Выполнение заявок.

[spokon]

Название: Игра.
Автор: Старый змейсс
Фэндом: Major
Персонажи: Маюмура Кен, Сато Тосия и другие персонажи аниме.
Жанр: ангст и мозговыннос, но с ХЭ
Рейтинг: NC-чего-то-там
Состояние: закончен
Дисклеймер: отказ от прав.
Предупреждения: ООС, АУ, пост-сериал (в том числе и шестой сезон)
Размещение: с согласия автора и (или) заказчика.
От автора: пишется по заявке Kirara Nogashi Простите, ПВП не получилось, я его вообще не люблю писать.... Ну, надеюсь, все равно понравится.

Это выглядело настоящим безумием. Да это и есть безумие. Тесные кабинки общественных туалетов, пустые раздевалки, в лучшем случае – замызганные комнатушки дешевых мотелей из тех, где не спрашивают имя пока в бумажнике хватает наличности. У них ее хватало, у них не хватало – времени. Быстрый секс, похожий на насилие, если бы не был добровольным. Никакой нежности, минимум заботы о партнере и только чистая страсть, густо замешанная на адреналине. Только жесткие руки, только поцелуи, похожие на укусы – до синяков, до крови. Никакой подготовки, никакой ласки и уж тем паче никакой любви. Любовь – это не к ним, это где-то у кого-то там, за пределами неровного дыхания и стонов, за пределами рваного ритма движений. Потому что здесь – только страсть, только стремление обладать и не подчиняться, только сила и снова страсть – дикая, животная, темная.
Больше – ничего нет.
Больше ничего – не надо.
И темное пламя по венам – не погасить, не спрятать, можно только притушить на некоторое время – до следующей встречи, которая обязательно будет. Кто победит в этой схватке? Кто проиграет?

Огромный стадион, до отказа забитый зрителями. Игра. И от рева трибун закладывает уши. Они играют сегодня, Tokyo Warriors и Yokohama Blue Ocean – две команды, которых называют вечными противниками с той самой игры почти двадцать лет назад. Об этой игре давно уже не помнит практически никто из собравшихся на стадионе. Да и незачем. Сегодня играю другие игроки, и новые звезды сияют ярко.
Глаза в глаза – секунды после команды судьи превращаются в часы и дни, а потом время утрачивает смысла. Потому что питчер бросает, а беттер отбивает, и снова, и снова, и снова.
Пока кто-то из них не победит.
Пока кто-то из них не проиграет.
Сегодня Воинам не повезло. Сато знает, что каждый из них сделал для победы все возможное, но бейсбол – это игра. И как в любой игре здесь присутствует неопределенность. Ничего не предопределено до самого конца. Все можно изменить. Сато знает об этом. Для него бейсбол – не удовольствие, а необходимость.
Можно перестать дышать? Сато ответит «можно». Но для него бейсбол нужнее воздуха. Он – единственное, что у него осталось. Эта игра, давно ставшая для него азартной. Вскипающий в крови адреналин – на короткие мгновения многих схваток. Особенно таких как сегодня. Сато чувствует, что ему стоит освежиться, иначе не получается прогнать прочь это темное пламя не сгоревшего до конца адреналина. Оно ищет выхода, оно жжет изнутри вместе с горечью поражения.
Когда ему заламывают руку, он сопротивляется отчаянно. Драка – это тоже вполне себе неплохой выход. Сато не любит драться, он вообще не любит конфликтов вне поля, но сейчас ему откровенно плевать на собственные предпочтения.
Он сопротивляется до того момента, как слышит над ухом знакомый равнодушно-спокойный голос Маюмуры:
- Ты проиграл. Я собираюсь трахнуть тебя. Можешь отказаться.
Тосия замирает на миг, но все то же пламя заставляет его усмехнуться, хотя усмешка больше похожа на оскал.
- Попробуй…
И презрительный смешок в ответ. А потом его просто толкают лицом к стене, и жесткие руки вынуждают наклониться. Питчер Ocean кажется спокойным и равнодушным, хотя Сато чувствует, что под этой ледяной коркой бушует настоящий тайфун страстей. Тосия не знает, каких именно, но сильно подозревает, что очень похожих на его собственные. Бывший однокашник, а ныне противник отпускает руки, уверенный, что Тосия ничего не предпримет, и он, в общем-то, прав. Потому что в этот раз Воины проиграли. Потому что оказались слабее. Он оказался слабее. Побежденный принадлежит победителю. Все правильно. Именно так он думает, впившись зубами в собственную руку, когда Маюмура берет его, почти без подготовки, жестко и сильно вталкиваясь вглубь.
Для Сато это – первый раз. Первый вообще. Он думает, что так и должно быть. Он знает, что может быть иначе, но – не с ним. Потому что иначе – это нежность, ласка, забота и внимание, но это возможно только с тем, к кому ты не равнодушен. Сато знает, что Маюмуре на него плевать. Ему самому тоже плевать на Маюмуру. Он просто ждет, когда все закончится.
Нельзя издать ни звука, нельзя показать слабость.
Боль – это слабость.
Слабость – недопустима.
Когда все заканчивается, Сато сползает по стенке вниз, потому что ноги не держат, а Кен все также равнодушно-спокойно приводит себя в порядок. Сато кажется, прошли часы. Маюмура знает – все это заняло не больше получаса. Маюмура знает, что, не смотря на боль, в следующий раз Сато снова согласиться. Потому что это помогает.
Он знает. По себе.
Потому, уже уходя, он бросает через плечо:
- До встречи.

Они не жестоки друг с другом. Они никогда не проявляют жестокости, не переступают ту самую границу, за которой секс превращается в насилие. Нет, они не жестоки, они просто полностью равнодушны друг к другу. Кроме этой страсти, кроме удовлетворения минутных желаний тела, между ними больше ничего нет.
Они никогда не говорят друг с другом, кроме необходимого минимума слов. Им просто не о чем говорить. Они не любовники, не друзья…. Сато не знает, кто они друг для друга, но каждый раз, чувствуя жесткие движения чужого члена внутри, или двигаясь сам, он отчетливо понимает, что эти встречи становятся все больше и больше необходимы ему. И это пугает его до нервной дрожи.
Потому что любая зависимость – это тоже слабость.
А слабость недопустима. Нигде. Никогда. Ни с кем.
А еще Тосия понимает, что не хочет проигрывать Маюмуре никогда. Потому что победитель принадлежит побежденному. Точка. Когда Blue Ocean проиграли, Сато понял, что правило это действует в обе стороны. Потому что именно тогда Маюмура просто и спокойно разделся и сам стал так, что поза не оставила никаких сомнений. Но даже и в такой позе он не выглядел проигравшим, побежденным. Он оставался холодным и равнодушным, и Тоси до дрожи, до сжатых кулаков хотелось взломать этот лед, чтобы – осколки во все стороны. Чтобы – действительно поражение. Чтобы – навсегда.
Это чувство не ушло до сих пор, но теперь оно стало немного другим. Ломать было интересно, но после многих ночей Тосия осознал, что еще интереснее узнавать, что же таится в глубине, под коркой льда, под толщей воды.
Маюмура напоминает ему океан.
Его персональная terra incognita.

В первый раз их застукали товарищи Сато по команде. В какой-то запасной раздевалке домашнего стадиона Воинов. Тогда Сато даже не сообразил сразу, что произошло, слишком был занят, пытаясь хоть как-то смягчить толчки. Потому что при каждом угол скамейки сильно врезался в живот, причиняя лишнюю боль.
Сато не сразу сообразил, а потом было поздно, потому что молоденький питчер – недавнее приобретение их команды, застыл на пороге, заливаясь таким алым оттенком, что казалось – вот-вот сгорит. Парень дышал судорожно и открывал рот, явно пытаясь что-то сказать, но слова не шли.
А пришедший в себя от неожиданности Тосия цинично подумал, что пацана зрелище явно не только смутило. Вон как заблестели темные глаза, как прикусил губу бессознательно. Мысль не вызвала стыда, только усмешку. Тосия облизнул губы и слегка подался назад. Питчер вздрогнул и отвел глаза.
А Маюмура не прервал своего занятия, только выдал абсолютно равнодушно:
- Пошел вон.
Парня как ветром сдуло. А питчер, словно извиняясь за случившееся, чуть изменил угол и скорость движений, и Тосия почувствовал, как физиология берет свое. Кэтчер Вариорс был удивлен, но виду не подал. Обычно каждый сам справлялся с собственным телом, и Сато бесчисленное количество раз вынужден был дрочить самому себе после уходя Маюмуры, чтобы тоже получить хоть какую-то разрядку. А чтобы победитель позволил себе что-то подобное….
Нет, Тосия действительно был удивлен. Впрочем, это не мешало ему получить разрядку и удовольствие.

Иногда они переступают грань. Тогда, когда адреналин перехлестывает через край. Когда становиться невозможно удержать под контролем пламя, текущее по венам вместо крови. Тогда они идут в мотель, и именно после таких ночей у кого-то из них долго не сходят с запястий отчетливые красные следы. Да и не только они.
Они не жестоки друг с другом. Они просто пользуются друг другом. Для них это – лучший выход. По крайней мере, он их полностью устраивает.

- Сато, так не может продолжаться.
Солнечный летний день в одном из небольших кафе. Тосия пьет холодную воду. Ему жарко в темной водолазке с длинным рукавом, но ничего другого надеть просто не получилось. Длинные рукава превосходно скрывают запястья, а воротник – искусанную до кровоподтеков шею. И потому ему безумно жарко в этот летний день. А еще вчера Маюмура несколько заигрался, и теперь Сато отчаянно хочется пить, и он никак не может напиться. Холодная минералка помогает не особо, но ничего другого под рукой нет. А сидящий напротив питчер Вариорс смотрит с тревогой и заботой, и Тосия начинает тихо его ненавидеть, понимая, чем это вызвано. Ненавидеть за то, что это у этого паренька не карие глаза под растрепанными вихрами, и зовут его не Горо, и вообще….
- Почему ты позволяешь ему так обращаться с собой?! Так же нельзя, это не правильно!
Тосия молча тянет воду через соломинку – тонкое издевательство над собственной жаждой, - и думает, что он действительно извращенец. По крайней мере, таковым ясно виден окружающим. Он усмехается про себя.
- А ты так уверен, что знаешь, что для меня правильно, а что – нет?
Парень на миг отводит глаза, и Тосия получает очередное подтверждение, высказанное тихим, чуть ломким голосом:
- Я только добра тебе хочу….
Победителей не судят. Пока они продолжают побеждать.
А Иширо продолжает пытаться, все еще надеясь на что-то. Глупый, глупый мальчик. Так слаб.
- Брось ты его. Ты себе лучше найдешь. Давай я тебя с девушкой хорошей познакомлю? Или с парнем, если уж так. Только перестань так издеваться над собой. Тут ребята посоветовались и решили набить ему морду, чтоб от тебя отстал….
- Стоп, - ладонь Тоси опускается на стол с негромким хлопком, но производит эффект выстрела из гранатомета. Тосия позволяет раздражению на некоторое время взять над собой верх. – Не стоит лезть в мои дела. Пока я показываю высокие результаты, то, с кем и как я трахаюсь – только мое личное дело.
- Но, - последняя отчаянная попытка….
- Отъебись.
Сато встает и одним движением стряхивает чужую руку со своего предплечья. Шустрый мальчик. И когда только успел. Левая рука взрывается болью, и Тосия с удивлением понимает, что только что раздавил стакан с минералкой. Он хмыкает и уходит, игнорирую попытки персонала оказать ему медицинскую помощь.

Когда Сато осознает, что этих редких встреч ему не достаточно? Когда понимает, что стал слишком зависеть от жесткого равнодушного льда в этих сине-зеленых глазах, отливающих иногда серым стальным блеском? Когда к нему окончательно приходит мысль о том, что эти встречи – единственное, что позволяет спастись от боли, одиночества и тоски?
Тосия не знает, но ночами, просыпаясь от очередного кошмара, он ловит себя на желании позвонить Маюмуре. И сжимает кулаки, и долго сидит, кутаясь в простыню, и смотрит в одну точку куда-то перед собой. А потом, спустя несколько часов, поворачивается к прикроватной тумбочке и осторожно берет в руки фотографию, чтобы до утра смотреть в лицо, в горящие задором карие глаза, до рези вглядываться в счастливую улыбку Шигено, обращенную к своей жене. Тосия и сам улыбается, немного грустно. Острая боль давно ушла, но тоска и пустота никуда не делись, поджидая своего часа. Потом Тосия кладет фото стеклом вниз и снова ложится, хотя знает, что через несколько минут ему уже надо вставать. Это неважно. Он закрывает глаза и представляет себя на месте Дженни. Это сложно, но если постараться, у него получается, и тогда….
Это бывает редко, но Сато об этом не жалеет. Потому что за минуты удовольствия он платит жестокой болью вернувшейся реальности. Он знает, что не смог бы выносить подобного часто. Наверное, он действительно слаб. В отличие от Маюмуры.
Почему-то мысли все чаще обращаются к питчеру Blue Ocean. Сато понимает, что Маюмура Кен занимает в них слишком много места. Непозволительно много. Сато пугает это, он слишком боится того, что это может означать. Он хочет выигрывать, выигрывать, чтобы больше никогда не чувствовать член Маюмуры в собственной заднице.
Страх заставляет защищаться.
Только вот способы защиты у каждого разные.

Это был обычный прием, благотворительный светский вечер, на который было невозможно не прийти. Оставалось лишь скучать, потягивая холодное шампанское из высокого чуть запотевшего бокала, и благодарить всех богов этого мира, что кто-то додумался поставить в зале несколько кондиционеров.
Тоси действительно было скучно. Точнее, даже не скучно – ему было пусто и одиноко, он чувствовал себя абсолютно чужим среди этих разодетых персон, и безумно хотелось уйти, а рядом стоял Маюмура – холодный и спокойный, и оглядывал зал с таким видом, словно хоть сейчас с удовольствием переморозит тут всех. Не то чтобы Сато возражал…. И, наверное, следовало бы завести беседу, вот только ничего не шло на ум, кроме старых школьных дней, а их вспоминать совершенно не хотелось. Пока он соображал, к ним подошли несколько человек, и вскоре толпа развела их. Честно говоря, Сато вздохнул с облегчением.
Вот только когда он, улизнув с приема как только это стало возможным и допустимым, подходил к своей любимой черной Honda NSX, его руку вдруг заломили совсем как тогда, и тихий голос Маюмуры прошептал на ухо:
- Сато….
И этот голос испугал кэтчера Вариорс до безумия, потому что он был не таким, совсем не таким, каким ему быть полагалось. Это был не холод вечных льдов, нет. В голосе слышалось ласковое тепло прибрежной волны где-нибудь на песчаном пляже Филиппин, слышалась мягкость ночного веерка и бархатная темнота южной ночи, в которой звезды и луна такие вполне себе сумасшедшие, что и у людей совсем крышу сносит под мягкий рокот прибоя…..
А захват стал мягким, почти осторожным, и Тосия буквально выдрался из этих рук, отшатываясь. Не верящий взгляд столкнулся с мягким, теплым взглядом, который уже вновь начал подергиваться корочкой прежнего льда.
А в голове билось только одно: «Не получиться. Я не поддамся тебе. Я буду тем, кто сломает тебя, а не наоборот!» И губы исказились улыбкой, и руки оттолкнули прочь с такой силой, что как только на ногах удержался-то. Сато словно со стороны смотрел на себя самого: вот он смеривает Маюмуру презрительным взглядом, вот садиться в машину, заводит мотор, вот поворачивается к так и не сказавшему ни слова питчеру и коротко бросает:
- Я тебе не шлюха. Хочешь кого-то трахнуть, иди в бордель, - и снова усмехается, на этот раз язвительно и с оттенком превосходства. – А хочешь трахнуть меня, сначала победи.
Он уезжает, не оглядываясь больше, но он знает, что Кен смотрит ему вслед.

С тех пор они не виделись, и Сато думает, что это к лучшему. Правил нельзя нарушать, а Маюмура нарушил правила, которые сам же и установил. Сато не понимает, зачем питчер Оушен сделал подобное, и от этого ему становиться только страшнее. Тосия вообще перестает что бы то ни было понимать, и прошедшие с того злополучного приема полтора года понимания никак не добавляют.
Их жизни пересекаются лишь на поле, да еще на редких официальных мероприятиях, и ни один из них не пытается надеть маску. Обоим все равно. Сато действительно все равно – ему давно все равно. Наверное, тоже с того самого вечера. А в последнее время тоска и безнадежность усилились, и пустота, эта пыльная, душащая пустота, она все ближе. Сато уже чувствует ее пальцы на собственном горле, чувствует все чаще, и отчетливое понимание того, что это означает, даже приносит облегчение. В конце концов, какая разница, как сдохнуть? Хотя лучше всего было бы на поле, как отец Хонды. Или как брат сенсея в Кайдо.
Единственная смерть, достойная воина.
Сато знает, что подобное везение ему не светит.
А еще Сато знает, что в этом проклятом богами мире спасти его могут два человека, и обоим он не нужен и через порог. И это знание вселяет уверенность в скором окончании этого фарса.

Когда в дверь звонят, Сато удивляется. Он не ждет гостей, но удивление становиться еще сильнее, когда на пороге обнаруживается Маюмура собственной персоной. Тосия не успевает сказать ничего, потому что его вталкивают в квартиру и прижимают к крепкому телу, а губы накрывают губы, и это настолько по-другому, настолько иначе, что Тосия только замирает в этих руках. В поцелуе, в объятиях сквозит нежная осторожность, но Сато не верит. Не может поверить.
Он знает, что не поддастся на эту уловку. Но губы по-прежнему нежны, и тело, откликаясь на ласку, расслабляется в заботливых руках Кена. Сато ни черта не понимает, но ему нравиться, а Маюмурра тихо говорит, и в его голосе нет льда. Сато хочется увидеть его глаза, чтобы убедиться, но объятия слишком крепкие.
А Кен говорит, и Тосия даже не сразу понимает, что тот имеет в виду. Понимание приходит мгновенно, буквально сваливаясь на него тяжелым грузом чужих чувств и собственной то ли вины, то ли горечи.
- ...так что я не позволю тебе уйти. Надо будет, силой удержу. Если для того, чтобы ты остался, нужно постоянно сражаться с тобой, я буду это делать. Но сейчас, только один раз, позволь мне не трахать, а любить тебя. Пожалуйста, Тоси.
Наверное, Сато слишком размяк, но он только вздыхает едва заметно, и обнимает питчера Оушен в ответ, осторожно поглаживая того по напряженной спине. Он все равно не верит, не может заставить себя поверить, но понимает, что ему самому уже нечего терять. Совсем. Потому что единственное, что до сих пор удерживало от звонка бывшему другу – собственная гордость. Но зачем ему гордость на том свете-то?

…Его держат здесь только вот эти руки, эти губы, которые так осторожно и нежно скользят по лицу, по скулам, подбородку, шее. Сато никогда не думал, что может быть так хорошо, так нежно, так тепло от присутствия рядом другого человека. В каждом жесте, в каждой ласке Маюмуры сквозили забота и нежность, и Тосия принимал их, отвечая тем же. Это было странно и непривычно, так много всего, так много ласки в один заход, что Тосия тонул в ней, захлебывался ей и кричал от удовольствия, когда Кен не позволял ему кусать губы или запястье, чтобы сдержать крики. И все это прорывалось тоненькими солеными струйками на висках, которые любовник осторожно снимал губами, прижимая к себе, осторожно и успокаивающе укачивая в кольце заботливых, сильных рук….
И было море времени.
И было море нежности, тепла и удовольствия – для двоих….

Это выглядело настоящим безумием. Да это и есть безумие. Тесные кабинки общественных туалетов, пустые раздевалки, в лучшем случае – замызганные комнатушки дешевых мотелей из тех, где не спрашивают имя пока в бумажнике хватает наличности. У них ее хватало, у них не хватало – времени. Быстрый секс, похожий на насилие, если бы не был добровольным. Никакой нежности, минимум заботы о партнере и только чистая страсть, густо замешанная на адреналине. Только жесткие руки, только поцелуи, похожие на укусы – до синяков, до крови. Никакой подготовки, никакой ласки и уж тем паче никакой любви. Любовь – это не к ним, это где-то у кого-то там, за пределами неровного дыхания и стонов, за пределами рваного ритма движений. Потому что здесь – только страсть, только стремление обладать и не подчиняться, только сила и снова страсть – дикая, животная, темная.
Больше – ничего нет.
Больше ничего – не надо.
И темное пламя по венам – не погасить, не спрятать, можно только притушить на некоторое время – до следующей встречи, которая обязательно будет. Кто победит в этой схватке? Кто проиграет?
Но так ли это важно, если дома будут ждать, и по комнатам некогда пустой квартиры будет разливаться мягкий запах жасминового чая, а в дверях встретит все тот же зеленый взгляд. Вот только выражение его будет уже совсем-совсем другим….