Такао/Мидорима. Мини. Без названия.

[spokon]

Автор: Aya_Koshkina
Вычитка: Курокушка глазастенький и любит шейк
Название: Нет
Пейринг: Такао/Мидорима
Рейтинг: R
Жанр: почти PWP, повседневность
Размер: 1052 слова (мини)
Диклеймер: выгоды не извлекаю, на персонажей, сериал и художественную значимость текста не претендую
Предупреждения: OOC, писалось на заявку с кинк-феста

Enjoy?

Это хочется выплавить…
Вырвать из тела, выскрести из-под кожи.
Такао смотрит на Шинтаро и впивается ногтями в мякоть ладоней в попытке удержать это в себе.
Ему хочется причинять боль.
Реальную, физическую боль.
Чтобы Шин-чан снова ожил, выбрался из своего льдистого кокона пораженчества.
Чтобы выстуженные зеленые глаза вспыхнули, чтобы зрачки расширились от удивления, чтобы тонкие губы пропустили удивленное ругательство.
Чтобы он перестал думать об этом чертовом Акаши, чтобы не вспоминал закончившуюся проигрышем игру с Ракузаном, чтобы он снова стал обычным.
Такао хочется всего этого, но он лишь сильнее сжимает кулаки и отворачивается.
Не смотрит, как Мидорима на автомате водит по телу мочалкой, как темнеют, намокая, ненормально зеленые волосы, как кровь с прокушенной губы смывается еле теплой водой.
Такао хочется чем-нибудь разбить эту тишину, взрезать ее, как клинком, окрасить ее в цветограмму звука.
Он поворачивается к Шинтаро, с минуту следит за его механическими движениями мочалкой по телу, представляет вместо нее свои руки и решается.
Такао не старается скрыть свое присутствие, возвращается под струи воды и почти вплотную подходит к Шин-чану, прижимается к нему грудью и отбирает мочалку.
Выливает на густую бахрому гель для душа, вспенивает и с почти материнской нежностью проводит по сведенным в судороге лопаткам, скользит пенной дорожкой вдоль позвоночника, оглаживает поясницу.
Мидорима вздрагивает, на секунду приходит в себя и кидает на Такао такой отчаянный взгляд, что тот не сдерживается.
Впечатывает несопротивляющегося Шинтаро в кафельную стену, прижимается к нему, впиваясь сильными пальцами в бока.
- Когда ты такой, мне хочется то ли трахнуть тебя, то ли выпустить тебе кишки, - шепчет он в чуть выступающую лопатку и прикусывает кожу.
Тело под ним вздрагивает, приходит в движение, немного оживает.
Как Железный Дровосек после машинного масла.
Мидорима выгибает шею под неудобным углом, жилы напрягаются при движении, и Такао ведет от этого.
Он приподнимается, проводит языком по выступающей мышце и кусает.
- Так что же… ты выбираешь? - Шин-чан сбивается, шепчет, в голосе проскальзывают болезненные нотки, но он не делает ни одной попытки вырваться.
Такао зализывает место укуса, проводит языком по отметинам от зубов и слышит, как начинает разгоняться сердце Шинтаро, как частит пульс, как подводит дыхание, вырвавшееся с тихим всхлипом.
Такао хочется быть нежным, хочется целовать каждый позвонок, хочется языком обводить каждую напряженную мышцу, пальцами гладить подрагивающий живот.
Ему хочется оставлять синяки на светлой коже, схватить за волосы и тянуть, пока не хрустнут шейные позвонки, пальцами впиться в ребра и сжать до боли.
Хочется вырвать это суматошное, живое сердце.
Хочется поставить на колени и оттрахать, как в дешевом порнофильме.
Хочется убить.
В его голове слишком много «хочется», он путается, тонет в них, не может выбрать среди сотни правильных вариантов один.
Такао опускается, как слепой кот, тычется носом и губами в спину Шинтаро, вылизывает кожу и сразу же отплевывается от пены.
Приподнимает одну руку Мидоримы, ведет губами от предплечья до длинных пальцев, втягивает их в рот и кусает.
Шин-чан охает, дергает рукой, и Такао кажется, что под зубами поползла кожа.
Он выпускает пальцы изо рта, разворачивает Шинтаро лицом к себе и смотрит на его растерянное лицо.
Любуется им прежде, чем потянуться к губам, прежде, чем закрыть глаза и не видеть таких явных признаков оттаивания.
Такао прикусывает нижнюю губу Мидоримы, заставляет его приоткрыть рот и вылизывает его.
Это не поцелуй, это что-то большее.
Это подчинение.

***

Это зависимость.
Шинтаро пытается отвечать на эту хаотичную ласку, но не успевает, не может подстроиться под отсутствующий ритм.
Его потряхивает, мышцы на руках и животе напрягаются почти по собственной воле.
В ожидании прикосновения, укуса, поцелуя, удара.
Мидорима не открывает глаза, ему кажется, что это все не по-настоящему.
Что, как только он посмотрит на распластывающего его по кафелю Такао, все исчезнет.
Расколется и рухнет под ноги тонкими осколками, как стеклянные дома.
Голова пустая, в ней звенит от напряжения, от предвкушения.
В ней нет места их проигрышу, нет места ни для чего.
Только Такао.
Только его губы, зубы, руки.
Такао оставляет в покое его рот, опускается губами к шее и проводит чувствительную линию от нижней челюсти до чуть выступающей ключицы.
Горькая, как самый черный шоколад, нежность сквозит в каждом его жесте.
В оглаживающих руках, в успокаивающих губах, в поверхностном дыхании.
Шинтаро хочется подчиняться, хочется подставляться, хочется не думать.
Когда Такао опускается перед ним на колени, получается не только не думать, он на секунду забывает, как дышать.
Такао почти ничего не делает, только смотрит из-под опущенных ресниц и, словно раздумывая, касается члена самыми кончиками пальцев.
Шинтаро прошибает дрожь, его самую малость выгибает, но Такао этого хватает.
Он обнимает губами головку, вылизывает ее, как кошка сливки, не дает привыкнуть к себе – руки оглаживают напряженные мышцы на бедрах, язык выводит концентрические круги по чувствительной плоти.

***

Мидорима стонет на выдохе, и это настолько живой звук, что мозги у Такао почти отключаются.
Он пальцами проводит по внутренней стороне бедра Шин-чана, собирает остатки пены и проскальзывает ими между ягодиц, проводит, чуть надавливая, по входу и вбирает член до середины.
Мидорима теряется в ощущениях, Такао чувствует это.
Он выпускает член изо рта, оставляет только головку и на пробу касается ее языком.
Шин-чан не шевелится, только дрожит, и от этого его снова хочется укусить.
Такао даже не сразу заметил, как желание причинить боль, расколоть лед и оживить Шинтаро сменилось на дикую нежность, на желание отвлечь и доставить удовольствие.
Всегда так…
Такао гладит чувствительную головку языком, как слепой, касается пальцами бедренной косточки и сам начинает расслабляться.
Его отпускает и этот психанутый Акаши, и их проигрыш, и окаменевший Шин-чан.
Такао поднимается с коленей, обхватывает голову Шинтаро и тянет к себе.
Целует, целует со вкусом, с упоением, с торопливой и жадной лаской языков, с прикусыванием губ, со смешивающимся на двоих тяжелым дыханием.
Мидорима опускает одну руку к их членам, но Такао отталкивает ее.
Он хочет все сделать сам, хочет, чтобы Шин-чан кончил из-за него.
Такао одной рукой сильнее цепляется за шею Шинтаро, второй обхватывает оба члена и ловит губами тихий стон.
Его начинает затапливать, кончики пальцев немеют, и, когда Такао открывает глаза, он видит, что с Шин-чаном происходит то же самое.
Мидорима щурится, как сонный кот, на каждом вдохе облизывает губы, прикусывает их.
В глазах ни капли разумности, только жажда, голод, жизнь.
- Сейчас, - хрипит от долгого молчания Такао и чувствует, что Шин-чан выгибается.
Их тянет друг к другу навстречу, выплескивает друг на друга, они оседают вязкими каплями на мокрых телах друг друга - и так и должно быть.
Такао проводит пальцами по отметинам своих зубов, прижимается к Шинтаро и шепчет ему куда-то в грудную клетку:
- Живой… Теперь ты живой, Шин-чан.