Выполнение заявок.

[spokon]

Название: Последствия наших ошибок.
Автор: Старый змейсс
Бета: очень ищу
Фэндом: Ookiku Furikabutte
Персонажи: Абе, Михаши, Таджима, местами команда
Жанр: юмор, романтика, ангст
Рейтинг: PG-13 (за местами не нормативную лексику)
Предупреждение: НЕ КАНОН!
Дисклеймер: отказ от прав.
Размещение: с согласия автора и (или) заказчика
От автора: Писалось по заявке Casey. Текст заявки Ookiku Furikabutte. Татжима соблазнил Михоши, а Абе ревнует и ангствует. Надеюсь, что получилось хотя бы примерно то, чего хотел заказчик. А еще автор рассматривает возможность продолжения.

Когда Абе это увидел, он сначала не поверил глазам. Потом посмотрел снова и подумал, что, видимо, успел задремать на пропеченной солнцем школьной крыше и теперь видит абсолютно сюрреалистичный сон. Потому он потер глаза и посмотрел снова. Картина не изменилась, и Абе почувствовал, как помимо воли щеки заливает жаркая волна смущения. А парочка продолжала самозабвенно целоваться, даже не замечая его, Такаи, присутствия. И все бы ничего, если бы тем, кого целовали с подобной страстью, был кто-то другой. Пусть парень – всякое в этой жизни, конечно, бывает – но другой! Но нет: светлая растрепанная макушка ему совершенно не привиделась, а уж когда Таджима, а вторым участником этого безобразия был именно он, оторвался от своего занятия и ехидно, с этаким превосходством победителя, посмотрел Абе в глаза, тот не выдержал. Вниз по лестнице красный, как свежесваренный рак, Такая несся сломя голову. Как и вправду-то голову не сломал. И уже в туалете, пытаясь хоть немного отдышаться и прийти в себя, он отчаянно пытался выбросить из головы эту сцену: чужие пальцы, запутавшиеся в светлых волосах, мягкий довольный вздох, расслабленное тело в чужих руках – и тот ехидный, полный торжества взгляд товарища по команде. Взгляд, который словно бы говорил: «Он – мой! Ты опоздал, Абе». Такая саданул кулаком по стене и снова сунул голову под ледяную струю.
Хотя на самом деле все началось гораздо раньше. Нескладный недотепа с богатым воображением, вечно изводящий себя всякими пустяками, запинающийся через слово и постоянно все роняющий Абе Такае понравился сразу и прочно. О, такие пустяки, что ему понравился парень, Абе абсолютно не волновали, он еще в средней школе осознал, что не отдает предпочтения какому-то одному полу, и на эту тему больше себе голову не бил. Но Михаши! И вот тут действительно возникали некоторые проблемы. Ну, во-первых, вечный вопрос половой принадлежности партнеров, а Абе надеялся, что со временем даже сумеет развести застенчивого и нерешительного Рена на что-то большее, нежели детсадовское держание за руки. А второй проблемой был сам Михаши. Учитывая характер питчера и то, что ему пришлось пережить, у Такаи были все основания полагать, что Рен будет всеми правдами и неправдами отрицать саму возможность подобного рода отношений. Просто потому, что это отклонялось от нормы и, в принципе, осуждалось обществом. А значит, для аутсайдера-Рена они были абсолютно неприемлемы, хотя и сопротивляться он не сможет. И вот только на это у Абе и была надежда.
И за прошедшее время Такая проделал огромную работу! Например, чтобы приучить питчера не вздрагивать и не сжиматься от его, Абе, прикосновений пришлось приложить просто чудовищные усилия. Нет, ну кто еще, кроме этого недотепы будет так виновато смотреть из-за легкого касания к плечу, или случайного – и да, таки действительно случайного! – совместного падения в бассейн? Где-то в процессе Такая начал подозревать, что дело не столько в нем самом, сколько в том, что он является кэтчером, а от них Михаши привык получать лишь затрещины, тычки и грубости. Тогда парень решил зайти с другого боку, и повадился таскать Рена на прогулки, в кино, в кафешки и прочие места обычного скопления молодежи. При этом вел он себя подчеркнуто дружелюбно и даже местами нежно, и постепенно Рен начал раскрываться, словно бутон, позволяя увидеть нежные лепестки цветка.
Ага, романтика, блин. Ну кто ж думал, что этот цветочек так быстро будет сорван кем-то другим?! Абе выдохнул сквозь сжатые зубы, испытывая настойчивое желание побиться о стену уже головой.
- Ладно же, Таджима…. Это мы еще посмотрим….
Просто Такая очень вовремя вспомнил о том, что вообще-то за сорванные без спросу цветы с чужих клумб полагается приличный штраф или, кажется, несколько недель общественных работ, да? Обещающе улыбнувшись отражению в зеркале, Абе Такая поправил рубашку и направился к выходу. Пора было отправляться на урок, да и звонок уже давно прозвенел.

День прошел почти как обычно, только на тренировке даже самые ненаблюдательные заметили холодок отчуждения меду кэтчером и четвертым отбивающим. Язвительные выпады, подколки, не переходящие грань прохладной вежливости, все это заставило ребят насторожиться, так что тренировка в этот раз прошла из рук вон плохо, и недовольная тренер заставила их всех в качестве наказания бежать пять лишних кругов вокруг поля. И все бы было ничего, вот только именно Таджима пошел этот раз провожать Михаши домой. Таджима, а не Абе. И Рен улыбался ему своей робкой, дружелюбной улыбкой полного идиота, а Такае оставалось только скрипеть зубами от – да, черт побери! – ревности. Кэтчер сам себе поражался. И когда он успел начать ревновать? Ведь ревновать можно только того, кого любишь, а он ведь не любил Михаши. Нет, конечно, не любил, с чего бы это? Просто подростковые гормоны, о них он читал в каком-то из журналов отца, когда во время какой-то бури отключили свет, и делать было совершенно нечего. Просто приходит такое время. А поскольку Рен – не девчонка, то Абе просто его хочет, не желая заморачиваться с букетно-конфетно-розовой дребеденью, которую так обожают девушки перед тем, как дать. С парнями такой проблемы никогда не возникало: обоюдного желания было вполне достаточно для его совместного удовлетворения. Все просто. Но когда это с Михаши Реном было просто?!
Ночью Абе так и не уснул, терзаемый муками ревности и неутоленного желания, а также попытками утонуть в таком замечательном, уютном самообмане. К сожалению для него, к утру с мертвой точки дело так и не сдвинулось, а свеженький засос на шее Михаши, который тот весь день смущенно пытался спрятать за воротником рубашки, хорошего настроения отнюдь не добавлял.
Спустя неделю Такая вынужден был признать тот факт, что он не просто хотел Рена Михаши, он был влюблен. Потому что ничем иным невозможно было объяснить ту глухую боль в груди, которая возникала при взгляде на то, как Таджима помогает их питчеру разминаться или приносит ему воду, или еще как-нибудь проявляет заботу и внимание о любовнике. А то, что эти двое – любовники, просто бросалось в глаза. Нет, они не тискались и не лизались на людях, но этого им и не требовалось: нежность и тепло в глазах Таджимы, смущение и робкая улыбка на личике Михаши говорили за них. Да что там говорили, кричали на весь мир о том, что эти двое стали уж чересчур близки. Перехватывая эти взгляды, кэтчер рычал и огрызался на всех без исключения, а особенно на ничего не понимающего Рена. Тот тараторил что-то в оправдание, бессвязно и виновато, и его губы тряслись от ужаса и отчаянья, а Абе хотелось целовать эти самые губы, целовать до сбившегося дыхания и цветных кругов перед глазами. Целовать так, чтобы этот придурок забыл обо всем, кроме него, Абе. Целовать, а потом…. На этом месте Такая обычно тормозил бурно развивающуюся фантазию, ибо продолжение было чревато использованием туалетной кабинки отнюдь не по прямому ее назначению.
Даже себе Абе не хотел признаваться в том, что ему больно, очень больно видеть этих двоих вместе, и эта глухая боль стала его постоянной спутницей. Он никогда не думал раньше, что может быть настолько плохо от осознания, что он больше уже не является для Рена единственным и незаменимым. С самой первой их встречи Абе всегда был героем Михаши, защитником и другом, тем, кому Рен верил полностью и безоговорочно. Он им и остался, но Такае этого достаточно уже не было.
Он честно пробовал переключиться на кого-то другого, даже закрутил было роман с одной девчонкой из параллельного класса, но это не помогло. Совсем не помогло. И, трахая ее уже на втором свидании, он представлял на ее месте золотоглазое и лохматое недоразумение, и удовольствие накатывало неудержимой волной, и после очень не хотелось открывать глаза. Он бросил ее на следующий же день, заработав много гневных воплей и пару пощечин. Больше он подобных глупостей не делал.
Но что еще можно сделать в этой ситуации, парень просто не знал. Ну не цветы же ему таскать, как в дешевых бабских романах! Тем более что шансов остаться наедине с Реном у Абе почти что и не было, слишком уж бдительно следил за ним Таджима, и на дне его темных глаз то и дело вспыхивали очень нехорошие огоньки. Такая не боялся отбивающего, но окончательно потерять Михаши не хотелось.
В какой момент он осознал, что больше не сможет жить вот так? Слишком больно, слишком сильно, слишком много всяких противоречивых эмоций и желаний терзали подростка, сказываясь бессонными ночами, раздражительностью, темными кругами под глазами, потерей аппетита и другими классическими проявлениями безнадежной влюбленности. Михаши смотрел виновато и тоскливо, Таджима – с насмешкой и превосходством, команда – с тревогой. Потому что состояние Абе стало сказываться на его игре, и это было не просто плохо. Это было катастрофой, и как-то, отозвав кэтчера в сторонку, подальше от любопытных ушей, капитан поставил вопрос ребром:
- Что, черт подери, с тобой происходит, Абе?
- Не твое дело, - привычно огрызнулся парень. Сегодня ему снова было хреново, а во всем виноват был этот чертов питчер! Ну разве мог Абе, немного опоздавший на тренировку, предположить, что в раздевалке наткнется на взасос целующуюся парочку? Конечно, не мог. Он устроил им разнос, и был, по большому счету, прав, но легче ему от этого как-то не становилось. И вот теперь еще это….
- Мое, Абе, мое, - голос капитана отдавал жесткостью наждачной бумаги. – Если ты в таком состоянии выйдешь на поле, то похеришь игру, потому что не сможешь нормально управлять подачами Рена. И ты сам это прекрасно понимаешь. Итак, еще раз. Какого черта с тобой происходит?
- Отъебись, - рявкнул Абе в ответ и ушел. Было трудно дышать, он задыхался от странного чувства внутри, которому не рискнул бы давать название. Да название было и не важно. Именно это чувство мешало дышать, мешало связно мыслить, именно оно раскаленным железом обжигало изнутри, и боль, острая и жуткая, сосредотачивалась где-то в районе солнечного сплетения. Еще никогда в жизни Такае не было так плохо. И уже дома, запершись в своей комнате, он заглушал подушкой рвущийся наружу крик, и подушка очень быстро промокла от его слез. Такая плакал отчаянно и безнадежно, выплескивая тоску, боль, обиду, ревность, гнев и непонимание. Почему, почему все случилось именно так? Почему такое – с ним? Почему это золотоглазое чудо выбрало не его? Разве он мало был рядом, разве не помогал, не защищал, не поддерживал? Так почему – Таджима? Почему?! Боль пульсировала внутри, никак не желая проходить, и Абе изо всех сил бил кулаком по кровати, давясь рыданиями, выплакивая осколки сердца. И унижение уже не имело значения, а гордость была бессмысленной и глупой. Если бы это еще могло помочь….
Когда истерика прошла, обессиленный Такая просто лежал. В голове было пусто, но она все равно была тяжелой. В глаза словно насыпали песка, лицо опухло от слез, но ему было абсолютно все равно. Он любил, но его любовь была не нужна. Он готов был сделать все, что угодно, за нежность в глазах Михаши, но вся его нежность была предназначена другому. Абе упустил свой шанс, упустил из-за идиотского нежелания признавать очевидные вещи. Достойная расплата за ослепление собственной гордостью! Но, даже понимая, что для всего уже слишком поздно, Такая не мог просто так смириться с потерей. Он должен был хотя бы рассказать о том, что чувствует, ведь иначе останется только сдохнуть от этой жуткой пустоты внутри и медленно заполняющего сердце холода. Рассказать, а дальше будь что будет.
Отловить Михаши он смог только через несколько дней, но это было к лучшему. За прошедшие дни он немного успокоился и сумел взять себя в руки, хотя тоска и боль никуда не ушли. Они лишь стали менее острыми, больше не разрывая душу и сердце в клочья, и Абе мог более или менее спокойно смотреть в золотистые глаза питчера. Вот и теперь он смотрел в них и чувствовал, как тонет в этих широко распахнутых невинных озерах.
- Рен, - начал Абе. И запнулся, не зная, как продолжать. А Михаши смотрел на него, и ловил каждое слово, словно боялся пропустить что-то, и под этим взглядом Такая впервые за все их общение терялся и мялся, и чувствовал отчаянье от того, что не мог найти нужных слов. Наверное, именно так всегда чувствовал себя Рен, когда пытался с кем-то разговаривать, и эта мысль словно разрушила какой-то барьер, и Такая выдохнул почти отчаянно. – Я люблю тебя.
И замер, опустив глаза. Потому что больше не мог ничего сказать. Ну как он мог выразить все те чувства, которые охватывали его теперь при оном взгляде на нескладного, неуклюжего паренька перед ним? Как мог рассказать о том, чего и сам не понимал толком?
- А…Абе-кун, - пискнуло это лохматое недоразумение почти жалобно, и вскинувший глаза Такая увидел бледное личико и дрожащие губы, которых невыносимо хотелось коснуться губами. Кэтчер сжал кулаки, пытаясь обуздать лишние желания.
- Я просто хотел, чтобы ты знал. Я в курсе, что вы с Таджимой трахаетесь, так что все в порядке, - внутри все скручивалось в тугой комок нервов, и Абе за грубостью пытался спрятать это напряжение.
- Но…но…
- Да уймись ты, - досада в голосе была все же лучше безнадежной пустоты, царившей в душе. – Сказал же, все нормально.
- Но! – В золотых глазах стояли слезы, и Такая вдохнул, и улыбнулся, и, протянув руку, потрепал Михаши по лохматым вихрам.
- Нам пора на тренировку. Извини, что вывалил на тебя это.
- Но, Абе-кун…я…. Но….
- Он пытается тебе сказать, что мы не трахаемся, - насмешливый голос Таджимы подобно грому средь ясного неба разорвал пространство раздевалки. Повернувшийся на этот голос Такая встретил веселый взгляд черных глаз четвертого бэттера. – Натурально получилось, правда?
- Вы, - смысл этих слов никак не желал доходить до сознания несчастного кэтчера. – Вы….
- Что с тобой, Абе? Никак разочарован? – Ехидства в голосе прибавилось. – Что, уже собрался гордо и пафосно пожелать нам счастья, а, рыцарь? Так понравилось страдать?
- Ублюдок, - выдохнул Такая. Разум словно заволокло темной пеленой, и он бросился на Таджиму с кулаками.
Драка получилось знатной. Таджима в драках новичком явно не был, да и Абе тоже, и оба они всерьез подошли к процессу. Михаши с тревожными писками бегал вокруг, не зная, что предпринять, чтобы прекратить это безобразие. И продолжалось сие до тех пор, пока в раздевалку не ввалились несколько ребят, пришедших за корзиной для мячей. Быстро оценив ситуацию, драчунов быстренько растащили по разным углам. Абе чувствовал, как после ударов Таджимы подозрительно ноют челюсть и левый правый бок, а на лице бэттера начинал наливаться глубоким фиолетовым свечением знатный фингал, так что счет был примерно равным. Оба парня вызывающе смотрели друг на друга, не желая признавать поражение, но спустя несколько минут губы Таджимы скривились в презрительной усмешке. Сплюнув кровь из разбитой губы, он вырвался из удерживающих его рук и процедил:
- Ну и сука же ты, Абе. Ни себе, ни другим.
- Заткнись, - холодный голос капитана быстро остудил накаленную атмосферу. Да, этот парень умел оставаться хладнокровным почти в любой ситуации. – Никаких драк во время тренировки. Хотите бить друг другу морду, делайте это после и не в школе. Это ясно?
- Да, капитан, - дыхание восстанавливалось, болели сбитые костяшки, все сильнее ныла челюсть, а пустота в душе никак не желала уходить. Абе чувствовал себя так, словно его предали. Странно, ведь ни Рен, ни тем более Таджима ничего ему не обещали. Но чувство не уходило, и когда Такаю, наконец, выпустили, он просто развернулся и ушел. Молча. На Михаши он даже не посмотрел.
В школе его не было несколько дней. За это время он многое успел передумать о себе, о Михаши, о том, как быть дальше. Совершенно фантастические и полностью бредовые идеи и слова, от нежных до откровенно грубых, крутились в его голове. Родители ни о чем не спрашивали, сообщив учителям, что их сын простудился, и некоторое время не будет посещать занятия. Только в тот день по возвращению отец опустил газету, внимательно оглядел сына и осуждающе качнул головой, но Такае было все равно. Ему было больно, очень больно, и очень обидно. Так же обидно ему было только в детстве, когда в ответ на какую-то выходку мать отобрала его любимую игрушку и подарила соседскому мальчику, а когда Такая попытался выразить свой протест, спокойно и твердо сказала, что он получил только то, что заслужил. Тот урок Абе запомнил накрепко, и теперь чувствовал то же самое – только гораздо, гораздо сильнее. Это было несправедливо! Как они могли так поступить с ним?!
- Такая, к тебе друг пришел, - голос матери прервал поток размышлений на ставшую уже привычной тему, и Абе поднялся, принимая сидячее положение и натягивая на лицо насквозь фальшивую улыбку. Но когда в комнату просунулась лохматая голова Михаши, улыбка исчезла, как и не было.
- Уходи, - первое слово, которое сказал Такая вместо приветствия. Мать взглянула с укором, но ничего не стала говорить, тихо выйдя и плотно закрыв за собой дверь. А питчер упрямо мотнул головой, показывая, что никуда он не уйдет.
- Рен, уйди, по-хорошему прошу, - Абе сам испугался собственного голоса, полного разгорающейся тяжелой, темной ярости. – Уйди пока не поздно.
- Абе-кун…я…объяснить….
- А что тут непонятного? Вы с Таджимой славно развлеклись за мой счет. Все, спектакль окончен. Выметайся.
- Но…это не так! – Глаза Михаши наполнились слезами, он заметался по комнате, словно потерявшийся цыпленок, а потом резко затормозил рядом с Такаей и вдруг взял его за руку. – Холодная….
- Пошел вон! – Этого Абе выдержать уже просто не мог. Слишком о многом заставил вспомнить этот простой жест, это простое слово. Подросток вырвал руку с такой силой, что, не рассчитав, заехал питчеру в бровь. Удар был не очень сильным, но Михаши отшатнулся, нелепо приземлившись на пятую точку и слегка тряся головой.
- Не уйду. Нужно объяснить!
- Ладно, черт с тобой, - в голосе кэтчера слышалась усталая покорность. – Только потом ты свалишь отсюда. И чтобы больше я тебя здесь не видел, понял?
- Да, - тихо-тихо. Виноватый взгляд, слезы и покорность в золотых глазах, и Абе почувствовал, как дает трещину стена отчуждения под этим напором. А парень вдохнул и начал. – Абе-кун, я…я…люблю тебя…наверное. Таджима-кун…он…сказал, что…ты точно обратишь внимание, если я…если мы…ну…сделаем вид, что…вот так….а ты….
- Вы прирожденные актеры, - и ничего он не мог поделать с этими ядовитыми интонациями, совершенно ничего. – Мои аплодисменты.
- Абе-кун, я…я понимаю…наверное…нет, точно. Но… но!
- Нет никаких «но», Рен. Я не слепой, и не надо пытаться делать из меня дурака. Вот этого я точно не заслуживаю, - Такая понимал, что сжигает все мосты, но иначе он просто не мог. Он не мог простить, а именно о прощении и пришел просить Михаши. – Я могу обещать тебе только одно: я останусь твоим кэтчером и сделаю из тебя асса. Потому что обещал, и потому, что ребята ничем не заслужили того, чтобы им похерили шанс играть в бейсбол. Но ни на что иное не рассчитывай. А теперь сделай одолжение, уберись с глаз моих.
Из окна комнаты Абе видел, как уходит от его дома понурый, постоянно оглядывающийся Рен, и на душе было тоскливо и погано, как никогда раньше. Наверное, это просто закончилось детство, а может, всего лишь исчезли иллюзии. Такая не знал, что будет дальше, но он знал одно: он сдержит слово, данное любимому человеку. Сдержит, не смотря ни на что. Михаши будет ассом и номером один, и они вместе будут играть. Вот только почему тогда по лицу неудержимым потоком текли слезы?

- Он…Абе-кун….не простит…. Он ненавидит меня….
- Глупости, Михаши. Он отойдет, дай ему время.
- Но…но….
- Глупенький, - нежный голос Таджимы шелком стелился между ними, крепкие руки надежно обнимали расстроенное светловолосое чудо. Четвертый бэттер с удовлетворением думал, что все прошло именно так, как он и рассчитывал. – Даже если и не простит, забудь о нем.
- Но…но я…люблю…Абе-куна!
- Я знаю, - Таджима вздохнул про себя, вспоминая то время, когда Михаши впервые рассказал ему о совсем не дружеских чувствах и желаниях по отношению к их кэтчеру. Таджиме было больно, но он крепился. Крепился до тех пор, пока не осознал: если ничего не делать, то так и будет продолжаться, и Абе в конце концов получит то, что хочет. А потом просто выбросит надоевшую игрушку. Таджима не хотел для Рена подобного. И потому решил убить сразу двух зайцев. И получилось же, даже лучше задуманного. Ну, Такаю, конечно, немного жаль, но главное – это его собственный шанс. – Но он упрям, ты же знаешь. Почему бы нам не начать действительно встречаться, Михаши?
- Ааааа….ээээ….
- Ты ничего не теряешь, - мурлыкнул бэттер и мягко коснулся приоткрытых губ. Как же они были сладки, эти поцелуи, и теперь, уже зная их вкус, он не смог бы отказаться от них ни за что на свете. Вот только робкий Михаши не ответил на поцелуй. Он просто замер, а затем повернул голову, уклоняясь от прикосновения.
- Прости, Таджима, - всегда неуверенный, сейчас он говорил до странности твердо. – Давай больше не будем? Это плохо…наверное.
- Хорошо, - Таджима сдался. Ну не насиловать же это недоразумение! – Тогда что ты собираешься делать?
- Я….я хочу…чтобы Абе-кун простил меня. Чтобы снова…был…таким, как раньше.
- Боюсь, это невозможно.
- Но…но…но!
- Да пойми ты, дуралей, он признал и принял свои чувства к тебе, но именно поэтому считает произошедшее не просто шуткой.
- Тогда…надо убедить…объяснить…
- Он не будет слушать. Он слишком упрям и не прощает обмана.
- И что же делать? – Михаши тихо плакал от слов друга, и Таджима уже тридцать три раза успел проклясть этого упрямого придурка Абе, и эту чертову любовь, и этот идиотский бейсбол…и вообще все на свете.
- Жить. Просто жить дальше. А там видно будет.
- Я….
- Ты сделаешь только хуже, если снова пойдешь к нему.

Михаши не знал, что сказать. Сомнения терзали подростка, но это было его нормальным состоянием. Вот только в этот раз он был очень, очень виноват – и совсем не знал, как это исправить. Способ, которым он в прошлый раз разрешил сомнения, здесь сработать не мог. Точнее, уйти-то Рен вполне мог: перевод в другую школу не представлял особых проблем. Но была команда, и были собственные чувства. И если он уже причинил боль Абе, если предал себя самого, то команда точно была не при чем. Они рассчитывали на него хотя бы до тех пор, пока не смогут найти нормального питчера, а значит, до тех пор Михаши должен был оставаться и подавать, подавать во что бы то ни стало. Так, чтобы Абе-кун мог им гордиться. И пусть парень уже давным-давно не верил в лучшее, но в этот раз поверить очень хотелось. Ведь пока Абе-кун остается его кэтчером, все будет хорошо.