если все это на самом деле, то, выйдя отсюда, он просто умрет. Жизни больше не осталось.
- Мы могли бы заранее обговорить сумму вознаграждения. Поверьте, я могу заплатить достаточно, чтобы вы смогли приобрести приличное жилье и закончить заочно прерванный вами курс обучения. Если же вам этого не достаточно, я мог бы добавить некоторую сумму живыми деньгами на вашу банковскую карту. Думаю, это хорошие условия. Даже слишком.
- Вы, безусловно, очень щедры, господин Шигено, - голос Тосии теперь был абсолютно бесцветным, пустым и тихим. Он знал, что для него все закончилось, и теперь просто хотел уйти отсюда поскорее, чтобы больше не видеть того, во что превратился добрый, сильный и такой любимый человек. Все еще любимый. Навсегда любимый. – Однако я вынужден отказаться от столь щедрого вознаграждения. Вам вообще не стоило затрачивать столько средств, чтобы привезти мне вещи, которые я оставил за ненадобностью. Прикажите служащим выкинуть их. Вот интересующий вас снимок. Прощайте.
Фото легло на прозрачную поверхность журнального столика, словно могильный камень. Наверное, так оно и было. Это была могила давней дружбы и старой любви, могила, в которой были похоронены сердце и душа Сато. И с могильным стуком закрылась за ним дверь. Господин Шигено его не удерживал.
Все повторялось также, как и несколько месяцев назад. Снова он шел по улицам города, сам не зная, куда и зачем идет. Снова внутри была лишь пустота, наполненная ужасом и тьмой. Тосия не мог даже плакать. Да он даже вину свою почувствовать толком не мог, хотя осознавал ее. В нескольких словах Горо рассказал ему, что с ним случилось. Значит, ледяная ванная и Кин. Зачем? Ответ напрашивался, и Тосия мог бы почувствовать боль, если бы еще мог что-то чувствовать. Но он не мог. Все, все ушло. Его больше не было, да его и никогда не было, за исключением тех двух лет, полных счастья и радости. Теперь от них не осталось ничего. Они сами сделали это с собой, сами уничтожили себя. Шигено стал тем, кем стал, но он сможет выжить и, возможно, однажды кто-то изменит его снова, но теперь уже в лучшую сторону. Может быть, это будет Кин – они подходят друг другу. Кин умен, он никогда не совершит подобной ошибки. Ошибки, убившей любовь.
Что привело его сюда, на эту тихую улочку спального района? К дому, давно принадлежащему чужим людям? Дому, в котором он узнал предательство на вкус. Тогда он решил, что никогда и никого не предаст в этой жизни, что скорее умрет, чем сделает это. Он нарушил собственное слово, он предал дружбу, он предал любовь, свою собственную любовь. Сато не знал, любил ли его Горо в действительности, или неопытному Шигено это только казалось. Это было уже не важно – потому что результат был одним и тем же. Все его сомнения, страхи, тревоги – все это уже ни стоило ни йены, как и его любовь. Потому что тот, кто остался сидеть в номере отеля, не верил в любовь и не доверял никому и ничему, кроме себя самого. И виноват в этом был только он, Сато Тосия. Предатель. Подлец. Ничтожество. Убийца. И трус.
Принять последствия своих действий. Осознать и принять все то, что принять и осознать невозможно. Наверное, так мог бы чувствовать себя мистер Гибсон. Наверное, ему также хотелось сдохнуть. Сато знал, что он не настолько силен, чтобы суметь жить с этим грузом. Гибсону было для чего жить, Тосии – нет. В какой-то момент он осознал себя стоящим на рельсах, и гудение поезда было так ясно слышно, так близко, что Тоси улыбнулся и закрыл глаза, подставляя лицо ласковым лучам солнца. Он ждал – освобождения и темноты, которая в этот раз заберет его навсегда. Но теперь он больше ее не боялся….
Удар был страшен, и в следующее мгновение Тоси понял, что его сбили с ног, а удары все сыпались и сыпались, жесткие, сильные удары, и безэмоциональный голос ругался, причудливо мешая японский и английский мат. Знакомый, такой знакомый голос, что Тосия открыл глаза, глядя в бледное до синевы лицо Шигено и чувствуя во рту металлический привкус собственной крови. Сато не понимал, как и зачем здесь оказался бывший друг. Все могло бы быть так просто….
- Зачем? – разбитые губы Сато улыбались, но в глазах были лишь пустота и тьма. – Усложняешь.
- Знаю, - Шигено, наконец, слез с Сато и теперь сидел рядом, закрыв лицо руками. К ним уже бежали люди, они что-то спрашивали, предлагали помощь, но Шигено только отмахнулся, что-то им объясняя, а затем легко подхватил безвольного Тосию на руки и понес к стоявшей неподалеку машине. Уже в отеле он опустил Тосию на кровать и просто сел рядом. За все это время Сато так и не пошевелился, только смотрел в его лицо своими невозможными зелеными глазами и молчал. И улыбался. Как же Шигено хотелось стереть эту улыбку, такую знакомую, такую родную и такую нежную. Эта беспомощная нежность что-то ломала в нем, рушила с таким трудом возведенные стены отстраненности и равнодушия, и на место этих стен снова приходили боль, непонимание, бессильная ярость на себя – все то, что он так старательно пытался забыть эти несколько долгих, жутких месяцев. Им действительно не стоило встречаться снова.
- Шигено-сан, зачем вы спасли меня? – Сначала Горо показалось, что этот тихий шепот ему послышался. Но Тоси смотрел на него, и его глаза требовали ответа с настойчивой беспощадностью.
- Не знаю. Наверное, просто хотел все-таки узнать, почему ты ушел. Я…не понимаю, что я сделал неправильно. Чем обидел тебя так, что ты решил уйти, даже не попытавшись объяснить мне мою ошибку. Я, наверное, эгоист, но я хотел бы знать.
- Ты ни в чем не виноват, Горо, - ладонь Сато нерешительно накрыла безвольно лежащую рядом ладонь любимого, а тот вздрогнул и вдруг как-то обмяк, сползая с кровати, опускаясь на колени перед Сато и касаясь лбом тыльной стороны его кисти.
- Тогда почему, Тоси?! Небеса, почему ты поступил так с нами? Я же любил тебя, я же все готов был для тебя сделать, только попроси. На руках носить, звезды, луну – все, все бы достал. Что было не так? Почему? – Боль, отчаянье, одиночество, горе и горечь, непонимание, бессилие. Все это выливалось сейчас, выплескивалось через пробитые той самой улыбкой бреши в обороне его души. Шигено не плакал, глаза оставались сухими, но тем страшнее были отрывистые, мучительные рыдания, сотрясавшие этого сильного человека. И Сато, как раньше, потянулся к нему, обнимая, прижимая его голову к своему плечу, гладя по волосам, шепча что-то успокаивающее в вихрастую макушку. Этот Горо был живой – страдающий, истерзанный в борьбе с самим собой, несчастный, – но он был живой, и Тоси просто не мог иначе. Вот только когда он попытался осторожно коснуться губами виска любимого, Шигено отстранился, снова прячась за отстранением, как за щитом. И пусть это уже было не то ледяное презрение, но Тоси отчетливо осознал: Горо никогда не простит его. Просто не сможет. Слишком глубока была рана, и слишком она была свежа. Шигено мог его понять, мог даже принять обратно, но не мог самого главного – простить. Они больше никогда не будут близки, потому что Горо всегда учился быстро, и этот урок он усвоил от и до.
- Ответь мне, Тосия. Почему ты сделал это с нами?
- Я, - а что он мог сказать? Что тогда это казалось самым разумным и логичным выходом? – Я думал, что ты просто жалеешь меня. А еще, что ты перепутал любовь с благодарностью. Так ведь часто бывает. Но в своем эгоизме я зашел так далеко, что мне мало было жалости и благодарности. Мне нужна была любовь. Которой, как я думал, не было. Вот так.
- Какой же ты ублюдок, - Шигено только устало вздохнул, опустошенный взрывом эмоций. – Ублюдок и эгоист. Ты думаешь, все вертится вокруг твоего увечья? Да плевать мне на него, как и большинству людей. Только ты на нем зациклился. Жалость? Благодарность? Сука ты….
- Горо….
- Ты знаешь, что со мной было после твоего ухода? Когда я твою записку прочитал, ты знаешь, что со мной было? – Шигено не кричал, он говорил сухим, бесцветным голосом, излагая факты, и Тосии было страшно, чудовищно страшно от этой сухой бесцветности. – Если бы Кин не догадался, что что-то случилось, думаю, я не сумел бы выжить. Он выбил дверь и привел меня в чувство. А потом неделями буквально жил у меня, заставляя есть, спать, нормально одеваться, принимать душ и не забывать о тренировках. Исправлял мои ошибки в играх, ругался со мной снова и снова, нашел детективное агентство….
- Тебе он нравиться? – Ладонь Тосии скользнула в волосы любимого, но Горо и этой ласки не позволил. Сато закрыл глаза. Он заслужил, но лучше бы Шигено кричал, лучше бы избил его до смерти, выместил боль и обиду предательства. Так было бы лучше для всех. Но Горо оставался спокоен, по-настоящему спокоен, и Сато чувствовал – это не наигранное спокойствие. Шигено действительно изменился. Наверное, он просто повзрослел.
- В смысле, как возможный любовник? Нет. Кин – это Кин. Но если он захочет, я буду спать с ним. Мне просто все равно, а с Кином не нужно прикрываться никакими чувствами.
- Ты….
- Тосия, я не могу. Просто не могу. Наверное, что-то во мне все же умерло. Я не умею объяснять. Просто чего-то больше нет, и не будет уже никогда.
- Я понимаю.
- Ты всегда меня понимал. Только самого важного так и не смог увидеть, - глухой голос Горо был горьким. – Что ж, раз ты в порядке, то больше говорить не о чем.
- Горо, не уходи.
- А зачем мне оставаться? Сато, мы больше не любовники. Ты даже больше не мой друг. Я не знаю незнакомого человека, для которого мог бы сделать больше, чем сделал уже для тебя. Нам действительно не о чем говорить. Я хотел бы, чтобы все было по-другому, но все получилось именно так. Прошу только, не вини себя, никто из нас ни в чем не виноват. Надеюсь, что ты будешь счастлив, ты заслуживаешь счастья. Но я дать тебе это счастье не смогу. Мы квиты теперь, и больше ничего друг другу не должны. По-моему, самое время поставить точку в этой истории.
Шигено поднялся и куда-то ушел, а вернулся уже с небольшим чемоданом в руках.
- Ты можешь оставаться здесь столько, сколько тебе будет нужно. Номер зарезервирован и оплачен еще на неделю, я не знал, сколько пробуду здесь. Деньги у тебя теперь есть, я перевел на твой счет достаточно крупную сумму, чтобы ты не испытывал столь острой нужды. Я, - Шигено вдруг опустил голову на мгновение и тяжело продолжил. – Я все еще очень люблю тебя, Тоси. И очень хочу для тебя счастья. Не отказывайся от денег, они пригодятся тебе. Береги себя, пожалуйста, любовь моя. И прощай.
- Постой, Горо, - сейчас, после прозвучавших слов, Сато просто не мог позволить ему уйти, уйти навсегда, безвозвратно. Он знал, что не может избежать этого, что Шигено не переубедить, что никакие слова не подействуют. Да и не будут слова достаточным основанием, ведь Горо один раз уже поверил в его слова. Шигено никогда не совершал дважды одних и тех же ошибок. А тот, услышав оклик, послушно остановился. Он не оборачивался, но вся спина выражала внимание. Он не хотел оставлять между ними малейшей недосказанности, предпочитая ни о чем не жалеть, а если и жалеть, то о сделанном, а не упущенном. И пусть ему самому сказать уже было нечего, но Тосия заслуживал права быть выслушанным, заслуживал, как никто другой.
- Горо, послушай. Я понимаю, что то, что я сделал...ты не простишь меня. Но, может быть, мы могли бы попытаться начать все с начала, с чистого листа? Заново познакомиться, заново узнать друг друга?
- Сато...не надо. Прошу тебя, - в голосе Шигено сквозила такая мука, что Тосия осекся, не закончив фразы. И правда, что он творит? Мучает любимого человека ради собственного удобства? Снова совершает ту же самую подлость?
- Прости, - тихое смирение в голосе. Он сделал все, что мог. Все ли? Но этот вопрос уже не имел ни смысла, ни ответа. Никогда не имел, на самом деле.
- Ты меня прости, Тоси. Постарайся забыть обо всем и просто быть счастливым, ладно?
"Я не смогу!"
"Я умру без тебя! Мне не за чем жить больше...."
"Я все отдам, только будь рядом. Я готов кем угодно для тебя быть, половичком назовешь - буду им, только рядом"
"Я люблю тебя"
Сато молча слушал удаляющиеся шаги. А потом их заглушил ковер.
Он снова остался один, только вот на этот раз по собственной вине.
Сколько прошло времени? Сколько еще пройдет таких же бессмысленных дней? Шигено учился жить без Сато, учился долго и тяжело, и даже спустя полгода он иногда, возвращаясь, все еще окликал любимого. Он не мог привыкнуть, не мог смириться. Через свои связи в Японии, через связи мистера Гибсона, которому как-то выложил все как есть по пьяной лавочке - и получил в ответ бесконечное участие и тепло, какое, наверное, мог бы дать отец, через детективное агентство и периодически мотающегося туда по каким-то своим делам Кина - он следил за жизнью любимого. У того все было хорошо. Оставленные деньги, запас которых Шигено пополнял очень равномерно и настолько понемногу, что заметить это можно было лишь совершив крупную покупку или с течением гораздо более длительного времени, так вот, запас этих денег помог, и теперь у Тоси снова был свой дом. Небольшая его квартирка в одном из недорогих домов - но это было лучше, чем ночевки под мостом. Теперь у Тосии была работа, приносившая небольшой, но вполне стабильный доход. А его перевод на заочное отделение в Институте и оплату этого самого обучения Шигено вообще провернул самостоятельно, так что вскоре Сато должны были почтой доставить уведомления, контрольные и экзаменационные вопросы уже второго курса. Горо знал - его любимый справиться, иначе и быть не может. Этого было мало, так ничтожно мало, но большего Шигено не предпринимал.
Когда Кин отдал ему конверт, Горо не понял. что в нем. Но когда Кин не ушел сразу, как делал это обычно по возвращению из Токио, а молча уселся на недавно купленный новенький диван, до Шигено дошло, что это может быть за письмо такое.
нет, ну правда, кто ему мог писать? Мать и отец достаточно часто звонили ему, да и он им тоже. Брату и сестре проще было кинуть ему электронное послание - и да, у него теперь был свой ноутбук, купленный по настоянию все того же Сато. Шимиизу ему не писала, остальные тоже особо не рвались общаться, разве что Комори пару раз позвонил, и то больше для приличия, как сильно подозревал Шигено. У него была новая жизнь, новые знакомые и друзья, у него были известность и слава - вот только Тосии рядом не было. И тут - письмо.
Первой реакцией было: порвать. Порвать, не читая, чтобы не сдерживать в который уже раз воспоминания о том, что никогда не сможет вернуться в его жизнь - воспоминания об их ночах, о горячем жасминовом чае, о прогулках в парках, о поцелуях украдкой в тиши тенистых аллей городских парков, о сплетении рук, душ и судеб в один клубок, в гордиев узел страсти и нежности, доверия и тепла.
Он бережно развернул это письмо, почти мгновенно забывая о присутствии Кина. Тот сидел, тянул жасминовый чай и молча смотрел куда-то в сторону. Горо даже почудилось на мгновение, что вид у него несколько виноватый, словно у нашкодившего кота. а потом письмо поглотило его, и за каждой строкой, в каждом слове был он - его любовь и его боль.
"Горо-кун, здравствуй.
Я очень долго думал, как же мне осмелиться написать тебе хотя бы короткое письмо, чтобы ты не разорвал его сразу по получении. Надеюсь, ты этого не сделал и сейчас читаешь эти строки.
Я не знаю, зачем пишу тебе. Быть может потому, что заметил твою заботу обо мне и хотел поблагодарить. Ты, как всегда, великодушен до безумия, а я снова чувствую, что ничем не заслужил такого человека в своей жизни.
Да, все еще в своей жизни. Я не могу выкинуть тебя из памяти, как ты просил. Не могу, потому что это означает для меня умереть. Всегда, с самого детства ты был рядом, ты был со мной. Ты помогал и поддерживал меня, терпел мой эгоизм, а иногда и мое неоправданное высокомерие. Ты всегда поддерживал меня, и поддерживаешь даже сейчас, не смотря на все те подлости и глупости, что я сотворил. Наверное, мне никогда не искупить свою вину, но это. наверное, уже мои проблемы.
Я сижу сейчас, пишу это письмо и вспоминаю о том времени, что мы провели вместе. Даже сейчас, после стольких месяцев одиночества, я не могу привыкнуть к твоему отсутствию. Михо говорит - а она иногда остается ночевать у меня, - что часто я зову тебя во сне. Она говорит это и краснеет, а я улыбаюсь, потому что вспоминаю тебя.
Знаешь, Горо, ты всегда был всем для меня. Мой первый друг, мой сильнейший соперник, мой возлюбленный и моя первая и единственная любовь. Часто мне кажется, что в моей жизни никого и не было больше - только ты. Я всегда следовал за тобой, и бейсбол был для меня тем, что могло стать связующим звеном между нами. Когда я потерял бейсбол, я был уверен, что потерял и тебя тоже. Мне хотелось только еще хотя бы раз, хотя бы немного побыть рядом с тобой.
Но действительность превзошла все мои ожидания. Ты ответил на мои чувства, и прошедшие два года были лучшими в моей жизни. Нет, они и были всей моей жизнью. Для меня не существовало ни прошлого, ни будущего. Но будущее неизбежно нас настигает. И оно пришло вместе с одной из твоих фанаток, увидевшей нас на нашем самом первом настоящем свидании. Ее слова разбудили меня, и они же вытащили самые давние, самые серьезные и темные страхи, что жили в глубине. И я потерял веру сначала в себя, а потом и в тебя. И ушел.
Я знаю, что должен был рассказать тебе сразу и о визите, и о письмах с лезвиями, об огромном количестве дорогих заказов по почте, об угрозах.... Я должен был рассказать, и мы сумели бы справиться со всем. Теперь я понимаю это, но тогда самым разумным казалось уехать подальше. Потому что за себя я не боялся, но за тебя - твою жизнь, твою репутацию, твой имидж - я боялся.
Я знаю, это не оправдывает подлости и предательства, и я не оправдываюсь, но пытаюсь объяснить, что двигало мною тогда, когда я уезжал от тебя. Ты - моя жизнь, и это не метафора. К счастью или сожалению, это всего лишь правда.
Однако сейчас все это не имеет смысла. ты принял решение и не отступишь от него ни на йоту, в этом ты, наверное, всегда останешься прежним.
Я просто хочу, чтобы ты знал: я тоже беспокоюсь о тебе, и все еще люблю тебя. И всегда буду любить.
Навсегда твой,
Сато Тосия"
Шигено уронил голову на руки и всхлипнул от боли и захлестнувшего его безумного одиночества, и руки Кина опустились на плечи, поддерживая, предлагая опору - и больше ничего. И Шигено с благодарностью эту опору принял.
Чуть желтоватые листы бумаги в беспорядке рассыпались по полу.
- Ты видел его? Как он? - Чуть хриплый голос Горо словно ножом разрезал висевшую на кухне тишину.
Кин долго молчал, он словно бы взвешивал все "за" и "против" в своем ответе. Шигено его не торопил, оставаясь неподвижным, и наконец кэтчер ответил.
- Мы особо не общались. Он просто отдал мне письмо для тебя.
- Но ты же видел его.
- Да, - Кин уже успел давным давно проклясть Маюмуру за то, что поддался на его просьбу передать это чертово письмо. С другой стороны, возможно, все было к лучшему. Как бы американец не презирал Сато, но отрицать очевидное он не мог и не хотел, а для него было очевидно: зеленоглазый японец все еще любил клозера Хорнетс, любил глубоко и беззаветно, и сожалел о своей ошибке. Вот только кого и когда спасали сожаления? Вопреки бытующим слухам, Кину никогда не нравилось иметь дело с болью, ни со своей, ни с чужой, и ему действительно тяжело было видеть эту разделенную на двоих боль. Видеть, и знать, что, быть может, все еще можно было бы исправить. - С ним все в порядке, Шигено.
Не то чтобы кэтчер сильно заботился о напарнике, но он и свою вину в этой ситуации чувствовал. В некотором роде. Наверное, все же стоило сказать то, что уже достаточно давно вертелось на кончике языка, и Кин, глубоко вздохнув, наконец сказал это:
- Шигено, послушай, ты бы определился уже, чего тебе надо. Либо он тебе по-прежнему нужен, ты его любишь - и тогда дай ему хотя бы шанс исправить допущенную ошибку. Или он тебе совсем чужой, и тогда за каким хреном ты сидишь тут и изображаешь мировую скорбь? Пока я вижу первое.
Спокойно и серьезно Кин смотрел в глаза вскинувшего голову Горо и думал о том, что японец сейчас похож на страдающего излишним упрямством осла, которому отчаянно хочется морковки и столь же отчаянно не хочется идти вперед. Сравнение заставило фыркнуть. Шигено это фырканье прекрасно расслышал, и нехороший прищур карих глаз сообщил собеседнику о том, что сейчас что-то будет.
- А ты так уверен, что я не определился? Или, может, тебе самому хочется определенности, а, Кин?
- В смысле? - Кэтчер отошел и, устроившись на соседнем стуле, как-то очень обидно приподнял бровь. Вроде бы и ничего жест не значил, но Шигено вспыхнул, словно сухая солома, на которую упал горящий факел.
- В самом прямом, напарничек, - да, в этой фразе нет шипящих. Горо все равно ее прошипел. - В ком же из нас ты так заинтересован?
Кэтчеру потребовалось несколько минут, чтобы осознать смысл вопроса, после чего последовала вполне предсказуемая реакция - Кин расхохотался. Кин сложился пополам от хохота, не в силах вздохнуть, не в силах даже вытереть выступившие от смеха слезы. Он смеялся громко, абсолютно искренне, со всхлипами. Он смеялся так, как не смеялся уже очень, очень давно. Он думал, что давно забыл, как надо смеяться - чтобы вот так, чтобы полностью и без остатка. Оказалось - ничего он не забыл. Только спустя минут десять он смог произнести хоть что-то внятное.
- Ну ты.... Умней ничего не придумал? - Фраза все равно прерывалась смешками и икотой, и кэтчер даже был вынужден выпить воды. Давно, давно он так не хохотал, пожалуй, с самого детства. Шигено попытался сделать вид, что ему стыдно, но он всегда был плохим актером, а потому в итоге махнул рукой и тоже рассмеялся.
- Прости. Но знаешь, зрелище тебя - вот такого - стоило всей глупости вопроса.
- Ладно, - Кин посерьезнел, хотя все равно то и дело давился смешками, но они становились все реже и реже. - А если серьезно, Шигено? Все равно тебе придется решать, именно тебе. Или ты любишь его - и тогда принимаешь таким, какой он есть, просто потому, что главное для тебя - это он, его счастье и возможность быть рядом. Или ты его не любишь - и тогда прекращай этот детский сад с присмотром на расстоянии и томными вздохами при луне. Пойми, Горо, ты же сам его не отпускаешь от себя. Вот этой самой помощью, заботой, вниманием - ты даешь ему надежду. А потом отталкиваешь прочь, словно шелудивую дворнягу. Так нельзя. Даже он не заслуживает подобного отношения. Никто не заслуживает.
- Я понимаю, но...
- Да нет никаких "но", Шигено. Пойми, чертова упрямая башка, решение за тебя никто не примет. Или бежишь от ответственности?
- Нет, - все же Кин не зря гордился логикой и умением просчитывать разные варианты игры. Глядя, как сверкнули карие глаза напарника, кэтчер довольно улыбнулся про себя. Кажется, он все же нашел верный ритм.
- А если "нет", то перестань ребячиться и будь, наконец, мужиком. А то реально как баба себя ведешь. Короче, я теперь в Токио лечу где-то через пару недель, и перед отъездом зайду за твоим ответом. Если его не будет, я передам твоему Сато, что между вами все закончено навсегда. Понял?
Шигено только кивнул, молча смотря куда-то в сторону, но Кин большего и не ждал. Его услышали, и он собирался поступить так, как и сказал. Дальше терпеть этот фарс, видеть, как оба мучают друг друга и мучаются сами, было выше его сил. Самого же его устраивали оба варианта решения данной проблемы. Поднявшись, он коротко кивнул напарнику и покинул его квартиру. Больше всего сейчас ему хотелось двух вещей: душа и сна.
Горо долго сидел неподвижно. Он прекрасно знал, что Кин был прав от первого и до последнего слова, хотя признавать это не хотелось совершенно. Перед самим собой не хотелось. Потому что как-то совсем не горел он желанием выглядеть в собственных глазах мерзавцем, подлецом и садистом, а так оно и получалось. Потому что именно он принял решение расстаться - после той самой встречи. Именно он сказал об этом, но даже не смог посмотреть в зеленые омуты. Он боялся? Боялся - чего? Увидеть там равнодушие? Но ведь знал, уже тогда знал, что его не будет. Тогда чего? Боялся, что любовь, боль и вина в глазах любимого камня на камне не оставит от его "железной" уверенности? Но тогда какая, ко всем чертям, уверенность? Почему он даже не обернулся, говоря о том, что больше они никогда не увидятся, что больше они никто и будущего у них нет?
Шигено с силой сжал кулаки. Он повел себя как трус тогда. Трус и последняя сволочь, но как он мог посмотреть в такие родные, такие любимые глаза? Как, когда даже от голоса все застывало внутри, словно над пропастью? Он не смог сделать шаг вниз - тот шаг, что, возможно, смог бы спасти их от боли и одиночества. Не смог - потому что испугался. Испугался, что не будет крыльев за спиной, что его просто поглотит тьма падения - а внизу ждут лишь острые камни, и нет дороги ввысь, потому что его крылья - это Сато. Один раз эти крылья уже сломались, предали его, покинули. Он боялся снова поверить им. Боялся, как боялся тогда, в далеком теперь детстве, когда раз за разом подавал во внешние углы страйк-зоны, отчаянно боясь попасть в беттера. Тогда его спасли тренер Йокогамы и Сато. Он боялся, как тогда, когда раз за разом подавал болы после проигрыша в финале Кубка Мира. Тогда его спас Кин. В этот раз не поможет никто, он сам должен разобраться с проблемой. Он не знал, где найти силы, чтобы сделать это.
Шигено тихо выругался сквозь зубы. Он не понимал, что делает сейчас в этой квартире. Он всегда сначала действовал, следуя зову сердца и эмоций, и хоть путь был труден и тернист, но он был четким и ясным, и в конечном счете всегда оказывался правильным. И, сказать по совести, ему отчаянно хотелось позволить Сато исправить эту его ошибку... нет, не так. Горо безумно хотелось самому просить у любимого человека прощения за все совершенные ошибки, просить, умолять о прощении и принятии. Горо чувствовал - Тоси простит, как прощал всегда. Простит и примет.
Вот только еще одна мысль не давала покоя. Достанет ли сил не вспоминать, никогда не вспоминать то, что произошло? Объективно оценивая реальность, страшного не случилось ничего. Ничего непоправимого. Горо приходилось и хуже в этой жизни. Но когда люди могли похвастаться объективностью? При всей силе и таланте Горо оставался всего лишь человеком. И сейчас он понимал, что если делать шаг навстречу, если снова пытаться строить отношения, то нельзя, никогда нельзя даже в мыслях вспоминать о том, что произошло между ними. Потому что оба не простят этого прежде всего самим себе. И первая же фраза поставит окончательный крест на всем, что еще может быть между ними.
Но как не вспоминать, если оно - было, если оно - вот оно, болит и ноет не до конца залеченной раной где-то в подреберье?
Отчаянье захлестнуло волной, отчаяние и растерянность. Как поступить? Что будет правильно? Что будет лучше для Сато? Для него? Для них?
...Когда Кин, как и обещал, зашел за ответом, Горо вручил ему запечатанный конверт. В ответ на внимательный взгляд темно-зеленых глаз кэтчера, Шигено усмехнулся кривовато и махнул рукой. Темные круги под красными от бессонницы глазами, искусанные губы, чуть дрожащие пальцы - все это Кин видел слишком отчетливо, чтобы комментировать объем конверта или его девственную чистоту. Он просто молча взял его и, кивнув на прощание, ушел. Шигено еще долго смотрел ему вслед с каким-то жутким, обреченным выражением лица, но сквозь эту обреченность фениксом прорывались блики надежды.
Автор: Старый змейсс
Фэндом: Major
Персонажи: Шигено Горо/Сато Тосия и другие персонажи аниме.
Жанр: виньетка, ангст и немного юмора
Рейтинг: вплоть до НЦ-ы.
Состояние: в процессе
Дисклеймер: отказ от прав.
Предупреждения: ООС, АУ, пост-пятый сезон. возможно середина шестого. POV героев.
Размещение: с согласия автора и (или) заказчика.
От автора: пишется по заявке Nailya.
Пролог.
Глава первая, в которой Горо задумывается над некоторыми вещами, а Сато плюет на последствия.
Глава вторая, в которой Маюмура пьет чай, Сато предается воспоминаниям, а Горо ревнует.
Глава третья, в которой Горо переживает, Сато надеется, а Кин исполняет роль сводни.
Глава четвертая, в которой Шигено смущается и ходит на свидания, Кин выступает в роли ангела-хранителя, а Сато находит смысл жизни.
Глава пятая, в которой Шигено взрослеет, Сато учится жить с последствиями, а Кина бесит детский сад.Игра прошла достаточно неплохо, хотя Шигено допустил достаточно много ошибок. Но Кин был готов к подобному и большую часть этих самых ошибок компенсировал за счет умелой блокировки и свободного передвижения по зоне страйка. Остальные же ошибки были незначительными и на результатах особо не сказались, разве что после игры Кин буквально пинками погнал напарника к штатному врачу. Но вот когда Шигено ни словом не возразил против указаний кэтчера, не касавшихся игры – вот тут удивилась вся команда. И в еще большее изумление повергло их известие о том, что их клозер умудрился серьезно перетрудить руку и плечо, и ему требуется как минимум пара недель отдыха не только от игр, но и от тренировок целом. Тренер тоже был удивлен: даже учитывая характер японца, настолько перетрудить руку, да еще так, чтобы никто не заметил, было достаточно сложно. Однако его удивление Кин развеял после того, как остальная команда разошлась.
- Кин, что происходит? Как ты допустил, чтобы парень перетрудил руку?
- Я не допускал, - как обычно невозмутимо ответил кэтчер. – Я солгал. Шигено не может сейчас играть. Вы сами видели, сколько ошибок он допустил.
- Но ведь все же хорошо….
- Потому что я был готов к чему-то подобному. Я дал вам причину отстранить Шигено от тренировок на законных основаниях. Две недели – не такой уж большой срок.
- Оно, конечно, да…. Но все же, если не травма, что случилось-то?
- Это его личное дело, сэр, - Кин был все также невозмутим. – Простите, сэр.
- Да ладно, - тренер только рукой махнул. Спорить с кэтчером имело столько же смысла, сколько и с камнем. И с тем же результатом. – Главное, скажи, если что-то серьезное.
- Обязательно, сэр.
На том разговор и закончился.
Все последующие дни Кин разве что не ночевал в квартире Шигено, буквально не спуская с парня глаз. И кто б ему сказал, за каким чертом он так выкладывался ради этого чертового япошки. Кэтчер не знал, зачем делает все это, зачем снова пытается наступить на те же самые грабли, но все равно делал. Именно он заставил Шигено не метаться по всему миру в отчаянных поисках, а нанять для этого профессионала. Услуги сыщика стоили не дешево, но репутация того стоила. Именно Кин заставлял совсем потерявшего себя Шигено вспоминать о еде, сне или повседневных делах. И когда кэтчер смотрел на такого Шигено – спокойного, не спорящего ни с чем, погасшего – он жалел о том, что и сам косвенно приложил руку к случившемуся. Кин боялся, что Сато удалось то, чего до него не удавалось сделать никому – сломать Шигено. И если это было действительно так, то Горо уже никогда не сможет стать прежним любимцем публики и «Королем фастболов», как с легкой руки журналистов теперь называли клозера Хорнетс. Его сравнивали с Гибсоном-старшим, утверждая, что тот именно Шигено передал этот титул. Сам мистер Гибсон, когда его спросили, ответил, что ничего и никому не передавал, а «мистер Шигено сам завоевал этот титул в нелегкой борьбе, а потому более чем достоин его». Но сейчас Кин видел просто сломанного двадцатидвухлетнего парня, впервые в жизни узнавшего, как это больно, когда тебя предает любимый человек. И даже выход на горку, который раньше так заводил Шигено, не смог помочь справиться с этим.
Когда странно знакомый голос в телефонной трубке попросил позвать к телефону мистера Шигено, Кин не предал этому значения, но когда Шигено в разговоре обратился к собеседнику «мистер Гибсон» - вот это Кина удивило. Настолько, что он внимательно прислушивался к разговору, хотя слышать мог только самого Горо.
- Нет, мистер Гибсон, со мной все в порядке…. Да. Да, конечно. Нет, у меня ничего не случилось. Да, я знаю, и бесконечно вам благодарен. Да. Да, мистер Гибсон. Как Младший? О? Примите мои поздравления. Надеюсь, что у них все сложится хорошо. Что? Нет, вряд ли я смогу. Нет, у меня дела. Простите. Как ваше здоровье? Я очень рад, сэр. Да, конечно. Обещаю. Всего хорошего, мистер Гибсон.
К тому моменту, как Шигено положил трубку, Кин уже примерно представлял себе степень знакомства, и удивлялся про себя, почему Шигено не обратился за помощью к столь влиятельным и богатым знакомым. Но спрашивать ничего не стал, просто взял на заметку.
Жизнь текла достаточно спокойно. Со временем Шигено явно смирился и даже перестал напоминать бледную тень себя самого. Кин вздохнул с облегчением: кажется, обошлось. К радости команды, Шигено снова переругивался с кэтчером, тренировался вместе со всеми, его подачи снова были сильными и точными, и, наверное, только Кин иногда замечал тщательно скрываемую пустоту в глубине карих глаз. В Шигено не было прежнего огня, он не погас, но стал другим – ровным и спокойным пламенем в очаге, а не безудержным лесным пожаром. Горо повзрослел, стал серьезнее и спокойнее, стал лучше владеть собой, улучшился и его контроль подач, и тренера и владелец были настолько довольны результатами, что после нескольких серьезных игр, выигранных благодаря Шигено, даже повысили ему гонорар. Японец улыбнулся и сдержано поблагодарил владельца, а Кин думал, что этот новый Шигено гораздо полезнее для команды. И только в самой глубине души он испытывал легкое сожаление о том мальчишке, который сгинул безвозвратно. Но так было лучше для всех, в том числе и для самого Горо.
Результаты поиска были неутешительными. Детективу удалось установить, что мистер Сато покинул США рейсом до Токио, но после его следы терялись в огромном мегаполисе. Он нигде не регистрировался, не устраивался на официальную работу, дома не появлялся, его бабушка с дедом ничего о внуке не знали. Впрочем, сыщик информировал нанимателя о том, что ему удалось отыскать сестру мистера Сато и его мать, и, возможно, через них он сумеет хотя бы нащупать след. Шигено благодарил детектива и снова шел тренироваться. Наверное, ему просто уже было все равно, он не знал. В мире больше не было красок, он стал плоским и серым, и Горо по большей части действительно было все равно. Когда его любимый бейсбол превратился для него в работу, которую нужно было выполнять ради других людей – товарищей по команде, родителей, мистера Гибсона? Горо не знал точно. Быть может тогда, когда в той игре, первой после ухода Тосии, он стоял на горке и не чувствовал ничего, кроме горечи и раздирающей душу в клочки боли. А может быть, когда заново привыкал засыпать в одиночестве. Уходя, Сато не взял ничего – ни денег, ни вещей. Он оставил даже свою пластиковую карту, и сначала Шигено очень беспокоился, как же Тоси будет без денег. Потом он беспокоиться перестал. Тосия принял решение, оборвал все нити и связи, и, судя по всему, сделал это навсегда. Горо и искал-то его больше уже для того, чтобы вернуть оставленные вещи, нежели чтобы поговорить или попросить вернуться. И только редкими теперь бессонными ночами он позволял себе вспомнить – и тогда спасительная пустота и равнодушие уходили, и возвращались боль, горе и отчаянное непонимание. Шигено бессильно и тихо плакал в подушку и в который раз уже искал в своих словах, действиях, желаниях и мыслях ту самую ошибку, которая заставила Сато уйти. Горо знал, что сам виноват во всем, что случилось, он не понимал Тосию, но никогда его не винил. Тот итак слишком долго выносил безалаберное и порой неосознанно жестокое поведение Шигено.
Горо никогда не думал, что скажет бывшему другу и бывшему любовнику при встрече. Наверное, им просто нечего будет сказать друг другу. И стоит ли встречаться? Вещи ведь можно и по почте отправить. Он давно бы так и сделал, если бы из дома вместе с Сато не пропала одна дешевая полароидная фотография – простой снимок, мгновения счастья, оказавшегося лишь снежинкой на ладони. Горо был уверен, что снимок забрал Тосия, но зачем? Быть может, при встрече Горо спросит его об этом. Наверное.
Шигено не любил эти ночи. Он считал их бессмысленными.
Жизнь продолжалась.
Найти работу оказалось трудно, невероятно трудно. Человеку без нормального высшего образования о приличной работе не стоило даже и мечтать, спорт ему был заказа, а работы, не требовавшие специальной квалификации, требовали хорошей выносливости, ловкости либо просто наличия обеих рук. Вот так и получилось, что Тосия кочевал с работы на работу, нигде не задерживаясь надолго – просто не получалось, его не брали на постоянную работу. Впрочем, ему вполне хватало. Питаясь дешевым раменом из уцененного супермаркета и частенько ночуя на улице – когда на мотель не хватало денег – Сато был вполне доволен своей нынешней жизнью. Она позволяла не думать ни о чем, кроме как о хлебе насущном. И о младшей сестренке, которая при каждой встрече смотрела на его умоляющими глазами, но хоть не заикалась больше о том, чтобы Тосия жил с ними. Иногда парень с каким-то полу безумным весельем думал, что если он захочет совершить самоубийство, то ему всего лишь нужно встретиться с собственной матерью. Впрочем, приступы такого веселья проходили быстро, оставляя после себя чувство стыда. А в особенно тяжелые моменты Тосия вынимал ту самую фотографию и смотрел на нее, иногда сидя так часами. Он не мог заставить себя отвести взгляд от весело и беззаботно смеющегося мальчишки, такого бесконечно счастливого, родного и любимого. Сато не плакал, не грустил даже – он только улыбался и смотрел. И все. И не думал ни о чем, кроме тех самых моментов счастья и нежности, которых так не хватало ему теперь. И слушая на улице радио или видя любимое лицо на телеэкране, он улыбался. Судя по новостям, у Шигено была небольшая травма после его отъезда – наверняка опять перетрудил плечо, - но все обошлось, и теперь «…мистер Шигено снова показывает великолепные результаты на поле. Согласно поступившим к нам сведениям, годовая сумма его контракта была увеличена почти в полтора раза и составила….». Сато был рад за любимого, в который раз убеждаясь, что все делал правильно.
В какой момент он заметил этого человека, следящего за его сестрой? Причем Сато и сам бы не сказал, с чего ему взбрела в голову дурь про слежку, не иначе как в мозгах случился в тот день основательный перекос. Но, проплутав с Михо по запутанным улочкам Гинзы, только укрепился во мнении. Следили за Михо, и пусть Тосия не был специалистом в этом вопросе, но и он мог бы сказать, что это не был простой преследователь. Кажется, у сестры что-то случилось, но она не собиралась сообщать об этом старшему брату, видимо, опасаясь того, как тот может воспринять просьбу о помощи.
- Михо, скажи, у тебя ничего не случилось? – Они как раз неторопливо прогуливались по аллеям одного из небольших сквериков. Девушка удивленно посмотрела на брата.
- Нет. А что такое?
- За тобой следят. Потому и спрашиваю.
- Ой! – Михо испугано ойкнула и заозиралась по сторонам. Сато хмыкнул, когда тот тип, что следовал за ними на некотором отдалении, улыбнулся и направился прямиком к ним.
- Приветствую вас, господин Сато, госпожа Михо, - вежливо поклонившись, мужчина протянул молодым людям визитку. Тосия только бровь приподнял, увидев название одного из известнейших в мире детективных агентств. – Меня зовут Накаяма Генчиро, я действую по поручению господина Шигено Горо.
Сато почувствовал себя так, словно ему отвесили сильнейшую оплеуху. Это могло означать только одно: все это время Горо искал его. Искал – и нашел. Буря в душе, видимо, отразилась на его лице, потому что сестра взяла его за руку, а в глазах мужчины появилась тревога.
- Что с вами, Сато-сан? Вам плохо?
- Нет, все в порядке, - слова казались чужими, словно их произносил совершенно посторонний человек, не имеющий к Тосии никакого отношения. – Что потребовалось от меня господину Шигено?
- Я не имею никакой информации по данному вопросу. Нам было необходимо только найти вас, и это заняло довольно много времени, надо сказать. Я даже не должен был ступать с вами в контакт, однако поскольку вы так ловко меня вычислили….
- Хорошо. И что теперь?
- Не знаю, господин Сато. Это зависит от нанимателя. Мистер Шигено был очень настойчив в требовании не упускать вас из виду. Могу предположить, что он захочет с вами встретиться. Но это лишь частные предположения.
- Благодарю вас, господин Накаяма.
Наверное, стоило бы побыстрее уехать отсюда, и Сато так и собирался сделать. Он просто не успел. Когда утром он уже выходил из мотеля, Шигено ждал его на улице, стоял, прислонившись к дверце такси, и смотрел. Молча смотрел, пристально, и Тосия почувствовал, как слабеют колени от этого взгляда. Потому что этот взгляд был другим, чужим, его Горо, его любимый не мог так смотрел. Не умел. А этот, новый Шигено, был старше, равнодушнее и жестче, и Сато просто не знал, что можно сказать этому человеку – такому далекому и чужому человеку с до боли знакомым лицом.
- Привет, - Шигено сам начал разговор. Даже голос изменился, в нем появились холодные, слегка отстраненные нотки, словно парню – нет, мужчине – было наплевать абсолютно на все. – Садись в машину.
- Шигено-сан, я не думаю, что, - тщетная попытка сопротивляться. Бесполезная. Этот Горо был совсем не тем юношей. Темнота в некогда ясных карих глазах ясно говорила об этом.
- Меня не интересует, что ты думаешь, Сато-сан, - усмешка была кривой и очень неприятной. И Сато послушно сел в такси, а затем также послушно поднялся в номер одного из самых престижных отелей Токио. Кажется, после их расставания Горо изменил своему наплевательскому отношению к имиджу преуспевающего спортсмена. Хорошая одежда, дорогие отели и равнодушная отстраненность от мира. Тосия до боли закусил губу, чтобы не позволить себе позорно распуститься. Он не имел права на слабость перед этим человеком. Они были никем друг для друга, незнакомыми, чужими людьми – и об этом не стоило забывать. Никогда.
- Итак, - Шигено устроился в кресле в гостиной, легким кивком указав бывшему другу на другое. – Простите, что вынужден вас беспокоить, Сато-сан. Однако мне необходимо вернуть вам ваши вещи, очевидно, забытые вами в спешке, а также потребовать возвратить то, что вы украли из моего дома.
- Украл? – Только и смог выдавить потрясенный этой речью Тоси. Горо никогда не разговаривал так. Никогда. Холодные грани его вежливого презрения резали в кровь того, на кого были обращены, и Сато чувствовал, как жизнь по капле вытекает из этих незримых ран. Когда же Горо-кун успел стать таким жестоким?
- Да, - спокойно кивнул в подтверждение Горо…нет, мистер Шигено, один из лучших игроков Мэйджор Лиги, клозер команды «Индиана Хорнетс». – Чтобы освежить вашу память, подзапылившуюся за давностью, уточню, что речь идет о некой фотографии, не представляющей для вас никакой ценности. Я попросил бы вернуть ее. Моя благодарность вам, разумеется, будет выражена в материальной форме.
Презрение, равнодушное презрительное пренебрежение. Острые, словно ледяные клинки, слова. Равнодушие и темнота в карих глазах за занавесью ресниц. Спокойные, экономные движения. Сато не мог смотреть на него – такого. Не мог молчать – это было слишком больно. И он опустил глаза, тихо спросив:
- Почему ты стал таким, Горо? Что с тобой случилось?
В ответ раздался смешок, жесткий, но так похожий на выдох сквозь стиснутые зубы. Сато не осмелился поднять глаза. Никогда еще он не чувствовал себя таким трусом и ничтожеством.
- Я не позволял вам обращаться ко мне по имени, господин Сато. Вы ясно дали мне понять, что мы с вами – совершенно чужие люди. Что же до причин…. Думаю, ледяная ванная – замечательно средство от иллюзий молодости. И прекрасное средство для взросления. Кин мог бы запатентовать это изобретение. Думаю, оно могло бы приносить немалый доход, - Шигено откинулся на спинку кресла. – Итак, ваши вещи я готов вернуть вам немедленно, включая вашу банковскую карту. В случае, если фото не у вас, я готов сопровождать вас до места его нахождения.
- Я не отдам тебе…вам это фото, господин Шигено, - боль терзала изнутри, рвала сердце на кровавые ошметки. Мир не имел смысла. Горо всегда был жизнью Тосии, но теперь в самом Горо больше не было жизни. Сато чудилось, что он попал в какой-то жуткий кошмар, и чтобы выбраться, нужно лишь проснуться. Проснуться, и все снова будет в порядке. Это ведь не может быть правдой. Потому что если это – правда, если все это на самом деле, то, выйдя отсюда, он просто умрет. Жизни больше не осталось.
- Мы могли бы заранее обговорить сумму вознаграждения. Поверьте, я могу заплатить достаточно, чтобы вы смогли приобрести приличное жилье и закончить заочно прерванный вами курс обучения. Если же вам этого не достаточно, я мог бы добавить некоторую сумму живыми деньгами на вашу банковскую карту. Думаю, это хорошие условия. Даже слишком.
- Вы, безусловно, очень щедры, господин Шигено, - голос Тосии теперь был абсолютно бесцветным, пустым и тихим. Он знал, что для него все закончилось, и теперь просто хотел уйти отсюда поскорее, чтобы больше не видеть того, во что превратился добрый, сильный и такой любимый человек. Все еще любимый. Навсегда любимый. – Однако я вынужден отказаться от столь щедрого вознаграждения. Вам вообще не стоило затрачивать столько средств, чтобы привезти мне вещи, которые я оставил за ненадобностью. Прикажите служащим выкинуть их. Вот интересующий вас снимок. Прощайте.
Фото легло на прозрачную поверхность журнального столика, словно могильный камень. Наверное, так оно и было. Это была могила давней дружбы и старой любви, могила, в которой были похоронены сердце и душа Сато. И с могильным стуком закрылась за ним дверь. Господин Шигено его не удерживал.
Все повторялось также, как и несколько месяцев назад. Снова он шел по улицам города, сам не зная, куда и зачем идет. Снова внутри была лишь пустота, наполненная ужасом и тьмой. Тосия не мог даже плакать. Да он даже вину свою почувствовать толком не мог, хотя осознавал ее. В нескольких словах Горо рассказал ему, что с ним случилось. Значит, ледяная ванная и Кин. Зачем? Ответ напрашивался, и Тосия мог бы почувствовать боль, если бы еще мог что-то чувствовать. Но он не мог. Все, все ушло. Его больше не было, да его и никогда не было, за исключением тех двух лет, полных счастья и радости. Теперь от них не осталось ничего. Они сами сделали это с собой, сами уничтожили себя. Шигено стал тем, кем стал, но он сможет выжить и, возможно, однажды кто-то изменит его снова, но теперь уже в лучшую сторону. Может быть, это будет Кин – они подходят друг другу. Кин умен, он никогда не совершит подобной ошибки. Ошибки, убившей любовь.
Что привело его сюда, на эту тихую улочку спального района? К дому, давно принадлежащему чужим людям? Дому, в котором он узнал предательство на вкус. Тогда он решил, что никогда и никого не предаст в этой жизни, что скорее умрет, чем сделает это. Он нарушил собственное слово, он предал дружбу, он предал любовь, свою собственную любовь. Сато не знал, любил ли его Горо в действительности, или неопытному Шигено это только казалось. Это было уже не важно – потому что результат был одним и тем же. Все его сомнения, страхи, тревоги – все это уже ни стоило ни йены, как и его любовь. Потому что тот, кто остался сидеть в номере отеля, не верил в любовь и не доверял никому и ничему, кроме себя самого. И виноват в этом был только он, Сато Тосия. Предатель. Подлец. Ничтожество. Убийца. И трус.
Принять последствия своих действий. Осознать и принять все то, что принять и осознать невозможно. Наверное, так мог бы чувствовать себя мистер Гибсон. Наверное, ему также хотелось сдохнуть. Сато знал, что он не настолько силен, чтобы суметь жить с этим грузом. Гибсону было для чего жить, Тосии – нет. В какой-то момент он осознал себя стоящим на рельсах, и гудение поезда было так ясно слышно, так близко, что Тоси улыбнулся и закрыл глаза, подставляя лицо ласковым лучам солнца. Он ждал – освобождения и темноты, которая в этот раз заберет его навсегда. Но теперь он больше ее не боялся….
Удар был страшен, и в следующее мгновение Тоси понял, что его сбили с ног, а удары все сыпались и сыпались, жесткие, сильные удары, и безэмоциональный голос ругался, причудливо мешая японский и английский мат. Знакомый, такой знакомый голос, что Тосия открыл глаза, глядя в бледное до синевы лицо Шигено и чувствуя во рту металлический привкус собственной крови. Сато не понимал, как и зачем здесь оказался бывший друг. Все могло бы быть так просто….
- Зачем? – разбитые губы Сато улыбались, но в глазах были лишь пустота и тьма. – Усложняешь.
- Знаю, - Шигено, наконец, слез с Сато и теперь сидел рядом, закрыв лицо руками. К ним уже бежали люди, они что-то спрашивали, предлагали помощь, но Шигено только отмахнулся, что-то им объясняя, а затем легко подхватил безвольного Тосию на руки и понес к стоявшей неподалеку машине. Уже в отеле он опустил Тосию на кровать и просто сел рядом. За все это время Сато так и не пошевелился, только смотрел в его лицо своими невозможными зелеными глазами и молчал. И улыбался. Как же Шигено хотелось стереть эту улыбку, такую знакомую, такую родную и такую нежную. Эта беспомощная нежность что-то ломала в нем, рушила с таким трудом возведенные стены отстраненности и равнодушия, и на место этих стен снова приходили боль, непонимание, бессильная ярость на себя – все то, что он так старательно пытался забыть эти несколько долгих, жутких месяцев. Им действительно не стоило встречаться снова.
- Шигено-сан, зачем вы спасли меня? – Сначала Горо показалось, что этот тихий шепот ему послышался. Но Тоси смотрел на него, и его глаза требовали ответа с настойчивой беспощадностью.
- Не знаю. Наверное, просто хотел все-таки узнать, почему ты ушел. Я…не понимаю, что я сделал неправильно. Чем обидел тебя так, что ты решил уйти, даже не попытавшись объяснить мне мою ошибку. Я, наверное, эгоист, но я хотел бы знать.
- Ты ни в чем не виноват, Горо, - ладонь Сато нерешительно накрыла безвольно лежащую рядом ладонь любимого, а тот вздрогнул и вдруг как-то обмяк, сползая с кровати, опускаясь на колени перед Сато и касаясь лбом тыльной стороны его кисти.
- Тогда почему, Тоси?! Небеса, почему ты поступил так с нами? Я же любил тебя, я же все готов был для тебя сделать, только попроси. На руках носить, звезды, луну – все, все бы достал. Что было не так? Почему? – Боль, отчаянье, одиночество, горе и горечь, непонимание, бессилие. Все это выливалось сейчас, выплескивалось через пробитые той самой улыбкой бреши в обороне его души. Шигено не плакал, глаза оставались сухими, но тем страшнее были отрывистые, мучительные рыдания, сотрясавшие этого сильного человека. И Сато, как раньше, потянулся к нему, обнимая, прижимая его голову к своему плечу, гладя по волосам, шепча что-то успокаивающее в вихрастую макушку. Этот Горо был живой – страдающий, истерзанный в борьбе с самим собой, несчастный, – но он был живой, и Тоси просто не мог иначе. Вот только когда он попытался осторожно коснуться губами виска любимого, Шигено отстранился, снова прячась за отстранением, как за щитом. И пусть это уже было не то ледяное презрение, но Тоси отчетливо осознал: Горо никогда не простит его. Просто не сможет. Слишком глубока была рана, и слишком она была свежа. Шигено мог его понять, мог даже принять обратно, но не мог самого главного – простить. Они больше никогда не будут близки, потому что Горо всегда учился быстро, и этот урок он усвоил от и до.
- Ответь мне, Тосия. Почему ты сделал это с нами?
- Я, - а что он мог сказать? Что тогда это казалось самым разумным и логичным выходом? – Я думал, что ты просто жалеешь меня. А еще, что ты перепутал любовь с благодарностью. Так ведь часто бывает. Но в своем эгоизме я зашел так далеко, что мне мало было жалости и благодарности. Мне нужна была любовь. Которой, как я думал, не было. Вот так.
- Какой же ты ублюдок, - Шигено только устало вздохнул, опустошенный взрывом эмоций. – Ублюдок и эгоист. Ты думаешь, все вертится вокруг твоего увечья? Да плевать мне на него, как и большинству людей. Только ты на нем зациклился. Жалость? Благодарность? Сука ты….
- Горо….
- Ты знаешь, что со мной было после твоего ухода? Когда я твою записку прочитал, ты знаешь, что со мной было? – Шигено не кричал, он говорил сухим, бесцветным голосом, излагая факты, и Тосии было страшно, чудовищно страшно от этой сухой бесцветности. – Если бы Кин не догадался, что что-то случилось, думаю, я не сумел бы выжить. Он выбил дверь и привел меня в чувство. А потом неделями буквально жил у меня, заставляя есть, спать, нормально одеваться, принимать душ и не забывать о тренировках. Исправлял мои ошибки в играх, ругался со мной снова и снова, нашел детективное агентство….
- Тебе он нравиться? – Ладонь Тосии скользнула в волосы любимого, но Горо и этой ласки не позволил. Сато закрыл глаза. Он заслужил, но лучше бы Шигено кричал, лучше бы избил его до смерти, выместил боль и обиду предательства. Так было бы лучше для всех. Но Горо оставался спокоен, по-настоящему спокоен, и Сато чувствовал – это не наигранное спокойствие. Шигено действительно изменился. Наверное, он просто повзрослел.
- В смысле, как возможный любовник? Нет. Кин – это Кин. Но если он захочет, я буду спать с ним. Мне просто все равно, а с Кином не нужно прикрываться никакими чувствами.
- Ты….
- Тосия, я не могу. Просто не могу. Наверное, что-то во мне все же умерло. Я не умею объяснять. Просто чего-то больше нет, и не будет уже никогда.
- Я понимаю.
- Ты всегда меня понимал. Только самого важного так и не смог увидеть, - глухой голос Горо был горьким. – Что ж, раз ты в порядке, то больше говорить не о чем.
- Горо, не уходи.
- А зачем мне оставаться? Сато, мы больше не любовники. Ты даже больше не мой друг. Я не знаю незнакомого человека, для которого мог бы сделать больше, чем сделал уже для тебя. Нам действительно не о чем говорить. Я хотел бы, чтобы все было по-другому, но все получилось именно так. Прошу только, не вини себя, никто из нас ни в чем не виноват. Надеюсь, что ты будешь счастлив, ты заслуживаешь счастья. Но я дать тебе это счастье не смогу. Мы квиты теперь, и больше ничего друг другу не должны. По-моему, самое время поставить точку в этой истории.
Шигено поднялся и куда-то ушел, а вернулся уже с небольшим чемоданом в руках.
- Ты можешь оставаться здесь столько, сколько тебе будет нужно. Номер зарезервирован и оплачен еще на неделю, я не знал, сколько пробуду здесь. Деньги у тебя теперь есть, я перевел на твой счет достаточно крупную сумму, чтобы ты не испытывал столь острой нужды. Я, - Шигено вдруг опустил голову на мгновение и тяжело продолжил. – Я все еще очень люблю тебя, Тоси. И очень хочу для тебя счастья. Не отказывайся от денег, они пригодятся тебе. Береги себя, пожалуйста, любовь моя. И прощай.
- Постой, Горо, - сейчас, после прозвучавших слов, Сато просто не мог позволить ему уйти, уйти навсегда, безвозвратно. Он знал, что не может избежать этого, что Шигено не переубедить, что никакие слова не подействуют. Да и не будут слова достаточным основанием, ведь Горо один раз уже поверил в его слова. Шигено никогда не совершал дважды одних и тех же ошибок. А тот, услышав оклик, послушно остановился. Он не оборачивался, но вся спина выражала внимание. Он не хотел оставлять между ними малейшей недосказанности, предпочитая ни о чем не жалеть, а если и жалеть, то о сделанном, а не упущенном. И пусть ему самому сказать уже было нечего, но Тосия заслуживал права быть выслушанным, заслуживал, как никто другой.
- Горо, послушай. Я понимаю, что то, что я сделал...ты не простишь меня. Но, может быть, мы могли бы попытаться начать все с начала, с чистого листа? Заново познакомиться, заново узнать друг друга?
- Сато...не надо. Прошу тебя, - в голосе Шигено сквозила такая мука, что Тосия осекся, не закончив фразы. И правда, что он творит? Мучает любимого человека ради собственного удобства? Снова совершает ту же самую подлость?
- Прости, - тихое смирение в голосе. Он сделал все, что мог. Все ли? Но этот вопрос уже не имел ни смысла, ни ответа. Никогда не имел, на самом деле.
- Ты меня прости, Тоси. Постарайся забыть обо всем и просто быть счастливым, ладно?
"Я не смогу!"
"Я умру без тебя! Мне не за чем жить больше...."
"Я все отдам, только будь рядом. Я готов кем угодно для тебя быть, половичком назовешь - буду им, только рядом"
"Я люблю тебя"
Сато молча слушал удаляющиеся шаги. А потом их заглушил ковер.
Он снова остался один, только вот на этот раз по собственной вине.
Сколько прошло времени? Сколько еще пройдет таких же бессмысленных дней? Шигено учился жить без Сато, учился долго и тяжело, и даже спустя полгода он иногда, возвращаясь, все еще окликал любимого. Он не мог привыкнуть, не мог смириться. Через свои связи в Японии, через связи мистера Гибсона, которому как-то выложил все как есть по пьяной лавочке - и получил в ответ бесконечное участие и тепло, какое, наверное, мог бы дать отец, через детективное агентство и периодически мотающегося туда по каким-то своим делам Кина - он следил за жизнью любимого. У того все было хорошо. Оставленные деньги, запас которых Шигено пополнял очень равномерно и настолько понемногу, что заметить это можно было лишь совершив крупную покупку или с течением гораздо более длительного времени, так вот, запас этих денег помог, и теперь у Тоси снова был свой дом. Небольшая его квартирка в одном из недорогих домов - но это было лучше, чем ночевки под мостом. Теперь у Тосии была работа, приносившая небольшой, но вполне стабильный доход. А его перевод на заочное отделение в Институте и оплату этого самого обучения Шигено вообще провернул самостоятельно, так что вскоре Сато должны были почтой доставить уведомления, контрольные и экзаменационные вопросы уже второго курса. Горо знал - его любимый справиться, иначе и быть не может. Этого было мало, так ничтожно мало, но большего Шигено не предпринимал.
Когда Кин отдал ему конверт, Горо не понял. что в нем. Но когда Кин не ушел сразу, как делал это обычно по возвращению из Токио, а молча уселся на недавно купленный новенький диван, до Шигено дошло, что это может быть за письмо такое.
нет, ну правда, кто ему мог писать? Мать и отец достаточно часто звонили ему, да и он им тоже. Брату и сестре проще было кинуть ему электронное послание - и да, у него теперь был свой ноутбук, купленный по настоянию все того же Сато. Шимиизу ему не писала, остальные тоже особо не рвались общаться, разве что Комори пару раз позвонил, и то больше для приличия, как сильно подозревал Шигено. У него была новая жизнь, новые знакомые и друзья, у него были известность и слава - вот только Тосии рядом не было. И тут - письмо.
Первой реакцией было: порвать. Порвать, не читая, чтобы не сдерживать в который уже раз воспоминания о том, что никогда не сможет вернуться в его жизнь - воспоминания об их ночах, о горячем жасминовом чае, о прогулках в парках, о поцелуях украдкой в тиши тенистых аллей городских парков, о сплетении рук, душ и судеб в один клубок, в гордиев узел страсти и нежности, доверия и тепла.
Он бережно развернул это письмо, почти мгновенно забывая о присутствии Кина. Тот сидел, тянул жасминовый чай и молча смотрел куда-то в сторону. Горо даже почудилось на мгновение, что вид у него несколько виноватый, словно у нашкодившего кота. а потом письмо поглотило его, и за каждой строкой, в каждом слове был он - его любовь и его боль.
"Горо-кун, здравствуй.
Я очень долго думал, как же мне осмелиться написать тебе хотя бы короткое письмо, чтобы ты не разорвал его сразу по получении. Надеюсь, ты этого не сделал и сейчас читаешь эти строки.
Я не знаю, зачем пишу тебе. Быть может потому, что заметил твою заботу обо мне и хотел поблагодарить. Ты, как всегда, великодушен до безумия, а я снова чувствую, что ничем не заслужил такого человека в своей жизни.
Да, все еще в своей жизни. Я не могу выкинуть тебя из памяти, как ты просил. Не могу, потому что это означает для меня умереть. Всегда, с самого детства ты был рядом, ты был со мной. Ты помогал и поддерживал меня, терпел мой эгоизм, а иногда и мое неоправданное высокомерие. Ты всегда поддерживал меня, и поддерживаешь даже сейчас, не смотря на все те подлости и глупости, что я сотворил. Наверное, мне никогда не искупить свою вину, но это. наверное, уже мои проблемы.
Я сижу сейчас, пишу это письмо и вспоминаю о том времени, что мы провели вместе. Даже сейчас, после стольких месяцев одиночества, я не могу привыкнуть к твоему отсутствию. Михо говорит - а она иногда остается ночевать у меня, - что часто я зову тебя во сне. Она говорит это и краснеет, а я улыбаюсь, потому что вспоминаю тебя.
Знаешь, Горо, ты всегда был всем для меня. Мой первый друг, мой сильнейший соперник, мой возлюбленный и моя первая и единственная любовь. Часто мне кажется, что в моей жизни никого и не было больше - только ты. Я всегда следовал за тобой, и бейсбол был для меня тем, что могло стать связующим звеном между нами. Когда я потерял бейсбол, я был уверен, что потерял и тебя тоже. Мне хотелось только еще хотя бы раз, хотя бы немного побыть рядом с тобой.
Но действительность превзошла все мои ожидания. Ты ответил на мои чувства, и прошедшие два года были лучшими в моей жизни. Нет, они и были всей моей жизнью. Для меня не существовало ни прошлого, ни будущего. Но будущее неизбежно нас настигает. И оно пришло вместе с одной из твоих фанаток, увидевшей нас на нашем самом первом настоящем свидании. Ее слова разбудили меня, и они же вытащили самые давние, самые серьезные и темные страхи, что жили в глубине. И я потерял веру сначала в себя, а потом и в тебя. И ушел.
Я знаю, что должен был рассказать тебе сразу и о визите, и о письмах с лезвиями, об огромном количестве дорогих заказов по почте, об угрозах.... Я должен был рассказать, и мы сумели бы справиться со всем. Теперь я понимаю это, но тогда самым разумным казалось уехать подальше. Потому что за себя я не боялся, но за тебя - твою жизнь, твою репутацию, твой имидж - я боялся.
Я знаю, это не оправдывает подлости и предательства, и я не оправдываюсь, но пытаюсь объяснить, что двигало мною тогда, когда я уезжал от тебя. Ты - моя жизнь, и это не метафора. К счастью или сожалению, это всего лишь правда.
Однако сейчас все это не имеет смысла. ты принял решение и не отступишь от него ни на йоту, в этом ты, наверное, всегда останешься прежним.
Я просто хочу, чтобы ты знал: я тоже беспокоюсь о тебе, и все еще люблю тебя. И всегда буду любить.
Навсегда твой,
Сато Тосия"
Шигено уронил голову на руки и всхлипнул от боли и захлестнувшего его безумного одиночества, и руки Кина опустились на плечи, поддерживая, предлагая опору - и больше ничего. И Шигено с благодарностью эту опору принял.
Чуть желтоватые листы бумаги в беспорядке рассыпались по полу.
- Ты видел его? Как он? - Чуть хриплый голос Горо словно ножом разрезал висевшую на кухне тишину.
Кин долго молчал, он словно бы взвешивал все "за" и "против" в своем ответе. Шигено его не торопил, оставаясь неподвижным, и наконец кэтчер ответил.
- Мы особо не общались. Он просто отдал мне письмо для тебя.
- Но ты же видел его.
- Да, - Кин уже успел давным давно проклясть Маюмуру за то, что поддался на его просьбу передать это чертово письмо. С другой стороны, возможно, все было к лучшему. Как бы американец не презирал Сато, но отрицать очевидное он не мог и не хотел, а для него было очевидно: зеленоглазый японец все еще любил клозера Хорнетс, любил глубоко и беззаветно, и сожалел о своей ошибке. Вот только кого и когда спасали сожаления? Вопреки бытующим слухам, Кину никогда не нравилось иметь дело с болью, ни со своей, ни с чужой, и ему действительно тяжело было видеть эту разделенную на двоих боль. Видеть, и знать, что, быть может, все еще можно было бы исправить. - С ним все в порядке, Шигено.
Не то чтобы кэтчер сильно заботился о напарнике, но он и свою вину в этой ситуации чувствовал. В некотором роде. Наверное, все же стоило сказать то, что уже достаточно давно вертелось на кончике языка, и Кин, глубоко вздохнув, наконец сказал это:
- Шигено, послушай, ты бы определился уже, чего тебе надо. Либо он тебе по-прежнему нужен, ты его любишь - и тогда дай ему хотя бы шанс исправить допущенную ошибку. Или он тебе совсем чужой, и тогда за каким хреном ты сидишь тут и изображаешь мировую скорбь? Пока я вижу первое.
Спокойно и серьезно Кин смотрел в глаза вскинувшего голову Горо и думал о том, что японец сейчас похож на страдающего излишним упрямством осла, которому отчаянно хочется морковки и столь же отчаянно не хочется идти вперед. Сравнение заставило фыркнуть. Шигено это фырканье прекрасно расслышал, и нехороший прищур карих глаз сообщил собеседнику о том, что сейчас что-то будет.
- А ты так уверен, что я не определился? Или, может, тебе самому хочется определенности, а, Кин?
- В смысле? - Кэтчер отошел и, устроившись на соседнем стуле, как-то очень обидно приподнял бровь. Вроде бы и ничего жест не значил, но Шигено вспыхнул, словно сухая солома, на которую упал горящий факел.
- В самом прямом, напарничек, - да, в этой фразе нет шипящих. Горо все равно ее прошипел. - В ком же из нас ты так заинтересован?
Кэтчеру потребовалось несколько минут, чтобы осознать смысл вопроса, после чего последовала вполне предсказуемая реакция - Кин расхохотался. Кин сложился пополам от хохота, не в силах вздохнуть, не в силах даже вытереть выступившие от смеха слезы. Он смеялся громко, абсолютно искренне, со всхлипами. Он смеялся так, как не смеялся уже очень, очень давно. Он думал, что давно забыл, как надо смеяться - чтобы вот так, чтобы полностью и без остатка. Оказалось - ничего он не забыл. Только спустя минут десять он смог произнести хоть что-то внятное.
- Ну ты.... Умней ничего не придумал? - Фраза все равно прерывалась смешками и икотой, и кэтчер даже был вынужден выпить воды. Давно, давно он так не хохотал, пожалуй, с самого детства. Шигено попытался сделать вид, что ему стыдно, но он всегда был плохим актером, а потому в итоге махнул рукой и тоже рассмеялся.
- Прости. Но знаешь, зрелище тебя - вот такого - стоило всей глупости вопроса.
- Ладно, - Кин посерьезнел, хотя все равно то и дело давился смешками, но они становились все реже и реже. - А если серьезно, Шигено? Все равно тебе придется решать, именно тебе. Или ты любишь его - и тогда принимаешь таким, какой он есть, просто потому, что главное для тебя - это он, его счастье и возможность быть рядом. Или ты его не любишь - и тогда прекращай этот детский сад с присмотром на расстоянии и томными вздохами при луне. Пойми, Горо, ты же сам его не отпускаешь от себя. Вот этой самой помощью, заботой, вниманием - ты даешь ему надежду. А потом отталкиваешь прочь, словно шелудивую дворнягу. Так нельзя. Даже он не заслуживает подобного отношения. Никто не заслуживает.
- Я понимаю, но...
- Да нет никаких "но", Шигено. Пойми, чертова упрямая башка, решение за тебя никто не примет. Или бежишь от ответственности?
- Нет, - все же Кин не зря гордился логикой и умением просчитывать разные варианты игры. Глядя, как сверкнули карие глаза напарника, кэтчер довольно улыбнулся про себя. Кажется, он все же нашел верный ритм.
- А если "нет", то перестань ребячиться и будь, наконец, мужиком. А то реально как баба себя ведешь. Короче, я теперь в Токио лечу где-то через пару недель, и перед отъездом зайду за твоим ответом. Если его не будет, я передам твоему Сато, что между вами все закончено навсегда. Понял?
Шигено только кивнул, молча смотря куда-то в сторону, но Кин большего и не ждал. Его услышали, и он собирался поступить так, как и сказал. Дальше терпеть этот фарс, видеть, как оба мучают друг друга и мучаются сами, было выше его сил. Самого же его устраивали оба варианта решения данной проблемы. Поднявшись, он коротко кивнул напарнику и покинул его квартиру. Больше всего сейчас ему хотелось двух вещей: душа и сна.
Горо долго сидел неподвижно. Он прекрасно знал, что Кин был прав от первого и до последнего слова, хотя признавать это не хотелось совершенно. Перед самим собой не хотелось. Потому что как-то совсем не горел он желанием выглядеть в собственных глазах мерзавцем, подлецом и садистом, а так оно и получалось. Потому что именно он принял решение расстаться - после той самой встречи. Именно он сказал об этом, но даже не смог посмотреть в зеленые омуты. Он боялся? Боялся - чего? Увидеть там равнодушие? Но ведь знал, уже тогда знал, что его не будет. Тогда чего? Боялся, что любовь, боль и вина в глазах любимого камня на камне не оставит от его "железной" уверенности? Но тогда какая, ко всем чертям, уверенность? Почему он даже не обернулся, говоря о том, что больше они никогда не увидятся, что больше они никто и будущего у них нет?
Шигено с силой сжал кулаки. Он повел себя как трус тогда. Трус и последняя сволочь, но как он мог посмотреть в такие родные, такие любимые глаза? Как, когда даже от голоса все застывало внутри, словно над пропастью? Он не смог сделать шаг вниз - тот шаг, что, возможно, смог бы спасти их от боли и одиночества. Не смог - потому что испугался. Испугался, что не будет крыльев за спиной, что его просто поглотит тьма падения - а внизу ждут лишь острые камни, и нет дороги ввысь, потому что его крылья - это Сато. Один раз эти крылья уже сломались, предали его, покинули. Он боялся снова поверить им. Боялся, как боялся тогда, в далеком теперь детстве, когда раз за разом подавал во внешние углы страйк-зоны, отчаянно боясь попасть в беттера. Тогда его спасли тренер Йокогамы и Сато. Он боялся, как тогда, когда раз за разом подавал болы после проигрыша в финале Кубка Мира. Тогда его спас Кин. В этот раз не поможет никто, он сам должен разобраться с проблемой. Он не знал, где найти силы, чтобы сделать это.
Шигено тихо выругался сквозь зубы. Он не понимал, что делает сейчас в этой квартире. Он всегда сначала действовал, следуя зову сердца и эмоций, и хоть путь был труден и тернист, но он был четким и ясным, и в конечном счете всегда оказывался правильным. И, сказать по совести, ему отчаянно хотелось позволить Сато исправить эту его ошибку... нет, не так. Горо безумно хотелось самому просить у любимого человека прощения за все совершенные ошибки, просить, умолять о прощении и принятии. Горо чувствовал - Тоси простит, как прощал всегда. Простит и примет.
Вот только еще одна мысль не давала покоя. Достанет ли сил не вспоминать, никогда не вспоминать то, что произошло? Объективно оценивая реальность, страшного не случилось ничего. Ничего непоправимого. Горо приходилось и хуже в этой жизни. Но когда люди могли похвастаться объективностью? При всей силе и таланте Горо оставался всего лишь человеком. И сейчас он понимал, что если делать шаг навстречу, если снова пытаться строить отношения, то нельзя, никогда нельзя даже в мыслях вспоминать о том, что произошло между ними. Потому что оба не простят этого прежде всего самим себе. И первая же фраза поставит окончательный крест на всем, что еще может быть между ними.
Но как не вспоминать, если оно - было, если оно - вот оно, болит и ноет не до конца залеченной раной где-то в подреберье?
Отчаянье захлестнуло волной, отчаяние и растерянность. Как поступить? Что будет правильно? Что будет лучше для Сато? Для него? Для них?
...Когда Кин, как и обещал, зашел за ответом, Горо вручил ему запечатанный конверт. В ответ на внимательный взгляд темно-зеленых глаз кэтчера, Шигено усмехнулся кривовато и махнул рукой. Темные круги под красными от бессонницы глазами, искусанные губы, чуть дрожащие пальцы - все это Кин видел слишком отчетливо, чтобы комментировать объем конверта или его девственную чистоту. Он просто молча взял его и, кивнув на прощание, ушел. Шигено еще долго смотрел ему вслед с каким-то жутким, обреченным выражением лица, но сквозь эту обреченность фениксом прорывались блики надежды.
@музыка: Ночные снайперы - Пороховая
@темы: Фанфик, title: Major, вид спорта: бейсбол
-
-
19.06.2010 в 10:43Мда, мучил автор бедных героев...
-
-
19.06.2010 в 10:52-
-
19.06.2010 в 10:54-
-
19.06.2010 в 11:06-
-
21.06.2010 в 10:50Интересно, что написал Горо в том письме? Жду продолжения.
-
-
21.06.2010 в 19:20Так что я рад, что хоть кому-то нравиться))