Горо

[sundry*]

Фанарт с Горо. :ЗЗЗ








>>архив<<

@темы: Фанарт, title: Major, вид спорта: бейсбол

---

Способы и средства, гл.2

[Старый змейсс]

Название: Способы и средства
Автор: Старый змейсс
Фэндом: Major
Персонажи: Шигено Горо/Сато Тосия и другие персонажи аниме.
Жанр: виньетка, ангст и немного юмора
Рейтинг: вплоть до НЦ-ы.
Состояние: в процессе
Дисклеймер: отказ от прав.
Предупреждения: ООС, АУ, пост-пятый сезон. возможно середина шестого. POV героев.
Размещение: с согласия автора и (или) заказчика.
От автора: пишется по заявке Nailya.

Пролог.
Глава первая, в которой Горо задумывается над некоторыми вещами, а Сато плюет на последствия.

Глава вторая, в которой Маюмура пьет чай, Сато предается воспоминаниям, а Горо ревнует.

- Ты чё делаешь?!
- Я тебя поцеловал, - Сато слегка усмехнулся, невольно облизывая пересохшие губы. Этот поцелуй…был не таким, какого хотелось, но все же он был. И пусть Горо не ответил на него, но и не оттолкнул – из-за растерянности, скорее всего.
- Зачем?
- Я тогда говорил правду, - немного нелогично ответил Сато. Шигено все еще прижимал его к стене, и хотя он и ослабил хватку, вырываться не хотелось. А удивлением на его подвижном лице хотелось любоваться вечно. – Я всегда хотел играть за тебя, вместе с тобой. Я больной, наверное.
Шигено, наконец, отпустил его, но Сато остался стоять там же, опираясь спиной на такую надежную, такую прочную стену. Может, у него просто дрожали колени? То странное состояние полного наплевательства на все и всех постепенно уходило, словно отхлынула волна, оставив его разбитым на пустом диком берегу. И постепенно начинало приходить понимание того, что же он наделал. Впрочем, пути назад все равно уже не было. Помирать – так с музыкой, да?
- Я даже не знаю, за каким чертом меня сюда принесло. Наверное, просто тебя хотел увидеть, - Тосия не улыбался, но в голосе все равно звучала улыбка. Карты, которые он так долго прятал, теперь были на столе, но все равно были всего лишь пустышками. Сато чувствовал сейчас только усталость и бесконечную, какую-то светлую и тихую грусть. Наверное, так и бывает, когда с плеч падает тяжелый груз тайны. И потому он говорил, выворачиваясь наизнанку перед тем, кого давно уже любил. – Я еще в Кайдо понял, что ты мне нравишься не только как друг. Что я тебя хочу – во всех смыслах этого слова. Когда ты из школы ушел, я обиделся на то, что ты даже не сказал ничего. Знаешь, ощущение было, словно меня снова предали. Я тогда подумал, что раз уж так, то лучше ненависть – и то не смог. Осталось равнодушие и пустота, но и их ты разбил на той игре.
- И что…с тех пор? – Шигено, видимо, до сих пор никак не мог прийти в себя.
- Ну да, - Тосия пожал плечами и усмехнулся кривовато, закрывая глаза. – Да ты все равно думал только о бейсболе. Ты даже с Шимизу-то толком не встречался, куда уж мне. Что она, что я: единственный способ хоть как-то оставаться рядом с тобой – игра в бейсбол. Ну, да чего теперь говорить….
- Ты поэтому играл?
Сато кивнул, и Горо отвернулся, смотря куда-то в пространство. Нет, поверил он другу сразу, но поверить и принять – вещи совершенно разные. Вся их дружба, все их общение после его возвращения в бейсбол представала перед ним в ином свете, и у Горо возникало ощущение, что его мир перевернулся с ног на голову, да так и остался в этой нелепой позе. Быть может, впервые за всю свою жизнь, Шигено задумался об отношениях с окружающими людьми, и вырисовывающееся место в этих отношениях ему со всей определенностью не нравилось. Шутка ли: вдруг понять, что два человека в этой жизни любили его настолько, что полюбили даже спорт, на котором он был помешан! Горо не понимал, как можно не любить бейсбол сам по себе, но это не было главным. Главным сейчас был его друг, устало прислонившийся к стене за спиной. Ну не мог Горо просто так оставить его и уйти обдумывать произошедшие изменения. А Сато ведь именно этого и ждал – стоит, молчит, глаза закрыл, а на лице такая тоска, что невольно понимаешь: стоит уйти, и тот вполне может и руки на себя наложить. И Шигено понял, что никуда он сейчас не уйдет. Потому что Тосия – его друг, такой, какой есть. А об остальном можно и потом подумать. Быть может, поэтому он снова подошел ближе и обнял, притягивая его к себе.
- Тоси, я не знаю, что сказать. Не силен я во всем этом.
- Знаю. Просто дай мне пару минут, и все будет в порядке.
- Нифига не будет в порядке. Я, конечно, тормоз редкостный, но не надо делать из меня чудовище, ладно? – Теперь в голосе Горо слышалась грусть. – Думаешь, я могу уйти сейчас? Просто я не знаю, что ответить. Никогда не задумывался о подобном.
- Да уж, свалился я тебе, как снег за шиворот: и не вытрясти, и терпеть невозможно.
- Дурак ты, хоть и умный, - Шигено хмыкнул сравнению. – Тоси, пойми, каким бы ты не был, ты – мой друг, и этого ничто не изменит. И неважно, играешь ты в бейсбол или нет. Просто ты меня очень удивил, вот и все. Знаешь, такое ощущение, что мир теперь стоит на голове. Наверное, я просто пытаюсь сказать, что мне нужно привыкнуть к мысли, что ты…ну…
- Люблю тебя, - Тосия тихо хихикнул в плечо Горо. Как это было похоже на его друга и любимого: и в двадцать лет краснеть при упоминании всего, связанного с делами любовными, так, словно ему все еще пятнадцать. Сато не сомневался, то Шигено покраснел. – Я понял. Наверное, я просто пытаюсь сказать тебе спасибо.
- Оригинальные у тебя способы, однако, - добродушное ворчание и тихий смех в ответ. Кажется, все начинало налаживаться, хотя до полного выяснения отношений было еще далеко.
Да, Сато хорошо знал Шигено. Тому действительно требовалось время, причем достаточно много, чтобы принять изменившуюся в одночасье картину мира. Его друг жил по принципу «вижу цель – не вижу препятствий», не признавая зигзагов и обходных путей, так что теперь бывшему кетчеру оставалось только ждать. И он ждал, будто забыв о произошедшем разговоре, ни словом, ни взглядом не выдавая, что что-то могло измениться между ними. Горо по-прежнему приходил поздно, но не избегая друга, а просто тренируясь допоздна. С приближением игрового сезона его тренировки становились жестче и напряженнее, и однажды он даже предложил Тосии поприсутствовать на одной из них, но Сато предложение не принял, хотя ему до смерти хотелось увидеть того, кто смог обуздать бешеный темперамент Шигено Горо. Впрочем, он его и увидел, потому что в один из дней, когда прошли уже установочные игры, и до церемонии открытия сезона оставалась неделя, Шигено не терпящим возражений тоном заявил, что сегодня они идут на командную вечеринку. Вместе. Потому что не дело для Сато праздно шататься по городу или сидеть в четырех стенах, а ребята нормальные и примут его хорошо. Тосия только улыбнулся – нет, изменить Шигено было невозможно. Хорошо, что Тосия никогда не пытался этого сделать.
Вечер прошел замечательно. Легкая настороженность, испытываемая Сато вначале, быстро испарилась под дружелюбным любопытством товарищей Горо по команде. Все они уже знали о Сато, и легко включили его в свой круг общения, проявляя к его увечью лишь сдержанное сочувствие – не более. Несколько напрягала только мрачная физиономия Кина, но и она вскоре перестала иметь значение. Наверное, где-то после первого бокала некрепкого коктейля. Общий разговор вертелся, в основном, вокруг предстоящего сезона и вопросов к заокеанскому знакомому о том, как проходит открытие его в Японии. Шигено тянул какой-то сок непонятного цвета и улыбался, отпуская колкие замечания в адрес кетчера. Тот сначала молчал, потом стал огрызаться, а потом и отвечать колкостями на колкости, что вполне предсказуемо привело к небольшой локальной войне, быстро прекращенной капитаном команды, которого все происходящее тоже изрядно позабавило. Потом кто-то подал идею сходить в боулинг, но его не поддержали, предпочтя караоке, и немузыкальные вопли спортсменов еще долго отдавались у Сато в ушах, ибо караоке быстро превратилось в викторину «Кто кого перекричит». Первое место поделили между собой Горо и какой-то белобрысый парень. Один из аутфилдеров, кажется. Разбредались все уже далеко за полночь, со слипающимися глазами и слегка нетрезвые, но абсолютно довольные вечеринкой. Сато тоже был доволен, вызывая такси для себя и отнюдь не слегка нетрезвого Шигено: в сопротивляющегося всеми правдами и неправдами Горо команда дружными усилиями влила почти полстакана виски с содовой, игнорируя его крики на тему «я не пью». Результат сказаться не замедлил, и в настоящий момент Шигено обнимался со столбом и выглядел как огурчик. В смысле, таким же зеленым и в пупырышек. Сато от души сочувствовал любимому, но удержаться от смеха все равно не мог.
- Тоси…. Почему тебя два?
- Потому что у тебя в глазах двоится, - Сато фыркнул, подставляя другу плечо. Того шатало, и Тосии было сложно одной рукой удерживать Горо, да еще и пытаться открыть дверь ключами, которые еще надо было выудить у Шигено из куртки. Та еще задачка, если разобраться, но Тоси не зря слыл замечательным аналитиком. Все проблемы он разрешил одним движением – просто посадив тушку друга возле двери. И только открыв ее и подперев кроссовкой, чтоб не закрылась, кое-как втащил Горо внутрь и оставил на диване. После чего утер честный трудовой пот, закрыл дверь и занялся делами насущными, главным среди которых была проблема приведения тела – по-другому назвать это было сложно – на диване в состояние, хотя бы отдаленно подходящее для сна. Как минимум это требовало снять с Горо куртку, футболку и обувь, и это заняло довольно много времени, но Сато справился и вполне мог собой гордиться. Уставший, но довольный, он растянулся рядом с любимым и практически сразу провалился в сон.
А утром был Горо с дико болящей с бодуна головой и слегка мутноватым и очень жалобным взглядом, поход за минералкой и обезболивающим в ближайшую аптеку и куча других, не менее важных и неотложных дел, за которыми как-то незаметно пролетел этот странный день. А когда пришло время ложиться спать – на завтра была назначена очередная тренировка – Шигено как-то спокойно предложил Тосии не заморачиваться расстиланием дивана и ложиться спать вместе с ним на кровати. В ответ на изумленно приподнятую бровь Шигено смутился и выдал нечто нечленораздельное, смысл которого сводился к тому, что не стоит стирать дополнительный комплект белья. Тосия хмыкнул и промолчал. Горо был в своем репертуаре: вроде бы открытей уже некуда, а на самом деле – тайна за семью печатями. И не открыть их, не взломать – только ждать, пока сами откроются.
Ждать пришлось долго. Достаточно долго для того, чтобы одуревший уже от безделья Сато, плюнув на все, устроился в ближайший магазинчик продавцом. Хозяин, толстый негр преклонных лет, посмотрел на его руку и, вздохнув, сказал, что поблажек делать не будет, но толковый помощник давно нужен. И велел приступать к работе немедленно. Тосия был только рад, благо, вопрос с временной регистрацией решился достаточно быстро. Бывший кэтчер подозревал, что здесь не обошлось без помощи и влияния мистера Гибсона, но ему было совершенно все равно. Главное, он мог спокойно оставаться рядом с любимым.
А Шигено все это время не отпускала навязчивая мысль, которую сначала он гнал от себя, а потом перестал. Он думал об их с Тосией разговоре, но не о словах, а об интонациях, о выражении лица друга, о тоске и какой-то нелепой, беспросветной покорности зеленого взгляда. И чем больше он об этом думал, тем отчетливее ощущал себя последней сволочью. Ощущение было новым и не сказать чтобы очень приятным. Это же чувство побуждало дело исправить, вот только Шигено понятия не имел, как. А посоветоваться было не с кем. Товарищи по команде отпадали сразу, да он с ними особо близко так и не сошелся. И уж точно это не мог быть Кин – Горо скорее сам себе левую руку отгрыз, чем обратился бы к своему кетчеру за помощью. Любой. Старший тоже был не слишком хорошим вариантом. Нет, мистер Гибсон, безусловно, помог бы, но скорее психоаналитиком и знакомством с какой-нибудь девушкой, по его мнению, вполне подходящей на роль жены бывшего бейсболиста. В принципе, это было бы неплохим решением, если бы могло помочь. Глупостью и недальновидностью Шигено Горо не страдал никогда, так что результаты подобной «помощи» предсказать вполне мог. Он просто потеряет лучшего друга, и на этот раз потеряет навсегда. Да и трусостью было не ответить на прямое признание также прямо, ведь видел же, как тяжело это самое признание далось другу. Нет, подобным образом оскорблять Сато было никак нельзя. Но что же тогда делать?!
Наверное, он бы так и ходил, неприкаянный, ломая голову над совсем не свойственными ему проблемами, если бы в один прекрасный день на его горизонте не нарисовался Маюмура. Вот уж кого Горо точно не ожидал тут увидеть! А это чудо с мордой каменного истукана острова Пасхи возвестило, что его контракт продали сроком на полгода и теперь он будет играть в этой команде. Весть сия вызвала у Шигено бурные протесты, а у Кина – нервическое подергивание глаза. Впрочем, изменить решение владельца все равно было невозможно, так что в итоге все смирились.
Избавиться от Маюмуры не получилось даже после тренировки. Тот просто шел рядом с Шигено и молча посматривал на него своим презрительно-ледяным взглядом, который так бесил Горо еще со времен учебы в Кайдо.
- Чего тебе надо, а?
- Хочу пообщаться с Сато.
Шигено только кивнул, а когда они пришли, просто кинул сумку в прихожей и ушел, не обращая внимания на вопросительный взгляд зеленых глаз Тосии и легкую усмешку Маюмуры. Он думал, что перекусить вполне можно и в закусочной, а переночевать – в мотеле.

- Привет. Проходи. Чай будешь?
Маюмура кивнул и устроился на диване, а Сато заваривал чай и чувствовал, что это не правильно – то, что Горо нет дома. Получилось так, будто они выжили хозяина квартиры. Но гостю он был действительно рад. За прошедшие с той школьной игры годы Сато успел по-своему сдружиться с этим замкнутым питчером, и Маюмура платил ему такой же сдержанной дружбой.
- Ты как? – Горячий дымок вился над чашкой, а по комнате плыл аромат китайского зеленого чая с привкусом жасмина.
- Нормально, как видишь. Даже работаю.
- Хн?
- Продавцом в небольшом магазинчике поблизости. Платят немного, но хозяин особо не нагружает. Ворчит, правда.
- Как с Шигено? Ты же за этим приехал?
- Сам не знаю, зачем приехал, - Тосия улыбнулся немного грустно. – Я признался, а Горо…. Ну да ты сам знаешь, он помешан на бейсболе, как и все мы. Так и живем.
- Не будешь жалеть?
- Нет, - Сато качнул головой и осторожно покачал в ладонях чашку. – Не о чем. Горо – это…Горо.
Маюмура кивнул и приложился к собственной чашке. Больше в этот вечер они к разговору не возвращались. Впрочем, им итак было о чем поговорить, только разговор получался довольно своеобразный – с долгими паузами, заполненными неторопливым чаепитием и легким, как пар над чашками, молчанием. Это молчание было спокойным, и Сато, наверное, впервые за прошедшие месяцы чувствовал, как уходят напряжение и боль, о которых он и не подозревал даже, как растворяются они в этом молчании, уносятся к потолку вместе с ароматным паром из двух глиняных чашек.
А следующие дни были странными, хотя ничего, вроде, и не происходило. Только Горо стал реже возвращаться домой, да в его взгляде появилось какое-то совсем новое чувство, которого Тосия там раньше никогда не видел. Иногда, скучая у кассы в ожидании покупателей или бесцельно бродя по городу, Сато позволял себе думать, что это была ревность. Впрочем, это были мечты, а Сато никогда еще в своей жизни не путал мечты и реальность. Возможно, он просто уже достал друга, вот и все.
С Маюмурой они теперь виделись часто, гораздо чаще, чем с Шигено. Они, наверное, были слишком похожи, и эта похожесть позволяла им понимать друг друга практически без слов. И частенько они сидели в каком-нибудь парке и просто молчали, и тогда Сато вспоминал то время, когда все они были еще школьниками. Как отчаянно они старались победить соперников, как сверкали глаза с каждым страйк-аутом, как Горо выводил из себя окружающих своей потрясающей самоуверенностью и заражал всех ей же, как презрение в серо-голубых глазах Маюмуры сменяется удивлением, а затем и некоторым уважением, переходящим в абсолютную серьезность. Эти воспоминания, тщательно хранимые Тосией в глубине сердца, до сих пор оставались одними из самых светлых и прекрасных. О Горо они больше не разговаривали, но Сато чувствовал молчаливую поддержку друга, и ему становилось гораздо легче воспринимать изменившееся поведение Шигено. Тот, кажется, и сам понимал, что стал отдаляться от Тосии. Наверное, поэтому слишком часто его взгляд стал уходить в сторону, а веселый, жизнерадостный треп все чаще сменялся молчанием. Сато было больно, очень больно видеть такого Горо и понимать, что причиной этих изменений является он, Сато Тосия, но не знал, как это можно изменить. В какой-то момент Сато осознал, что так просто не может больше продолжаться, что он слишком слаб, что он не выдержит этого отчуждения и этой глухой боли внутри. Что ему необходимо поговорить с Шигено, даже если в результате придется уехать и навсегда забыть и о старой дружбе, и о своей безнадежной влюбленности.
- Горо, нужно поговорить, - за прошедшее с принятия решения время Сато так и не придумал лучшего начала для этого разговора. Это был один из тех редких теперь вечеров, когда Шигено пришел домой достаточно рано, так что Сато еще не лег. Горо поднял глаза от какого-то очередного журнала, и внимательно посмотрел на парня, и под этим взглядом Сато как-то стушевался и опустил голову, но все равно продолжил. Это необходимо было сделать, как нужно вскрывать нарыв, чтобы вычистить рану. – Горо, так больше не может продолжаться. Я не могу больше.
- Что-то произошло?
- Да. Ты отдаляешься, и это больно. Я знаю, что, по большому счету, сам во всем виноват, я ворвался в твою жизнь, веду себя как эгоист, но…. Но я хотел бы быть хотя бы твоим другом, боги с ним, со всем остальным.
- А ты сможешь? – Шигено отложил журнал, и теперь смотрел пристально и требовательно в лицо Тосии. – Сможешь быть только другом?
- Смогу. Мог же все это время.
- Большую часть которого я был далеко, - Шигено вздохнул и опустил голову. – Я, конечно, вел себя как последняя скотина, но, Тосия, я просто не знаю, что чувствую к тебе. То есть ты по-прежнему мой друг, и ты важен для меня, но любить…. И мы оба – парни. Я действительно не знаю.
- Я понимаю, Горо-кун, - не то чтобы он подобного не ожидал. Просто надеялся, сам не зная на что. Но Шигено продолжал говорить, немного путаясь в словах, явно пытаясь объяснить. Видимо, и его откровенно достала неясность, он вообще не терпел неопределенности. Ни в чем.
- Но когда я думаю, что ты…с этим отморозком Маюмурой…. Мне хочется размазать его по полю тонким-тонким слоем. Меня бесит, что ты улыбаешься, когда говоришь с ним. Я не понимаю, что со мной происходит. Я, наверное, просто псих.
- Нет, - Сато невольно улыбнулся, а внутри все замерло, качаясь над пропастью на тонкой-тонкой струне такого родного, внимательного и растерянного карего взгляда. – Ты просто собственник. Не выносишь, когда то, что считаешь своим, уходит у тебя из рук. Тебя бесит невозможность взять реванш. Потому что ты все и всегда меряешь мерками бейсбола и ненавидишь проигрывать, в чем бы то ни было. А вообще, это называется ревностью.
- Ээээ…. Думаешь, я ревную? – Горо был действительно изумлен. Кажется, такая мысль в его вихрастую голову еще не приходила.
- Ревнуешь, - объяснял Сато тем тоном, каким объяснял когда-то решение примеров и правила вычисления. Тогда они готовились к поступлению в Кайдо, и Горо корпел над учебниками, подтягивая базовые знания отнюдь не по бейсболу. – Для ревности не обязательно любить. Достаточно просто ощутить возможность потерять то, что давно считаешь своим, будь это чьи-нибудь чувства или что-то материальное.
- То есть, я тебя не люблю, но ревную к Маюмуре? – Шигено потряс головой, словно это могло помочь ему уложить в ней трудноусваеваемую мысль.
- Ну да, - Тосия снова улыбнулся, и в этой улыбке, наряду с грустью, сквозила легкая ирония. – И знаешь, я сейчас по-настоящему счастлив.
- Почему? – Спросил Шигено с каким-то жадным любопытством.
- Потому что это значит, что ты все равно считаешь меня своим. Другом или кем-то еще, мне все равно.
- Но разве ты….
- Неважно, будешь ли ты…спать со мной или нет, - откровенность Сато явно смутила Горо, настолько, что тот даже покраснел. Впрочем, Тосия все равно считал, что ему идет. – Точнее, я хочу тебя, безумно хочу, но это не является определяющим.
- Но Тоси-кун, - этот жалобный голос, эти интонации снова напомнили Сато о прошлом, только на этот раз уже о чемпионате мира. Тогда Горо говорил точно также, и еще просительно заглядывал в глаза, чем-то очень напоминая большого, добродушного щенка. И Тосия подошел к нему и, опустившись рядом, крепко обнял за плечи.
- Да не грузись ты так, тебе не идет, - сейчас Тосия чувствовал какую-то совершенно сумасшедшую легкость, словно за спиной выросли крылья, и он вот-вот взлетит в высокое-высокое небо. – Просто будь собой. Ты ничего мне не должен, пойми ты это, дурья башка.
- Я не хочу, чтобы тебе было плохо, - все тот же жалобный тон, но теперь в голосе Шигено явственно слышалась улыбка, и Тосия вздохнул с облегчением. Разумеется, про себя. Холодность и отчуждение исчезли, как и не было, все снова было в порядке между ними. Все было так, как должно было быть. Тосия действительно был почти счастлив.
- Мне не плохо. И, кстати, у тебя нет абсолютно никаких причин ревновать меня к Маюмуре. Мы с ним просто друзья, не более. Скорее уж это я должен ревновать тебя к этому твоему Кину.
- Да ты что! – Горо от подобного допущения аж подбросило. – Чтобы я…с этим ублюдочным морозильником…?! Вот уж дудки. Честно, по сравнению с тобой, он – полное ничтожество. У меня никогда не было лучшего кетчера, чем ты.
- Правда?
- Я скучаю по нашему беттери, знаешь? – Как получилось, что голова Тосии уютно устроилась на плече Шигено, а пальцы того запутались в черных волосах друга, никто из них не знал. Просто это было, и это было так естественно и так приятно. Тепло и поддержка. – Ты всегда доверял мне, а Кин еще в самом начале подловил меня на обещании слушаться его, что бы ни случилось.
- Я всегда знал, что ты гораздо лучше и талантливее меня.
- Глупости. Я всегда тобой восхищался, знаешь? Ты – потрясающий, Тосия.
- Да уж, вечер откровений получается, - Сато был действительно удивлен этим признанием. Всю свою жизнь, с самого первого дня знакомства с этим потрясающим парнем, он только и делал, что следовал за ним, гнался, отчаянно пытаясь стать достойным сначала его дружбы, а потом и его любви. А теперь оказывалось, что Горо и без этого восхищался им, смотрел на него, считая его лучше, талантливее, способнее. В картину мира Сато это как-то не вписывалось, так что теперь он примерно мог себе представить ошеломление Шигено от признания в любви. Получалось как-то не очень весело. – Слушай, это получается, мы все время гнались друг за другом?
- Не знаю, - Шигено улыбался какой-то мягкой, теплой и спокойной улыбкой, такой редкой на его лице. – Гнался я всегда за мистером Гибсоном, а потом постоянно соревновался с Младшим и ругался с Кином. Но ты все равно всегда был для меня особенным. Ведь ты – мой самый первый и самый лучший друг.
- Но все равно только друг, да? – Сато не удалось скрыть печаль, да и незачем было ее скрывать. Здесь и сейчас они были предельно откровенны друг с другом, и эти мгновения стоили слишком дорого, чтобы омрачать их незначительной ложью. А Шигено молчал, и его пальцы все также легко перебирали волосы Сато, и это было приятно – эта мимолетная нежность, нежданная ласка. Сато чувствовал себя бессовестным вором, но это совершенно не мешало ему получать удовольствие.
- Я никогда не задумывался о чем-то подобном, - когда Горо заговорил, его тихий голос был задумчив. – Для меня всегда на первом месте был бейсбол, да и сейчас все точно также. Хотя теперь я понимаю, откуда у меня в комнате дома иногда обнаруживались разные порножурналы. Сильно подозреваю, что их подкладывал отец.
- Ну ты даешь, - Сато тихо хрюкнул от смеха, представив недоумение возлюбленного при обнаружении подобного рода литературы. И все, что могло бы последовать за этим самым обнаружением. – И как тебе?
- Я обычно их даже не открывал. Вестники бейсбола были гораздо интереснее, - Горо отвечал честно, а Сато уже буквально трясся от беззвучного хохота. – И нечего так ржать!
- Прости, Горо-кун, просо я представил себе это, - раскаянья в голосе Тосии не было, и Шигено сам рассмеялся. На самом деле, это, наверное, действительно было смешно, хотя тогда подобное его откровенно доставало. – Ладно, это действительно смешно.
- Вот видишь.
Сато прикрыл глаза и окончательно ушел в ощущения. Он никогда не думал даже, что реальность может быть настолько прекрасней всяких его мечтаний. Если честно, он иногда фантазировал о том, насколько приятными могут быть объятия Шигено, хотя дальше поцелуев не заходил. Наверное, ему просто трудно было представить что-то большее между ними, но и этих воображаемых поцелуев ему вполне хватало. Сейчас поцелуев не было, но это было не важно. Важными были тепло рук Горо, надежность его плеча, сводящий с ума запах его кожи, чуть горьковатый, и ниточка пульса, ровно и сильно бьющаяся на шее. Это было лучше любой мечты, потому что это была реальность, которая не развеется утренним мороком. Наверное, Горо в чем-то был прав, когда сомневался в том, что Тосии будет достаточно дружбы. Нет, держать себя в руках он вполне в состоянии, но даже эта невинная, в общем-то, близость будоражила кровь почище любого адреналина. Не удержавшись, он чуть повернул голову, и легонько коснулся губами этой ниточки пульса, и почувствовал, как вздрогнул Шигено.
- Прости, - а вот теперь в голосе Тосии звучала вина. Вина, но не сожаление. Он не жалел, но понимал, что не должен делать ничего подобного.
- Ничего, - успокаивающие нотки в голосе Шигено почему-то совсем не успокаивали. Да и непонятно было, кого он собирался успокоить – Сато или…себя. – Слушай, это так сложно, да?
- О чем ты?
- Так сложно сдерживать это желание? – Смущение и легкое беспокойство хлестнули наотмашь, вдребезги разбивая хрупкую нежность мгновений. Сато глубоко вздохнул и отстранился.
- Да, но не беспокойся. Я не собираюсь приставать, - получилось немного жестко, Тосия не хотел этого, но полностью подавить обиду и боль не получилось, и это проявилось резкостью голоса. Горо растеряно глянул на него и недоуменно спросил:
- Ты чего?
- Все в порядке, Горо-кун. И я действительно думаю, что мне стоит начать подыскивать другое жилье.
- Да кто тебя гонит?! Живи, сколько хочешь!
- Прости, - много мужества нужно, чтобы признаться, но еще больше его требуется для того, чтобы достойно принять окончательное поражение. – Я перееду завтра. А сейчас пора ложиться, тебе рано вставать.
И ушел на кухню. Шум собственной крови в ушах заглушил растерянное:
- Сато….
Он действительно переехал. Квартиру сразу найти не получилось, и несколько ночей в мотеле прошли без сна. Боль, обида – не на Горо, на себя самого, такого урода ненормального, - и снова боль. Сато тосковал без его рук, его тепла, но знал, что обратно уже не вернется. Потому что это не имело смысла, да и гордость у него еще оставалась. На самом деле, у него больше не было ничего, кроме этой самой гордости, ледяные грани которой таились в темной и пыльной пустоте. Уходя, он не оставил записки – им больше нечего было сказать друг другу. Иногда Сато думал о том, что мог бы сказать или сделать, но все это действительно больше не имело смысла. Иногда ему хотелось наплевать и на гордость, и на достоинство и вернуться, просить простить, разрешить быть кем угодно – лишь бы рядом. Но он знал, что все бесполезно, и пустота медленно, но верно поглощала его целиком.
А Шигено изматывал себя тренировками, но, возвращаясь вечерами, почему-то отчаянно надеялся на то, что вот сегодня уж точно его встретит знакомый зеленый взгляд, и аромат зеленого чая с жасмином, и дружеские подколки…. И маленькая квартирка почему-то казалась огромной, гулкой и невыносимо пустой. Горо и не подозревал, насколько привык к постоянному присутствию Сато рядом, но теперь ощутил пустоту своей жизни сполна. У него ничего не было, кроме бейсбола, но почему-то бейсбол тоже не помогал. Шигено скучал по Сато, и беспокоился за него, и от этого становилось еще паскуднее.
Наверное, нужно было просто извиниться, но сначала требовалось пропажу найти.
Вот только как?
Промучавшись дня три, Горо отправился к единственному относительно доступному источнику информации – он пошел к Маюмуре.

@темы: Фанфик, title: Major, вид спорта: бейсбол

---

Выполнение заявок.

[Старый змейсс]

Название: Способы и средства
Автор: Старый змейсс
Фэндом: Major
Персонажи: Шигено Горо/Сато Тосия и другие персонажи аниме.
Жанр: виньетка, ангст и немного юмора
Рейтинг: вплоть до НЦ-ы.
Состояние: в процессе
Дисклеймер: отказ от прав.
Предупреждения: ООС, АУ, пост-пятый сезон. возможно середина шестого. POV героев.
Размещение: с согласия автора и (или) заказчика.
От автора: пишется по заявке Nailya.

Текст заявки

Горо/Тоши
Тоши получает травму, из-за которой больше не сможет играть в бейсбол. В полном шоке , не зная, как жить дальше, он приезжает в Америку к единственному человеку, который мог поддержать его в любой ситуации. Приезжает скорее от безысходности и отчаянья, чем реально рассчитывая на помощь. Горо в общем-то и не знает, как помочь, просто позволяет остаться рядом. Незаметно для себя Тоши понимает, что нашел новый смысл жизни.
Ну это так, примерный сценарий, ему не обязательно следовать с точностью))
Обязательные моменты:
1)плачущий Тоши и обнимающий его Горо
2)Тоши любит Горо еще с их совместного поступления в Кайдо (и он еще тогда осознал свои чувства)
3) ярко выраженный романтический характер отношений этих двоих (то бишь не дружба)
Где-то через год после межнационального чемпионата, ребятам лет по 20.

Эпиграф

Смысла жизни нет, потому что он не нужен для тех, кто радуется каждому дню своей жизни. Смысл жизни ищут те, кто не знает, чем себя занять, какую цель поставить перед собой и как ее достигнуть.
смысл жизнь - это прерогатива лентяев.
его поиски - это глупости и бред.
смысл не нужно искать. его нужно с о з д а в а т ь.
смысл жизни - это всегда борьба за свою мечту, за свою цель.
борьба не словесная или духовная, а вполне материальная.
ставишь цель, разрабатываешь план, достигаешь.
цель должна быть реальной, а не заоблачной.
власть над своей жизнью - вот смысл. власть над собой.
знать что тебе нужно, что ты можешь и как ты можешь.... (с) Maha Malaha

Пролог. Бойтесь своих желаний....

Когда же это началось?
Может быть, когда он смотрел в карие глаза перед ним, готовясь принимать самые сильные подачи, и подчинялся яростной, решительной уверенности этого взгляда? Или раньше - когда пытался отбивать эти жуткие по своей скорости и силе фастболы? Или еще раньше, когда совсем мальчишкой впервые пошел против матери, чтобы иметь возможность играть - вместе с первым и единственным другом? Когда же все это началось?
Если бы кто-то задал ему этот вопрос, Сато не смог бы ответить. Потому что то чувство, что жило в нем, что направляло его по этой жизни, он просто было, год за годом оно росло вместе с ним, постепенно становясь единственным смыслом жизни.
Наверное. многие сказали бы, что это не правильно. Что так нельзя и до добра подобное точно не доведет. Наверное, Сато Тосия даже согласился бы с ними.
Но все это не имело значения.
И даже сейчас, по прошествии стольких лет, он продолжал играть в бейсбол, понимая, что пока он играет, пока продолжает выходить на поле с бриллиантовой травой, пока слышит восторженный рев трибун - все не имеет значения. Ведь пока все это есть, однажды он может снова увидеть яростную решительность карих глаз, самоуверенную усмешку и летящий к нему мяч - и не важно, будет ли он ловить этот мяч или отбивать его. Главное - он снова увидит его, Шигенно Горо....
Эта надежда была сильной, но обстоятельства, как всегда, оказались сильнее любых надежд и чаяний. Когда Сато кинулся под потерявшую управление машину, он не раздумывал, что ценнее - его жизнь или жизнь маленькой девчушки, растянувшейся на асфальте. Потому что на этот вопрос мог быть только один ответ, и Сато все для себя решил. Он просто не знал, что не погибнет тогда, а потом...потом, лежа на больничной койке и слушая объяснения врача, он только молчал. Молчал, когда ему говорили, что он больше никогда не сможет выйти на поле - слишком серьезны были полученные травмы. Перелом руки и обеих ног ее можно было вылечить, но поврежденные сухожилия правой руки уже было не восстановить. Врачи говорили, что пользоваться этой рукой он уже не сможет, что она останется парализованной, а играть с такой рукой было действительно невозможно.
Сато молчал. Да и что он мог сказать. Наверное, тогда он просто не поверил, не смог поверить в случившееся. Но со временем поверить пришлось. Когда управляющий, отводя глаза, просил его подписать документ о расторжении договора, а также банковские документы. Ему неплохо заплатили, очень неплохо, и руководство команды не стало настаивать на сокращении выплат в связи с тем, что травму он получил не профессиональную, а значит... Нет, они не стали делать этого, они даже покрыли больничные расходы - вот уж чего Сато никак не ожидал.
Вот только все это не имело особого значения. Потому что больше не было высокого синего неба над головой, изумрудной травы под ногами и отчаянной, почти безумной надежды на встречу. Потому что больше он никогда не сможет играть - а значит, он бесполезен, он не стоит внимания этих глаз, не стоит этой усмешки. Он - никто. Потому что для Шигено Горо бейсбол - это жизнь, а все, что вне его - не существует.
Сато молчал, заставляя себя осознать и принять произошедшее.
Сато молчал, когда несколько месяцев спустя выписывался из больницы.
Сато молчал, когда возвращался домой. И лежа в своей комнате - ему еще трудно было ходить - он думал о том, что же делать дальше. Он не умел ничего, кроме бейсбола, и теперь он так хорошо понимал чувства Шигено, когда тот в Младшей Лиге повредил плечо.... Так хорошо понимал эту усталую, тупую покорность судьбе, эту безнадежную пустоту внутри. И именно эта мысль принесла с собой понимание: он должен еще хотя бы раз увидеть Горо.
Наверное, Сато просто привык к тому, что этот парень всегда был рядом в самых безнадежных ситуациях. Привык, что есть кто-то, кто всегда знает, что и как надо сделать, чтобы победить. Чтобы вырвать свое из пасти судьбы. Тот, кто никогда не сдавался, кто своей огромной, чудовищной волей легко и просто ломал хребет обстоятельствам.
Нет, Тосия прекрасно понимал, что Горо ничем не сможет ему помочь. парень отдавал себе отчет, что только повесит на шею другу - и давно уже любимому - кучу совершенно посторонних проблем. Он осознавал, но желание увидеть Шигено не уходило. И спустя еще месяц Тосия решился.
Америка встретила его шумом, снующими людьми и жаром плавящегося на солнце асфальта. Лето было в самом разгаре, игр не было, и Сато был рад, что хоть в этом не помешает Горо.
Шигено ждал его на стоянке, и при виде руки, аккуратно висящей на перевязи, его карие глаза слегка расширились, а затем в них появилось то самое, острое и пронзительное выражение, которое Сато никогда не мог назвать для себя каким-то одним словом. В нем сочетались и серьезность, и пытливость, и понимающее сочувствие, и легкое ошеломление, и готовность поддержать, подставить плечо, оказать помощь.... Горо ничего не стал говорить, просто помог загрузить небольшой чемодан в машину и открыл перед Сато дверцу.
Когда же он успел получить здесь права?
За прошедшие пару лет Горо не изменился, и украдкой смотрел на его профиль. А Горо смотрел на дорогу, и по радио играла какая-то местная группа, и диджей расписывал количество пробок в городе, и они молчали оба, словно согласно решили отложить разговор на потом, потом, потом... Когда смогут устроиться поудобнее, и кондиционер будет гнать прохладный воздух по небольшой комнатке, и стаканы будут запотевать от ледяного апельсинового сока, желтого-желтого, словно маленькое солнышко.
наверное. Но Сато и тогда молчал. Только опустил голову, не имея сил посмотреть в карие глаза напротив. Мечты исполняются, вот только слишком часто это происходит совсем не так, как того хочется людям....

Глава первая, в которой Горо задумывается над некоторыми вещами, а Сато плюет на последствия.

Молчание висело в небольшой комнатке, разливалось в воздухе чем-то вязким, что мешало дышать. Сато ничего не говорил, глядя куда-то перед собой, словно видел что-то, чего другим не дано было разглядеть и понять, а Горо не спрашивал. Он никогда не лез в чью-то душу. Захочет человек рассказать – расскажет, а если молчит, значит, время еще не пришло. Однако же есть все равно было нужно, так что Шигено занялся готовкой, состоящей из подогревания готовой еды из ближайшего супермаркета. Даже став достаточно известным игроком мирового уровня, имея контракт, приносящий ему очень даже приличный заработок даже по американским меркам, Шигено Горо все равно продолжал жить в тесной квартирке и питаться полуфабрикатами и едой быстрого приготовления. Наверное, некоторые люди не меняются никогда.
Шигено не спрашивал, но это отнюдь не значило, что его не беспокоит случившееся с его другом. Сато был сам не похож на себя, и Горо действительно тревожился, хотя и меньше, чем несколько дней назад. Когда Тосия позвонил ему среди ночи и, запинаясь, попросил разрешения некоторое время пожить у него, Шигено спросонок даже не понял толком, о чем идет речь – просто согласился. В смысле, это же был Сато! Как Горо мог отказать? Он машинально записал день, время и рейс, и отрубился – на часах было два ночи, а утром его ждала очередная изматывающая тренировка. Новый виток противостояния с кэтчером ничего хорошего не сулил, но просто так смириться с поражением и стать послушной марионеткой Горо просто не мог. Их с Кином непрекращающаяся война порядком веселила команду, тем более, что результатов не ухудшала, даже наоборот. Насколько Шигено знал, на них даже ставки делались, как на тотализатор. Впрочем, его это скорее забавляло, хотя Кин откровенно злился и щурил темневшие в такие моменты взгляд, а Горо смеялся, и от этого Кин злился еще сильнее. А когда они выходили на поле, то понимали друг друга без слов, с полу взгляда. Им даже знаки-то особо и нужны не были. Горо не забывал о своем старом обещании, а Кин не злоупотреблял властью, и команда выигрывала игру за игрой. Такая вот своеобразная дружба.
То, что случилось что-то очень серьезное, Горо понял сразу, как увидел идущего к нему сквозь дрожащий от жары воздух Сато, с рукой на перевязи и небольшим чемоданом в другой. Именно этот чемодан его и насторожил, на самом деле. Потому что Тосия, как и сам Горо, как и все спортсмены предпочитал удобные и компактные спортивные сумки. И уж точно не чемоданы на колесиках. Но Шигено ничего не стал спрашивать, решив подождать до дома и послушать явно не слишком веселую и приятную историю в более спокойной обстановке. И вот теперь его лучший друг сидел в его квартире и неторопливо тянул апельсиновый сок со льдом. И молчал.
Когда они поели, Горо не выдержал. Он просто не мог так больше, его деятельная, кипучая натура отчаянно требовала прояснения ситуации. Тем более что Тосии явно требовалась помощь, и как догадывался Горо, именно за этим он и приехал сюда, но, видимо, не решался попросить.
Интересно все же, что случилось? Неужели снова что-то, связанное с семьей?
- Знаешь…. Прости, - Сато заговорил неожиданно, разрушая вязкую тишину. Голос его был совершенно спокойным, но Шигено подобрался. Именно так Сато говорил с сестрой два года назад, прежде чем упасть в обморок от удушья.
- Да нормально все, - легкомысленный жест рукой и улыбка. – Лето, игр нет, а тренироваться я могу и самостоятельно, и даже Кин мне ни слова не скажет.
- Кин?
- Ага, мой тутошний кэтчер. Та еще скотина, надо сказать.
- Понятно.
Сато не знал, что можно сказать, не знал, на что рассчитывал. Ну не полагал же он, в самом деле, что Шигено сразу все поймет и разом решит все его проблемы? Нет, конечно, нет. Просто…. Просто это был Горо. А у него здесь была своя жизнь, сложившаяся и спокойная. Та самая жизнь, о которое всегда мечтал его друг. И слушая рассказ Шигено о своем житье-бытье, Тосия отчетливо понимал, что не может, не имеет права встревать в эту сложившуюся жизнь только потому, что – старый друг. В конце концов, его собственные чувства не являлись веской причиной для подобного эгоизма.
О том, что влюблен в своего лучшего друга, Сато заподозрил еще тогда, когда они играли друг против друга на последнем году средней школы. А во время тренировок и учебы в Кайдо подозрение это переросло в уверенность. Наверное, именно поэтому Тосия так остро отреагировал на молчаливый уход Горо. По тому, да еще из-за собственной семьи. Впрочем, он уже тогда знал о том, что никогда не сможет добиться и намека на взаимность. Горо не интересовали парни, как не интересовали его и девушки. Единственной любовью, страстью его жизни был бейсбол. Шигено всегда, с самого детства, замечал только соперников, только те преграды, что вставали на его пути, и никогда не оглядывался на тех, кто шел следом. И самым главным, самым важным человеком в его жизни был отнюдь не лучший друг, каким бы хорошим игроком тот ни являлся. Сато вовремя сумел понять это, а за пониманием пришли принятие и смирение. Иногда Тосия думал, что так получилось даже лучше, гораздо лучше того, что могло бы быть. Ну, в самом деле, а что могло бы быть между ними? Быстрый перепих в раздевалке после тренировки или в туалете для мальчиков, а потом – отведенные в сторону глаза, стыд и липкая тайна между ними, и невозможность подойти, обнять и поцеловать при всех…. Кому из них это было нужно? После этого Тосия потерял бы его навсегда, а так…еще оставалась надежда, и этого Сато было достаточно. Теперь же надежды уже не было, потому что для Сато Тосии больше не было бейсбола. Так за каким же чертом его принесло сюда, к единственному человеку, видеть которого сейчас было горше смерти, а не видеть было невозможно? Когда Сато увидел его на стоянке аэропорта, он отчетливо осознал, насколько скучал по Горо, и что ни время, ни расстояние так и не смогли излечить его от этой больной, ненормальной, невозможной любви.
- …и жаль, что ты не видел лицо этой белобрысой заразы, когда мяч пролетел мимо его биты и так попал в зону страйка. Младшенький так бесился, просто залюбуешься, - Шигено усмехался победно, и усмешка немного напоминала оскал. Сато понял, что большую часть рассказа просто пропустил, занятый своими мыслями. А Горо вдруг замолчал так резко, что Тосия невольно вскинул на него глаза. И столкнулся с теплой серьезностью карего взгляда. – Что с тобой, дружище? Ты же половину не слышал.
- Прости, Горо-кун, я задумался просто. Вы с Младшим все также на ножах?
- Ага. Этот ублюдок меня достал. Но не меняй тему. Что с тобой происходит? Я в сети читал об аварии. Но там писали, что ты поправился.
- Поправился, - Сато усмехнулся. Усмешка вышла немного горькой, и Шигено это заметил. Сато подумал, что нужно лучше себя контролировать.
- Тогда что ты тут делаешь? – Подозрительность в голосе друга мешалась с беспокойством, а Тосия просто не знал, что сказать. Точнее, не знал, как. И тогда он просто снял руку с перевязи, и понимание в глазах Шигено было таким…. Сато опустил глаза. Хорошо, что Горо – это Горо. Жалости бывший кэтчер просто не принял бы. Ни от кого.
- Что врачи говорят? – Шигено не стал уточнять очевидные вещи. Висящая плетью правая рука Сато рассказала ему все, о чем молчал друг. Шигено хотел помочь, хотел – и банально не знал, чем именно. Как же он ненавидел подобное состояние, ненавидел свою беспомощность, бессилие и неспособность что-либо изменить. Глупо, по-детски и отчаянно.
- Безнадежно. Сухожилия порваны, - Тосия попытался улыбнуться, но улыбка вышла жалкой, больше похожей на гримасу. – Это навсегда, Горо-кун. Я больше не могу играть.
- Тосия, я….
А что он мог сказать? Что ему жаль? Горо тихо выдохнул сквозь сжатые зубы. Он не признавал поражений, но в жизни никогда и ничего нельзя было мерить игровыми мерками. Там, на поле, он был сильнейшим, он мог – все. Но вне этого поля он оставался всего лишь человеком, со всеми недостатками, присущими роду людскому. Реальная жизнь обожала подкидывать неразрешимые дилеммы и ситуации, из которых не было выхода. Как часто обстоятельства оказывались сильнее его? Смерть матери, смерть отца, травма плеча, болезнь мистера Гибсона – беспомощность и безнадежность. Наверное, у каждого из них в закромах души хватало своих призраков. Вот только это никогда не было поводом для сожалений, и уж тем более для жалости.
- Горо-кун, я сам не знаю, зачем приехал, - Сато уже взял себя в руки, и Шигено в который раз невольно восхитился его чудовищным самообладанием. Тосия всегда был сильным, в некоторых вопросах гораздо сильнее самого Горо, и это не могло не вызывать уважение. – Наверное, я просто привык, что в самые сложные моменты моей жизни ты всегда оказывался рядом.
- Ну, так уж и всегда, - Горо смутился. Откровенно смутился. Потому что был один момент, когда его не было рядом, и это до сих пор было для него одним из тех самых призраков.
- Тогда ты лечил свою травму, Горо-кун, - да, Тосия всегда хорошо его понимал. Наверное, поэтому они и смогли подружиться в конечном итоге. – Да и что ты смог бы сделать? Ты, лишившийся обоих родителей, с травмированным плечом и в возрасте десяти лет от роду? Не смеши. Твои попытки защитить всех и вся слишком часто выходили тебе боком.
- А ты не пытаешься этого сделать? – Шигено не остался в долгу, и Сато невольно любовался сверкающими от гнева глазами, чуть подрагивающими крыльями носа, сильными пальцами, сжимающимися сейчас в кулаки. Горо остался все таким же, его настроение менялось все также быстро, никогда не оставаясь в покое, и – боги – как же ему это шло.
- Наверное. Но я все же пытаюсь помочь не всем, попавшим в поле зрения, - Сато позволил себе ироничную усмешку.
- Так, я не понял, - Шигено зеркально отобразил усмешку друга, и иронии в ней было не меньше. – Ты сюда приехал, чтобы в очередной раз прочистить мне мозги?
- Да не помешало бы, - сейчас чувствовал себя почти также как раньше, когда они вместе учились в Кайдо и частенько вот так поддевали друг друга. Тогда Сато часто ворчал на безалаберность Шигено, а тот добродушно огрызался в ответ на тему излишней двинутости друга на аккуратности. Хорошее было время. Как всегда, воспоминания вызвали улыбку, и в карих глазах Шигено Сато заметил облегчение. Кажется, Горо беспокоился гораздо больше, чем хотел показать. Впрочем, он всегда беспокоился больше, чем показывал, но Сато было приятно, что Горо все же не отстранился от него сразу. Как бы там ни было дальше, Шигено Горо навсегда останется его другом.
- Тоси-кун, ты зануда. И, боюсь, будешь им всю оставшуюся жизнь.
- Горо-кун, ты безалаберный охламон, самоуверенный и помешанный на бейсболе.
- Ага, - улыбка Шигено была яркой и искренней. – В общем, ты будешь спать на диване, ничего? Не думаю, что тебе стоит ехать в отель.
- Уверен, что я не буду мешать?
- Ага. Да меня и не бывает большую часть времени. Так что квартира в полном твоем распоряжении.
- Тренировки?
- Ну да. Я после того чемпионата долго был не в лучшей форме, так что теперь Кин и ребята не дают мне спуску.
- Это правильно.
- Да уж конечно.
Дни тянулись долг и несколько однообразно. Горо пропадал на тренировках целыми днями, а иногда и ночами тоже, и предоставленный самому себе Сато просто не знал, чем заняться. Сидеть в тесной квартирке было совсем уж не правильно, да и мысли всякие разные в голову лезли – только держись. Сначала Тосия еще крепился, но когда поймал себя на том, что, запуская стирку, уткнулся носом в рубашку Шигено и замер, как последний идиот, он осознал: надо что-то делать.
И тогда он стал гулять. Не смотря на жару или непогоду. Он провожал Горо – и уходил бродить по городу, без цели или направления, куда ноги несут. А еще он учился, учился действовать левой рукой также свободно, как действовал правой. Он знал, это вполне возможно, ведь у него был перед глазами живой пример того, что нет ничего невозможного. И со временем у него стало получаться, получаться все лучше и лучше, да и с языком проблем возникало все меньше. Наверное, это могло бы даже радовать его, вот только почему-то пустота, поселившаяся в его душе в тот день, когда он окончательно осознал невозможность вновь выйти на поле, никак не желала уходить.
Редкими вечерами, когда Горо был свободен, они гуляли вместе. Или сидели дома, смотрели телевизор, обмениваясь добродушно-колкими замечаниями, и тогда Сато мог бы сказать, что он счастлив. В такие вечера уставший Горо часто засыпал прямо там, где сидел, и тогда Тосия укрывал его пледом и долго сидел рядом, осторожно гладя его лицо кончиками пальцев или поправляя разметавшиеся во сне волосы, и улыбался мягкой, печальной улыбкой. Шигено в такие моменты казался спокойным и открытым, и таким близким-близким, каким никогда не был в бодрствующем состоянии.
А еще они разговаривали. Горо много и часто говорил о бейсболе, рассказывал о тренировках, о товарищах по команде, о прошедших и будущих играх. Горо много говорил о бейсболе, а Сато слушал, понимая, что иначе с Шигено нельзя – он не сможет иначе. Бейсбол был его жизнью, его единственной настоящей любовью, Горо дышал им, существовал в нем, и Тосия слушал, изредка комментируя рассказываемое, от чего Шигено частенько взвивался, словно укушенный, и тогда они снова сыпали друг другу язвительные комментарии, словно пауков за шиворот, а потом долго смеялись над подобным мальчишеским поведением. Сато частенько замечал, что в подобных разговорах его друг с тонкостью и изяществом слона в посудной лавке пытается выяснить его дальнейшие планы, и тогда сам стал говорить о возможной учебе в каком-нибудь университете и последующей работе, не требующей обеих рук. Горо неизменно улыбался и довольно кивал, а Сато становилось так тошно, что хотелось выть в голос.
Неприятно понимать, что ты – калека, обуза для кого бы то ни было, и неважно – для родных ли, для друга ли. Нет, Горо никогда бы не выгнал Сато, но тот и сам понимал: дольше так продолжаться просто не может. В конце концов, Шигено ничем не заслужил такую обузу, а собственные чувства волновали Тосию гораздо меньше благополучия Горо.
- Наверное, мне стоит переехать, - это был один из тех вечеров, которые друзья проводили вместе, и Шигено с удивлением поднял глаза на Сато.
- Да кто тебя гонит?
- Никто.
- Тогда в чем проблема? – Горо отложил какой-то бейсбольный журнал и подсел ближе к другу. Он давно уже опасался, что с Сато далеко не все в порядке, и основания у него имелись, с его точки зрения, достаточно веские. Тосия всегда и все прятал в себе, чтобы не беспокоить окружающих его людей, и зачастую для него это оканчивалось весьма печально. Горо совершенно не хотелось в один далеко не прекрасный день узнать, что его друг скончался от асфиксии в номере какого-нибудь мотеля. Или того хуже. А периодически мелькавшие в глубине зеленых глаз тоска и пустота заставляли опасаться этого тем сильнее, чем чаще Сато улыбался. Так продолжаться не могло, но Горо не знал, что делать. От беспокойства он не находил себе места, и даже решился обратиться за советом к мистеру Гибсону. Тот, выслушав рассказ парня, долго молчал. А затем осторожно предложил свою помощь с врачами, больницей или психоаналитиком. Шигено только головой покачал в ответ, и поспешил объясниться, увидев мелькнувшую на дне голубых глаз затаенную боль. Эта боль оставалась меду ними, но Горо не хотел, чтобы Гибсон испытывал ее. Его ненависть ушла давным-давно, и теперь он глубоко уважал этого сильного, волевого человека, и, быть может, даже в некотором роде любил. По крайней мере, он мог бы сказать, что мистер Гибсон был ему если не отцом, то дядей точно. К нему всегда можно было прийти за советом или помощью, пусть Горо и предпочитал решать свои проблемы собственными силами. Когда однажды он узнал о том, что мистер Гибсон его подстраховывает, то примчался в особняк и закатил качественный скандал, вытребовав со Старшего обещание прекратить страдать ерундой и сосредоточиться на собственном сыне. Впрочем, Младший спасибо все равно не сказал. Но с тех пор мистер Гибсон вмешивался только в случае прямой просьбы, продолжая считать Горо кем-то вроде любимого приемного сына, всегда близко к сердцу принимая его проблемы и неудачи и настолько откровенно радуясь его успехам, что это доводило Младшего до нервного тика. Но в этот раз Старший ничем особо помочь не мог, разве что посоветовал поменьше оставлять Сато одного и помочь ему найти что-то, чем он мог бы заниматься, что увлекло бы его, помогло найти новый смысл жизни. Потому что без этого все остальное не будет иметь значения. И на прощанье уже Старший тихо посоветовал понять, почему его друг приехал именно к нему. И теперь Горо намерен был выяснить это. И уж точно не собирался друга отпускать.
- Нет никакой проблемы, - Тосия улыбнулся и попытался встать. Вот только ладонь, вдруг оказавшаяся на плече, была неожиданно жесткой.
- Вот уж позволь тебе не поверить, Тоси-кун. Не считай меня глупее, чем я есть на самом деле, ладно?
- Я и не считаю. Что на тебя нашло?
- Наверное, я просто не хочу потерять своего лучшего друга.
И вот тут Сато прорвало. Действительно прорвало. Наверное, он просто достиг своего предела, и слова Горо окончательно сорвали непрочные заплатки воли на дырах его психики. Нет, Тосия не кричал, не устраивал истерики и не кидался с обвинениями. Нет, он просто побледнел и глубоко вздохнул. И Шигено вдруг оказался совсем-совсем рядом, и его руки были теплыми и такими нереальными, но именно они обнимали, теребили, не давали задохнуться в пыльной пустоте собственной души.
- Дыши, Тосия. Дыши. Не смей тут подыхать. Вот же дерьмо….
- Нор…нормально, - Сато поймал ладонь Горо и сжал, давая понять, что все с ним в порядке. – Прой…дет…
- Ни черта нормального, - рявкнул в ответ Горо, и в его голосе Сато послышалось отчаянье. Но ведь этого и быть не могло. Горо никогда не отчаивался, что бы ни случалось с ним, как бы трудно не было – он никогда не допускал даже тени отчаяния, и именно это заставило Сато продолжать дышать. А Шигено, понимая, что все уже более или менее пришло в норму, побелевшими пальцами вцепился в его плечи, встряхивая, словно мешок, и почти рыча в лицо:
- Придурок больной, ты чего творишь?! Загнуться решил в гордом одиночестве? Щаз прям, ага! Так я тебе и позволил. Думаешь, если руку повредил, ели играть не можешь, то все, жизнь кончена? Может, так оно и есть, только об остальных ты подумал? Сестра твоя, бабка с дедом – похеру на них, да?! Ну ты и…птица гордая…. Не пущу. Вот только попробуй снова попытаться, я тебя везде достану, ты понял?!
- П…п...понял, Горо-кун. Только хватит меня трясти.
- Какой же ты идиот, Сато, - облегчение в голосе друга, его беспокойство, его крепкие руки, сжимающие объятия так крепко и надежно, его запах, стук его сердца…. Тосия сам не замечал, что плачет. Не всхлипов, ни вздохов – просто по щекам неудержимым потоком катились слезы, а Горо прижимал его к себе, и его рубашка промокала от этих слез. И Сато обнял его в ответ здоровой рукой, и прижался ближе, утыкаясь лбом в плечо, а пальцы Шигено путались в его волосах, и это было безумно приятно….
- Прости…. Я действительно идиот.
- Точно. Еще какой, - в голосе питчера слышалась улыбка. – Решил, что не нужен, да? Так вот, запомни накрепко: что бы ни случилось, ты – мой друг. Мой лучший друг, и всегда им будешь. И неважно, можешь ты играть или нет. И еще, - Горо чуть отстранился, заглядывая в зеленые глаза. – Пообещай, что ты займешься своим здоровьем. Ты должен справиться. Для меня бейсбол – это жизнь, я могу только подавать, а во всем остальном я туп как хороший, качественный дуб. Но у тебя ведь всегда было по-другому. Ты умница, Тоси-кун. Ты многое можешь. Так зачем ты так зациклился на игре?
- Потому что ты играешь, почему же еще? – Сато улыбнулся, и Горо улыбнулся в ответ, отвесив другу шутливый подзатыльник.
- Хорош чушь нести. Я серьезно спрашиваю.
- Серьезно? – Карие глаза смотрели в зеленые с заботливой тревогой и теплом. Шигено вообще был теплым, и Сато хотелось остановить время, чтобы его любимый вечно обнимал его вот так.
- Да, - улыбка в ответ на слегка наигранное недоверие.
- Тогда я скажу тебе самую страшную тайну! И не смей смеяться, я серьезно! – Сато перешел на трагический шепот. – Я люблю тебя! А играл всегда потому, что у меня была надежда победить тебя, и значит заставить думать только обо мне.
- Да иди ты, - Шигено расхохотался, ладонью утирая выступившие слезы. Сато смотрел на него и чувствовал горечь. Почему? Это ведь была всего лишь хорошая шутка. И Тосия тоже улыбнулся, снова пряча лицо на плече друга, чтобы тот не увидел закушенных губ и тоски. А разве могло быть иначе? А Шигено продолжал. – Ладно, не хочешь говорить, не надо. Просто подумай, сколь многого ты можешь добиться и вне поля. Да хоть тренером стать. С твоим опытом и талантом ты запросто сможешь окончить курсы.
- Наверное, ты прав, - Сато надел на лицо привычную маску спокойствия и отстранился. В глаза словно насыпали песка, и стоило, наверное, умыться, но в целом разговор принес облегчение. Он признался, и теперь уже не могло быть паскудного червячка, подтачивающего изнутри коварным «а что если» и «а может быть». Не может. Нет больше никакого «если». И это, наверное, правильно. Ведь не может же Горо отвечать за то, что Сато – такой больной на всю голову придурок, что втрескался в лучшего друга и давно уже сходит с ума от неудовлетворенного желания? Конечно, Шигено нормальным не назовешь, ну да кто из них нормален? Нужно было уехать, но сопротивляться настойчивости Горо Сато не мог никогда. Тот был ураганом, сметающим со своего пути любые преграды. – Что ж, раз так, я пошел в душ.
- Ахха, - Шигено махнул рукой, вновь утыкаясь в отложенный ранее журнал. Уходящий Тосия не видел потемневшего взгляда поверх страниц, которым проводил его друг.
Шигено тревожился. После того срыва, после тех слез, тревога его не прошла, а наоборот лишь усилилась. Быть может, дело было в словах, что никак не шли у парня из головы, а может, еще в чем-то, но он стал внимательнее присматриваться к своему другу, отмечая многое, что раньше воспринималось само собой разумеющимся: глубокий, темно-зеленый оттенок глаз, пушистые ресницы, плавные, чуть замедленные движения – последствия травмы. То, какую он предпочитает еду. То, какие фильмы любит больше.
Для Горо это было странным – обращать внимание на подобные мелочи, но это позволяло ему лучше узнать Тосию, настоящего Тосию, а не ту маску, которую всегда носил его лучший друг. Например, Горо довольно быстро понял, что Сато ненавидит рамен в любых его проявлениях, хотя прекрасно помнил тот вечер, когда они все вместе отправились отмечать какую-то очередную победу в раменную, и Тосия с очевидным удовольствием ел это блюдо вместе со всеми. Вообще, настоящий Сато состоял из противоречий и неясностей, он словно бы прятался в тени того, каким его хотели видеть, и постепенно Горо начинал понимать, о чем говорил его друг в том разговоре. Возможно, что Сато никогда и не любил бейсбол. Но у замкнутого, необщительного, вечно занятого учебой мальчика не было друзей, и ради дружбы с ним, Горо, он готов был на все. Даже играть в незнакомую игру. А дальше…возможно, он продолжал играть, чтобы не потерять возможность иметь друзей. И чтобы не потерять лучшего друга? Возможно. Горо всегда был слишком увлечен бейсболом, он зал за собой эту черту, но никогда не видел в ней ничего плохого. Но, возможно, это было…не так? Вопросов было много, и Горо ворочался до рассвета, обдумывая различные варианты, но так и не придя к какому-то одному мнению. Возможно, стоило бы поговорить с Тосией начистоту, но тот словно отдалился, замкнувшись в себе и выстроив вокруг мягкие, но неприступные заградительные барьеры. Сато оставался спокоен, дружелюбен и мягок, но душу свою больше не открывал, и ни тени искренних чувств не мелькало больше в его глазах. Точнее, все чувства были искренними, вот только к настоящему Тосии они, как сильно подозревал Горо, имели весьма косвенное отношение.
Сначала это тревожило, потом начало раздражать. Горо не привык молчать, если что-то его не устраивало. Обычно он выражал свое возмущение и протест весьма и весьма громко, но в этот раз он молчал долго, очень долго – почти месяц – надеясь, что, в конце концов, все будет как прежде. Но переупрямить Тосию было невозможно, а потому приходилось придумывать способы растормошить эту глыбу льда. Ни один из них, впрочем, так и не дал результата. И даже совместный поход на бейсбольный матч – вернейшее, по мнению Горо, средство – успехом не увенчалось. Нет, Сато был все также мил и весел, но оставался абсолютно закрыт, не разделяя даже восторженный рев трибун.
Время шло, и Шигено чувствовал, как потихоньку подступает знакомое бессилие, переходящее в растерянность. Он ничего не мог сделать, у него абсолютно ничего не получалось! И наконец парень просто не выдержал и одним из вечеров припер друга к стенке в прямом и переносном смысле слова.
- Сато, едрить твою налево, да что тут, ко всем чертям, происходит?! Ну не могу я так больше! Не могу!
- Горо-кун, успокойся, - Сато даже в лице не изменился. Просто стоял и смотрел в глаза своим спокойно-равнодушным взглядом, и внутри у Шигено всколыхнулось то самое, почти забытое чувство, когда на лице Сато жила снисходительная усмешка, и Горо отчаянно хотелось стереть ее любым способом, но лучше всего – кулаком, чтобы в кровь эти губы, чтобы больше не было этого высокомерия, этого надменного равнодушия в таких близких-близких глазах цвета зеленого клевера. Чтобы и думать не смел, что он – лучше или выше, чтобы всегда видел его, Горо, рядом или впереди. Чтобы не забывал, ни на мгновение не забывал о нем, Шигено Хонде Горо!
- Тосия…снова становишься тем кайдовским ублюдком? – Горо почти рычал в это ненавистное пустое равнодушие. – Не получиться! Не дам!
- А ты что-то хочешь мне дать? – Сато приподнял бровь. Наверное, сейчас он и сам не слишком отчетливо осознавал, что именно говорит или делает, все поглотило слепое и пустое равнодушие с привкусом знакомого возбуждения от слишком тесного контакта их тел. Еще немного – и Шигено поймет…. Но Сато это уже не волновало.
- Что ты от меня хочешь?
- Не знаю, - непробиваемое спокойствие почти разрывает изнутри. У него острые грани-лезвия, и крови много, очень много, просто ее не видно, совсем не видно, но она есть, она вытекает из безобразных, рваных ран на душе и сердце. И Сато усмехается, и вызывающе смотрит в потемневшие от гнева карие глаза, и смеется, но в этом смехе – то же самое равнодушие.
Сато все равно, что будет дальше, когда он дотягивается до губ Горо и впивается в них поцелуем. Впервые в жизни ему откровенно наплевать на любые последствия.

@темы: Фанфик, title: Major, вид спорта: бейсбол

---

А вот здесь...

[Старый змейсс]

По нижеприведенной ссылке расположено несколько довольно забавных и интересных игр. В основном вы будете играть за беттера, отбивая разнообразные подачи. Здесь есть несколько несложных детских игрушек, с расчерченной на квадратики зоной страйка и подачами не выше 130 км/ч, да и не особо навороченными. А есть более серьезные игрушки, где от выбранной вами биты зависит то, как далеко вы сумеете отбить.
Мне вот очень понравилось играть. Сразу чувствуется разница между подачами. Вроде бы они одинаковые, а воспринимаются по-разному. Чувствуется очень, хорошо игрушки сделаны.
Ну и вообще на этом сайте много всякого интересного, ведь он принадлежит Белорусской Ассоциации бейсбола.

Флэш-игры

---

Выполнение заявок.

[Старый змейсс]

Название: Последствия наших ошибок.
Автор: Старый змейсс
Бета: очень ищу
Фэндом: Ookiku Furikabutte
Персонажи: Абе, Михаши, Таджима, местами команда
Жанр: юмор, романтика, ангст
Рейтинг: PG-13 (за местами не нормативную лексику)
Предупреждение: НЕ КАНОН!
Дисклеймер: отказ от прав.
Размещение: с согласия автора и (или) заказчика
От автора: Писалось по заявке Casey. Текст заявки Ookiku Furikabutte. Татжима соблазнил Михоши, а Абе ревнует и ангствует. Надеюсь, что получилось хотя бы примерно то, чего хотел заказчик. А еще автор рассматривает возможность продолжения.

Когда Абе это увидел, он сначала не поверил глазам. Потом посмотрел снова и подумал, что, видимо, успел задремать на пропеченной солнцем школьной крыше и теперь видит абсолютно сюрреалистичный сон. Потому он потер глаза и посмотрел снова. Картина не изменилась, и Абе почувствовал, как помимо воли щеки заливает жаркая волна смущения. А парочка продолжала самозабвенно целоваться, даже не замечая его, Такаи, присутствия. И все бы ничего, если бы тем, кого целовали с подобной страстью, был кто-то другой. Пусть парень – всякое в этой жизни, конечно, бывает – но другой! Но нет: светлая растрепанная макушка ему совершенно не привиделась, а уж когда Таджима, а вторым участником этого безобразия был именно он, оторвался от своего занятия и ехидно, с этаким превосходством победителя, посмотрел Абе в глаза, тот не выдержал. Вниз по лестнице красный, как свежесваренный рак, Такая несся сломя голову. Как и вправду-то голову не сломал. И уже в туалете, пытаясь хоть немного отдышаться и прийти в себя, он отчаянно пытался выбросить из головы эту сцену: чужие пальцы, запутавшиеся в светлых волосах, мягкий довольный вздох, расслабленное тело в чужих руках – и тот ехидный, полный торжества взгляд товарища по команде. Взгляд, который словно бы говорил: «Он – мой! Ты опоздал, Абе». Такая саданул кулаком по стене и снова сунул голову под ледяную струю.
Хотя на самом деле все началось гораздо раньше. Нескладный недотепа с богатым воображением, вечно изводящий себя всякими пустяками, запинающийся через слово и постоянно все роняющий Абе Такае понравился сразу и прочно. О, такие пустяки, что ему понравился парень, Абе абсолютно не волновали, он еще в средней школе осознал, что не отдает предпочтения какому-то одному полу, и на эту тему больше себе голову не бил. Но Михаши! И вот тут действительно возникали некоторые проблемы. Ну, во-первых, вечный вопрос половой принадлежности партнеров, а Абе надеялся, что со временем даже сумеет развести застенчивого и нерешительного Рена на что-то большее, нежели детсадовское держание за руки. А второй проблемой был сам Михаши. Учитывая характер питчера и то, что ему пришлось пережить, у Такаи были все основания полагать, что Рен будет всеми правдами и неправдами отрицать саму возможность подобного рода отношений. Просто потому, что это отклонялось от нормы и, в принципе, осуждалось обществом. А значит, для аутсайдера-Рена они были абсолютно неприемлемы, хотя и сопротивляться он не сможет. И вот только на это у Абе и была надежда.
И за прошедшее время Такая проделал огромную работу! Например, чтобы приучить питчера не вздрагивать и не сжиматься от его, Абе, прикосновений пришлось приложить просто чудовищные усилия. Нет, ну кто еще, кроме этого недотепы будет так виновато смотреть из-за легкого касания к плечу, или случайного – и да, таки действительно случайного! – совместного падения в бассейн? Где-то в процессе Такая начал подозревать, что дело не столько в нем самом, сколько в том, что он является кэтчером, а от них Михаши привык получать лишь затрещины, тычки и грубости. Тогда парень решил зайти с другого боку, и повадился таскать Рена на прогулки, в кино, в кафешки и прочие места обычного скопления молодежи. При этом вел он себя подчеркнуто дружелюбно и даже местами нежно, и постепенно Рен начал раскрываться, словно бутон, позволяя увидеть нежные лепестки цветка.
Ага, романтика, блин. Ну кто ж думал, что этот цветочек так быстро будет сорван кем-то другим?! Абе выдохнул сквозь сжатые зубы, испытывая настойчивое желание побиться о стену уже головой.
- Ладно же, Таджима…. Это мы еще посмотрим….
Просто Такая очень вовремя вспомнил о том, что вообще-то за сорванные без спросу цветы с чужих клумб полагается приличный штраф или, кажется, несколько недель общественных работ, да? Обещающе улыбнувшись отражению в зеркале, Абе Такая поправил рубашку и направился к выходу. Пора было отправляться на урок, да и звонок уже давно прозвенел.

День прошел почти как обычно, только на тренировке даже самые ненаблюдательные заметили холодок отчуждения меду кэтчером и четвертым отбивающим. Язвительные выпады, подколки, не переходящие грань прохладной вежливости, все это заставило ребят насторожиться, так что тренировка в этот раз прошла из рук вон плохо, и недовольная тренер заставила их всех в качестве наказания бежать пять лишних кругов вокруг поля. И все бы было ничего, вот только именно Таджима пошел этот раз провожать Михаши домой. Таджима, а не Абе. И Рен улыбался ему своей робкой, дружелюбной улыбкой полного идиота, а Такае оставалось только скрипеть зубами от – да, черт побери! – ревности. Кэтчер сам себе поражался. И когда он успел начать ревновать? Ведь ревновать можно только того, кого любишь, а он ведь не любил Михаши. Нет, конечно, не любил, с чего бы это? Просто подростковые гормоны, о них он читал в каком-то из журналов отца, когда во время какой-то бури отключили свет, и делать было совершенно нечего. Просто приходит такое время. А поскольку Рен – не девчонка, то Абе просто его хочет, не желая заморачиваться с букетно-конфетно-розовой дребеденью, которую так обожают девушки перед тем, как дать. С парнями такой проблемы никогда не возникало: обоюдного желания было вполне достаточно для его совместного удовлетворения. Все просто. Но когда это с Михаши Реном было просто?!
Ночью Абе так и не уснул, терзаемый муками ревности и неутоленного желания, а также попытками утонуть в таком замечательном, уютном самообмане. К сожалению для него, к утру с мертвой точки дело так и не сдвинулось, а свеженький засос на шее Михаши, который тот весь день смущенно пытался спрятать за воротником рубашки, хорошего настроения отнюдь не добавлял.
Спустя неделю Такая вынужден был признать тот факт, что он не просто хотел Рена Михаши, он был влюблен. Потому что ничем иным невозможно было объяснить ту глухую боль в груди, которая возникала при взгляде на то, как Таджима помогает их питчеру разминаться или приносит ему воду, или еще как-нибудь проявляет заботу и внимание о любовнике. А то, что эти двое – любовники, просто бросалось в глаза. Нет, они не тискались и не лизались на людях, но этого им и не требовалось: нежность и тепло в глазах Таджимы, смущение и робкая улыбка на личике Михаши говорили за них. Да что там говорили, кричали на весь мир о том, что эти двое стали уж чересчур близки. Перехватывая эти взгляды, кэтчер рычал и огрызался на всех без исключения, а особенно на ничего не понимающего Рена. Тот тараторил что-то в оправдание, бессвязно и виновато, и его губы тряслись от ужаса и отчаянья, а Абе хотелось целовать эти самые губы, целовать до сбившегося дыхания и цветных кругов перед глазами. Целовать так, чтобы этот придурок забыл обо всем, кроме него, Абе. Целовать, а потом…. На этом месте Такая обычно тормозил бурно развивающуюся фантазию, ибо продолжение было чревато использованием туалетной кабинки отнюдь не по прямому ее назначению.
Даже себе Абе не хотел признаваться в том, что ему больно, очень больно видеть этих двоих вместе, и эта глухая боль стала его постоянной спутницей. Он никогда не думал раньше, что может быть настолько плохо от осознания, что он больше уже не является для Рена единственным и незаменимым. С самой первой их встречи Абе всегда был героем Михаши, защитником и другом, тем, кому Рен верил полностью и безоговорочно. Он им и остался, но Такае этого достаточно уже не было.
Он честно пробовал переключиться на кого-то другого, даже закрутил было роман с одной девчонкой из параллельного класса, но это не помогло. Совсем не помогло. И, трахая ее уже на втором свидании, он представлял на ее месте золотоглазое и лохматое недоразумение, и удовольствие накатывало неудержимой волной, и после очень не хотелось открывать глаза. Он бросил ее на следующий же день, заработав много гневных воплей и пару пощечин. Больше он подобных глупостей не делал.
Но что еще можно сделать в этой ситуации, парень просто не знал. Ну не цветы же ему таскать, как в дешевых бабских романах! Тем более что шансов остаться наедине с Реном у Абе почти что и не было, слишком уж бдительно следил за ним Таджима, и на дне его темных глаз то и дело вспыхивали очень нехорошие огоньки. Такая не боялся отбивающего, но окончательно потерять Михаши не хотелось.
В какой момент он осознал, что больше не сможет жить вот так? Слишком больно, слишком сильно, слишком много всяких противоречивых эмоций и желаний терзали подростка, сказываясь бессонными ночами, раздражительностью, темными кругами под глазами, потерей аппетита и другими классическими проявлениями безнадежной влюбленности. Михаши смотрел виновато и тоскливо, Таджима – с насмешкой и превосходством, команда – с тревогой. Потому что состояние Абе стало сказываться на его игре, и это было не просто плохо. Это было катастрофой, и как-то, отозвав кэтчера в сторонку, подальше от любопытных ушей, капитан поставил вопрос ребром:
- Что, черт подери, с тобой происходит, Абе?
- Не твое дело, - привычно огрызнулся парень. Сегодня ему снова было хреново, а во всем виноват был этот чертов питчер! Ну разве мог Абе, немного опоздавший на тренировку, предположить, что в раздевалке наткнется на взасос целующуюся парочку? Конечно, не мог. Он устроил им разнос, и был, по большому счету, прав, но легче ему от этого как-то не становилось. И вот теперь еще это….
- Мое, Абе, мое, - голос капитана отдавал жесткостью наждачной бумаги. – Если ты в таком состоянии выйдешь на поле, то похеришь игру, потому что не сможешь нормально управлять подачами Рена. И ты сам это прекрасно понимаешь. Итак, еще раз. Какого черта с тобой происходит?
- Отъебись, - рявкнул Абе в ответ и ушел. Было трудно дышать, он задыхался от странного чувства внутри, которому не рискнул бы давать название. Да название было и не важно. Именно это чувство мешало дышать, мешало связно мыслить, именно оно раскаленным железом обжигало изнутри, и боль, острая и жуткая, сосредотачивалась где-то в районе солнечного сплетения. Еще никогда в жизни Такае не было так плохо. И уже дома, запершись в своей комнате, он заглушал подушкой рвущийся наружу крик, и подушка очень быстро промокла от его слез. Такая плакал отчаянно и безнадежно, выплескивая тоску, боль, обиду, ревность, гнев и непонимание. Почему, почему все случилось именно так? Почему такое – с ним? Почему это золотоглазое чудо выбрало не его? Разве он мало был рядом, разве не помогал, не защищал, не поддерживал? Так почему – Таджима? Почему?! Боль пульсировала внутри, никак не желая проходить, и Абе изо всех сил бил кулаком по кровати, давясь рыданиями, выплакивая осколки сердца. И унижение уже не имело значения, а гордость была бессмысленной и глупой. Если бы это еще могло помочь….
Когда истерика прошла, обессиленный Такая просто лежал. В голове было пусто, но она все равно была тяжелой. В глаза словно насыпали песка, лицо опухло от слез, но ему было абсолютно все равно. Он любил, но его любовь была не нужна. Он готов был сделать все, что угодно, за нежность в глазах Михаши, но вся его нежность была предназначена другому. Абе упустил свой шанс, упустил из-за идиотского нежелания признавать очевидные вещи. Достойная расплата за ослепление собственной гордостью! Но, даже понимая, что для всего уже слишком поздно, Такая не мог просто так смириться с потерей. Он должен был хотя бы рассказать о том, что чувствует, ведь иначе останется только сдохнуть от этой жуткой пустоты внутри и медленно заполняющего сердце холода. Рассказать, а дальше будь что будет.
Отловить Михаши он смог только через несколько дней, но это было к лучшему. За прошедшие дни он немного успокоился и сумел взять себя в руки, хотя тоска и боль никуда не ушли. Они лишь стали менее острыми, больше не разрывая душу и сердце в клочья, и Абе мог более или менее спокойно смотреть в золотистые глаза питчера. Вот и теперь он смотрел в них и чувствовал, как тонет в этих широко распахнутых невинных озерах.
- Рен, - начал Абе. И запнулся, не зная, как продолжать. А Михаши смотрел на него, и ловил каждое слово, словно боялся пропустить что-то, и под этим взглядом Такая впервые за все их общение терялся и мялся, и чувствовал отчаянье от того, что не мог найти нужных слов. Наверное, именно так всегда чувствовал себя Рен, когда пытался с кем-то разговаривать, и эта мысль словно разрушила какой-то барьер, и Такая выдохнул почти отчаянно. – Я люблю тебя.
И замер, опустив глаза. Потому что больше не мог ничего сказать. Ну как он мог выразить все те чувства, которые охватывали его теперь при оном взгляде на нескладного, неуклюжего паренька перед ним? Как мог рассказать о том, чего и сам не понимал толком?
- А…Абе-кун, - пискнуло это лохматое недоразумение почти жалобно, и вскинувший глаза Такая увидел бледное личико и дрожащие губы, которых невыносимо хотелось коснуться губами. Кэтчер сжал кулаки, пытаясь обуздать лишние желания.
- Я просто хотел, чтобы ты знал. Я в курсе, что вы с Таджимой трахаетесь, так что все в порядке, - внутри все скручивалось в тугой комок нервов, и Абе за грубостью пытался спрятать это напряжение.
- Но…но…
- Да уймись ты, - досада в голосе была все же лучше безнадежной пустоты, царившей в душе. – Сказал же, все нормально.
- Но! – В золотых глазах стояли слезы, и Такая вдохнул, и улыбнулся, и, протянув руку, потрепал Михаши по лохматым вихрам.
- Нам пора на тренировку. Извини, что вывалил на тебя это.
- Но, Абе-кун…я…. Но….
- Он пытается тебе сказать, что мы не трахаемся, - насмешливый голос Таджимы подобно грому средь ясного неба разорвал пространство раздевалки. Повернувшийся на этот голос Такая встретил веселый взгляд черных глаз четвертого бэттера. – Натурально получилось, правда?
- Вы, - смысл этих слов никак не желал доходить до сознания несчастного кэтчера. – Вы….
- Что с тобой, Абе? Никак разочарован? – Ехидства в голосе прибавилось. – Что, уже собрался гордо и пафосно пожелать нам счастья, а, рыцарь? Так понравилось страдать?
- Ублюдок, - выдохнул Такая. Разум словно заволокло темной пеленой, и он бросился на Таджиму с кулаками.
Драка получилось знатной. Таджима в драках новичком явно не был, да и Абе тоже, и оба они всерьез подошли к процессу. Михаши с тревожными писками бегал вокруг, не зная, что предпринять, чтобы прекратить это безобразие. И продолжалось сие до тех пор, пока в раздевалку не ввалились несколько ребят, пришедших за корзиной для мячей. Быстро оценив ситуацию, драчунов быстренько растащили по разным углам. Абе чувствовал, как после ударов Таджимы подозрительно ноют челюсть и левый правый бок, а на лице бэттера начинал наливаться глубоким фиолетовым свечением знатный фингал, так что счет был примерно равным. Оба парня вызывающе смотрели друг на друга, не желая признавать поражение, но спустя несколько минут губы Таджимы скривились в презрительной усмешке. Сплюнув кровь из разбитой губы, он вырвался из удерживающих его рук и процедил:
- Ну и сука же ты, Абе. Ни себе, ни другим.
- Заткнись, - холодный голос капитана быстро остудил накаленную атмосферу. Да, этот парень умел оставаться хладнокровным почти в любой ситуации. – Никаких драк во время тренировки. Хотите бить друг другу морду, делайте это после и не в школе. Это ясно?
- Да, капитан, - дыхание восстанавливалось, болели сбитые костяшки, все сильнее ныла челюсть, а пустота в душе никак не желала уходить. Абе чувствовал себя так, словно его предали. Странно, ведь ни Рен, ни тем более Таджима ничего ему не обещали. Но чувство не уходило, и когда Такаю, наконец, выпустили, он просто развернулся и ушел. Молча. На Михаши он даже не посмотрел.
В школе его не было несколько дней. За это время он многое успел передумать о себе, о Михаши, о том, как быть дальше. Совершенно фантастические и полностью бредовые идеи и слова, от нежных до откровенно грубых, крутились в его голове. Родители ни о чем не спрашивали, сообщив учителям, что их сын простудился, и некоторое время не будет посещать занятия. Только в тот день по возвращению отец опустил газету, внимательно оглядел сына и осуждающе качнул головой, но Такае было все равно. Ему было больно, очень больно, и очень обидно. Так же обидно ему было только в детстве, когда в ответ на какую-то выходку мать отобрала его любимую игрушку и подарила соседскому мальчику, а когда Такая попытался выразить свой протест, спокойно и твердо сказала, что он получил только то, что заслужил. Тот урок Абе запомнил накрепко, и теперь чувствовал то же самое – только гораздо, гораздо сильнее. Это было несправедливо! Как они могли так поступить с ним?!
- Такая, к тебе друг пришел, - голос матери прервал поток размышлений на ставшую уже привычной тему, и Абе поднялся, принимая сидячее положение и натягивая на лицо насквозь фальшивую улыбку. Но когда в комнату просунулась лохматая голова Михаши, улыбка исчезла, как и не было.
- Уходи, - первое слово, которое сказал Такая вместо приветствия. Мать взглянула с укором, но ничего не стала говорить, тихо выйдя и плотно закрыв за собой дверь. А питчер упрямо мотнул головой, показывая, что никуда он не уйдет.
- Рен, уйди, по-хорошему прошу, - Абе сам испугался собственного голоса, полного разгорающейся тяжелой, темной ярости. – Уйди пока не поздно.
- Абе-кун…я…объяснить….
- А что тут непонятного? Вы с Таджимой славно развлеклись за мой счет. Все, спектакль окончен. Выметайся.
- Но…это не так! – Глаза Михаши наполнились слезами, он заметался по комнате, словно потерявшийся цыпленок, а потом резко затормозил рядом с Такаей и вдруг взял его за руку. – Холодная….
- Пошел вон! – Этого Абе выдержать уже просто не мог. Слишком о многом заставил вспомнить этот простой жест, это простое слово. Подросток вырвал руку с такой силой, что, не рассчитав, заехал питчеру в бровь. Удар был не очень сильным, но Михаши отшатнулся, нелепо приземлившись на пятую точку и слегка тряся головой.
- Не уйду. Нужно объяснить!
- Ладно, черт с тобой, - в голосе кэтчера слышалась усталая покорность. – Только потом ты свалишь отсюда. И чтобы больше я тебя здесь не видел, понял?
- Да, - тихо-тихо. Виноватый взгляд, слезы и покорность в золотых глазах, и Абе почувствовал, как дает трещину стена отчуждения под этим напором. А парень вдохнул и начал. – Абе-кун, я…я…люблю тебя…наверное. Таджима-кун…он…сказал, что…ты точно обратишь внимание, если я…если мы…ну…сделаем вид, что…вот так….а ты….
- Вы прирожденные актеры, - и ничего он не мог поделать с этими ядовитыми интонациями, совершенно ничего. – Мои аплодисменты.
- Абе-кун, я…я понимаю…наверное…нет, точно. Но… но!
- Нет никаких «но», Рен. Я не слепой, и не надо пытаться делать из меня дурака. Вот этого я точно не заслуживаю, - Такая понимал, что сжигает все мосты, но иначе он просто не мог. Он не мог простить, а именно о прощении и пришел просить Михаши. – Я могу обещать тебе только одно: я останусь твоим кэтчером и сделаю из тебя асса. Потому что обещал, и потому, что ребята ничем не заслужили того, чтобы им похерили шанс играть в бейсбол. Но ни на что иное не рассчитывай. А теперь сделай одолжение, уберись с глаз моих.
Из окна комнаты Абе видел, как уходит от его дома понурый, постоянно оглядывающийся Рен, и на душе было тоскливо и погано, как никогда раньше. Наверное, это просто закончилось детство, а может, всего лишь исчезли иллюзии. Такая не знал, что будет дальше, но он знал одно: он сдержит слово, данное любимому человеку. Сдержит, не смотря ни на что. Михаши будет ассом и номером один, и они вместе будут играть. Вот только почему тогда по лицу неудержимым потоком текли слезы?

- Он…Абе-кун….не простит…. Он ненавидит меня….
- Глупости, Михаши. Он отойдет, дай ему время.
- Но…но….
- Глупенький, - нежный голос Таджимы шелком стелился между ними, крепкие руки надежно обнимали расстроенное светловолосое чудо. Четвертый бэттер с удовлетворением думал, что все прошло именно так, как он и рассчитывал. – Даже если и не простит, забудь о нем.
- Но…но я…люблю…Абе-куна!
- Я знаю, - Таджима вздохнул про себя, вспоминая то время, когда Михаши впервые рассказал ему о совсем не дружеских чувствах и желаниях по отношению к их кэтчеру. Таджиме было больно, но он крепился. Крепился до тех пор, пока не осознал: если ничего не делать, то так и будет продолжаться, и Абе в конце концов получит то, что хочет. А потом просто выбросит надоевшую игрушку. Таджима не хотел для Рена подобного. И потому решил убить сразу двух зайцев. И получилось же, даже лучше задуманного. Ну, Такаю, конечно, немного жаль, но главное – это его собственный шанс. – Но он упрям, ты же знаешь. Почему бы нам не начать действительно встречаться, Михаши?
- Ааааа….ээээ….
- Ты ничего не теряешь, - мурлыкнул бэттер и мягко коснулся приоткрытых губ. Как же они были сладки, эти поцелуи, и теперь, уже зная их вкус, он не смог бы отказаться от них ни за что на свете. Вот только робкий Михаши не ответил на поцелуй. Он просто замер, а затем повернул голову, уклоняясь от прикосновения.
- Прости, Таджима, - всегда неуверенный, сейчас он говорил до странности твердо. – Давай больше не будем? Это плохо…наверное.
- Хорошо, - Таджима сдался. Ну не насиловать же это недоразумение! – Тогда что ты собираешься делать?
- Я….я хочу…чтобы Абе-кун простил меня. Чтобы снова…был…таким, как раньше.
- Боюсь, это невозможно.
- Но…но…но!
- Да пойми ты, дуралей, он признал и принял свои чувства к тебе, но именно поэтому считает произошедшее не просто шуткой.
- Тогда…надо убедить…объяснить…
- Он не будет слушать. Он слишком упрям и не прощает обмана.
- И что же делать? – Михаши тихо плакал от слов друга, и Таджима уже тридцать три раза успел проклясть этого упрямого придурка Абе, и эту чертову любовь, и этот идиотский бейсбол…и вообще все на свете.
- Жить. Просто жить дальше. А там видно будет.
- Я….
- Ты сделаешь только хуже, если снова пойдешь к нему.

Михаши не знал, что сказать. Сомнения терзали подростка, но это было его нормальным состоянием. Вот только в этот раз он был очень, очень виноват – и совсем не знал, как это исправить. Способ, которым он в прошлый раз разрешил сомнения, здесь сработать не мог. Точнее, уйти-то Рен вполне мог: перевод в другую школу не представлял особых проблем. Но была команда, и были собственные чувства. И если он уже причинил боль Абе, если предал себя самого, то команда точно была не при чем. Они рассчитывали на него хотя бы до тех пор, пока не смогут найти нормального питчера, а значит, до тех пор Михаши должен был оставаться и подавать, подавать во что бы то ни стало. Так, чтобы Абе-кун мог им гордиться. И пусть парень уже давным-давно не верил в лучшее, но в этот раз поверить очень хотелось. Ведь пока Абе-кун остается его кэтчером, все будет хорошо.

@темы: Фанфик, title: Ookiku Furikabutte!, вид спорта: бейсбол

---

Рейтинги и награды бейсбольной манги

[OneBall]

Итак, что же у нас в итоге получилось. Рейтинг лучших 10 произведений про бейсбол выглядит следующим образом:

Список 1

1. Cross Game (8.79)
2. Ookiku Furikabutte (8.64)
3. Bukiyou na Silent (8.60)
4. Bokura ni Matsuwaru Etcetera (8.55)
5. Touch (8.54)
6. H2 (8.49)
7. Rookies (8.47)
8. One Outs (8.34)
9. Diamond no Ace (8.31)
10. Major (8.28)

Ничего удивительного в том, что все наши любимые вещи попали в десятку. Тем более нет ничего удивительного в том, что первые два места принадлежат Cross Game и Ookiku Furikabutte. Успех яойной манги Bukiyou na Silent объясняется в первую очередь ее яойностью, а не тем, что она о бейсболе, хотя как мангака Таканага Хинако прекрасна и популярна. На 4-ом месте снова яой, который опять же мало связан с бейсболом, хотя сама история красива и трагична. Далее также известные и экранизированные манги Touch и H2. На 8-ом месте One Outs, Major – на 10-ом. Обратите внимание на две другие манги – Rookies и Diamond no Ace, прекрасные работы, посвященные именно дружбе, бейсболу, мечте и борьбе за нее.

Еще более интересен второй список. Это манги о бейсболе, получившие одну и несколько наград, как лучшие в своем жанре, чаще всего в жанре спокон и сенен. Именно их можно в первую очередь посоветовать всем любителям этих направлений. К тому же следует отметить, что чаще всего комиссии, выбирающие победителей, состоят из самых известных мангак, работающих в этих же жанрах, так что судейство строгое, но справедливое и самое главное, разбирающееся в вопросе.

Список 2

1. Captain 1972, Сенен, Спокон
2. Play Ball 1973, Сенен, Спокон, Школа
3. Abusan 1974, Сенен, Спокон, Драма 7. Touch 1981, Сенен, Спокон, Драма, Школа, Романтика
4. Just Meet 1984, Сенен, Спокон
5. Kaze Hikaru – Koshien 1991, Сенен, Спокон
6. Major 1994, Сенен, Спокон, Комедия, Драма
7. Ookiku Furikabutte 2003, Сенен, Спокон, Комедия, Повседневность, Школа
8. Saikyou! Toritsu Aoizaka Koukou Yakyuubu 2005, Сенен, Спокон, Школа
9. Cross Game 2005, Сенен, Спокон, Драма, Романтика, Комедия, Школа, Повседневность, Трагедия
10. Usagi to Kame to Strike 2005, Сенен, Спокон
11. Diamond no Ace 2006, Сенен, Спокон, Школа, Комедия
12. Koukou Kyuuji Zawa-san 2008, Сенен, Спокон, Комедия, Повседневность – номинирована

О следующих постах.
Далее я буду писать подробнее о тех мангах, которым посвящено наше сообщество, однако если вас интересует какая-то конкретная манга и вы хотите узнать о ней больше, пишите в комменты и она будет добавлена в список. Также можно добавить инфо по мангам в определенном жанре, например, "о мангах в жанре сёдзе".

@темы: title: One Outs, title: Major, title: Ookiku Furikabutte!, title: Cross Game, title: Touch, title: Play Ball, вид спорта: бейсбол

---

Выполнение заявок.

[Старый змейсс]

Название: Главное - это практика....
Автор: Старый змейсс
Бета: Мэй Линн
Фэндом: Ookiku Furikabutte
Персонажи: Абе, Михаши, местами команда
Жанр: юмор, романтика
Рейтинг: PG-13 (на мой взгляд)
Состояние: закончен
Дисклеймер: отказ от прав.
Размещение: с согласия автора и (или) заказчика
От автора: Писалось по заявке Tmeyn.

Текст заявки

Ookiku Furikabutte. Михаши и Абе. Абе его любит, заботится, опекает, дома у него ночует, с родителями дружит, чуть ли не прямым текстом говорит, а до Михаши все не доходит. Обязательный ХЭ. По возможности, как можно более высокий рейтинг. Надеюсь, что получилось хотя бы примерно то, чего хотел заказчик.

Это уже начинало даже не раздражать, это начинало откровенно бесить.
Нет, все можно было понять: душевные травмы, жестокое обращение, мягкий характер, сломанная психика, которая только начинала восстанавливаться…. Все это было вполне достаточной причиной для постоянной неуверенности, для страха и сомнений. Очень логичной причиной.
Но, черт возьми, почему этот придурок боится его?!
Эти мысли при общении с питчером посещали Абе с частотой одна в минуту. Нет, сначала он просто терпел. Потом начал раздражаться. Потом злиться. И хотя подросток понимал, что ни раздражение, ни гнев, ни злость ничем не помогут, скорее уж навредят, но поделать с собой ничего не мог. На Михаши не действовали ни слова, ни поступки, и вся команда просто не знала, что делать. На спонтанных собраниях в раздевалке выдвигались разные идеи, но отвергались по причине полной невыполнимости. Любые попытки что-либо изменить сталкивались с самой непреодолимой из всех преград: с самим Реном. Михаши всегда все понимал неправильно, истолковывая собственные победы как поражения, и это ни у кого не получалось изменить. И тогда Такая предпринял последнюю отчаянную попытку.
Он начал с того, что попытался подружиться. Не так, как раньше, а по-настоящему, хотя это было очень трудно. У них почти не было точек соприкосновения помимо бейсбола, и Абе пришлось всерьез помучиться, прежде чем он выяснил, что действительно нравится Михаши. Нет, серьезно: это оказалось действительно трудно. У самого парня ничего выяснить было невозможно. Питчер краснел, бледнел, заикался и дрожащими губами говорил только то, что, по мнению Рена, хотел услышать его кэтчер. При этом он чуть не плакал, и Абе в который уже раз чувствовал себя последним подонком. Он ненавидел чувствовать себя подобным образом, но иначе с этим…существом было невозможно. Тогда Абе попробовал поговорить с друзьями Михаши и его бывшими одноклассниками, но очень скоро осознал, что и это абсолютно бесперспективно. Друзей у их аса не было, а его одноклассники в бывшей школе ничего не знали, ибо всегда больше интересовались, как бы унизить и обидеть парня, нежели его привычками и интересами. Да и не стремились они что-либо рассказывать тому, ради кого Михаши отказался принять их извинения и вернуться в команду. К исходу месяца Абе уже готов был выть в голос от отчаянья и лезть на стену от безысходности, пока не вспомнил об еще одном источнике информации, наиболее достоверном из всех. Он вспомнил о родителях.
Первый блин, как обычно и бывает, получился комом. Напросившись в гости к Рену, Абе узнал, что его родители уехали отдыхать на неделю, оставив сына одного. Такая только вздохнул и смирился. Михаши бегал вокруг, словно щенок, счастливый от того, что к нему пришли в гости, и кэтчер просто не смог уйти. В такие моменты он чувствовал себя совсем беспомощным перед их асом, испытывая одновременно жалость к этому парню и радость от того, что тот счастлив. Михаши вообще очень легко было сделать счастливым. Всю жизнь не имея самых простых вещей, он был безумно счастлив, получая их, и Абе отчетливо понимал: он готов на все, чтобы видеть в золотистых глазах не вину, отчаянье или одиночество, а искрящуюся радость. А еще Абе был достаточно сообразительным, чтобы понимать, что это означает. Михаши был дорог ему, о нем хотелось заботиться, защищать его – и не только потому, что это было обязанностью кэтчера. И можно было сколько угодно прикрываться тысячей причин, но на самом деле она была одна – Михаши стал ему дорог, дорог такой, какой есть: со всеми достоинствами и недостатками. Сначала это пугало Абе, но потом он привык. В конце концов, это совершенно не мешало играть в бейсбол и им же прикрываться.
Как бы там ни было, своих попыток добраться до родителей друга и устроить им допрос с пристрастием Абе не оставил, и когда они таки увенчались успехом, он долго слушал рассказы о детстве Михаши, о его привычках, о его интересах, вместе с его матерью смеялся над забавными случаями и послушно вздыхал над рассказами о разочарованиях ее сына. В следующий раз он пришел в гости с букетом цветов для матери и пачкой манги для ее сына. Мангу эту он раздобыл с большим трудом, съездив ради этого в Акихабару, и по праву гордился собой. А когда вручил заветный пакет Михаши и увидел в его глазах огромное, искрящееся и неподдельное счастье, то почувствовал, что пропал окончательно и бесповоротно. Потому что то пушистое, теплое чувство внутри можно было назвать только одним словом, пусть Абе никогда бы не произнес его вслух. Потом они вместе читали эту самую мангу, и Такая с удивлением осознал, что готов делать вместе с Михаши что угодно – даже читать комиксы, которые всегда ненавидел. Потом их позвали ужинать, и все было чудесно, а на следующий день их питчер снова трясся как осиновый лист, отвечая на вопросы, дергался от резких движений и подобно собаке кидался выполнять любые просьбы членов команды. Абе скрипел зубами и ругался, стараясь делать это незаметно. Впрочем, у него не особо получилось. Он понял это, когда на плечо опустилась рука капитана и его голос тихо сказал над ухом:
- Если ты сорвешься, будет только хуже. Сам знаешь.
- Знаю, - Абе не повернул головы, продолжая следить за их асом, которого тренер как раз заставляла бегать. – Но я уже не знаю, чем тут можно помочь. Это бесит.
- Ага. Это ненормально, но он никогда не изменится. Ребята думают, что нужно просто смириться.
- Я не могу.
- Если ты позволишь себе раздражение или гнев, мы лишимся питчера. Ты это знаешь не хуже меня. Я, конечно, не могу тебя заставить, но очень прошу: ради команды постарайся сдержаться.
- Я попробую.
Капитан ушел, вернувшись к тренировкам, и Абе вздохнул. Если бы все было так просто. Михаши не только раздражал, он еще и притягивал кэтчера словно магнитом, но позволить себе лишнего парень тоже не мог. Не тогда, когда любое неосторожное слово вызывало у питчера поток слез и самообвинений. Абе бесился, но ярость эту вызывал не столько сам Михаши, сколько те придурки, которые год за годом ломали этого робкого, мягкого паренька, и в конце концов сломали. Качественно сломали, почти до конца, так, что рана в его душе никогда не закроется. И с последствиями этого предстояло разбираться именно ему, Абе. Вот только он совершенно не представлял себе, как. У него не было ни знаний, ни сил, ни достаточного терпения, чтобы постепенно, исподволь убеждать питчера в том, что тот важен и нужен сам по себе, а не потому, что что-то делает. А тот был слишком замкнут на собственной никчемности, слишком уверен, что необходим только в качестве подающего или…ну да, слуги. Замкнут настолько, что совершенно не замечал доказательств обратного, словно получал от этих самоистязаний какое-то извращенное удовольствие. Да взять хотя бы тот случай в автобусе, когда Михаши никому не сказал, что ему плохо. Или в летнем лагере, когда опять-таки никому не сказал о своих проблемах со сном. Это выходило за всякие разумные границы, и Абе чувствовал полное и абсолютное бессилие что-либо изменить. Но знал, что должен хотя бы попытаться.
С того вечера, когда он впервые пришел в гости к Михаши сам по себе, Абе стал в их доме частым гостем, приходя по поводу и без, и они с Реном часто занимались вместе уроками или даже работой по дому, которую кэтчер делать не умел совершенно. Когда он впервые подошел к матери и попросил научить его нормально готовить хотя бы самые простые блюда, у несчастной женщины случился шок. Немного отойдя, Такая-сан взялась за расспросы. Сын долго запирался, отмалчивался, но в конце концов признался, зачем ему это понадобилось, хотя и не сказал всей правды. Впрочем, вся и не требовалась. После рассказов сына о Михаши, женщина растрогалась настолько, что пообещала научить Абе всему, что необходимо, по ее мнению, знать о ведении домашнего хозяйства. И для Абе начался ад. Ну, в конечном итоге он преодолел и это. Зато когда в следующий раз они остались с Михаши вдвоем, парень сумел приготовить неплохой обед из простейших блюд, и преданный взгляд друга в сочетании с робкой благодарностью были самой лучшей для него наградой.
Но этого было недостаточно, и следующим шагом, предпринятым Абе, стало приглашение на совместную прогулку в парк развлечений. На робкий вопрос Михаши: «А мне тоже…можно? Ну, пойти?» кэтчер, сдерживаясь из последних сил, ответил, что вообще-то они идут вдвоем, поскольку остальным ну совершенно некогда. За разоблачение Абе не боялся, поскольку еще накануне обсудил сие мероприятие с командой, выдав его за очередную попытку привести их питчера в более адекватное душевное состояние. Команда сочувственно посмотрела на кэтчера и согласилась подтвердить, что именно так оно все и было.
Субботний день прошел замечательно, если не считать того, что Михаши пару раз все же укачало. Но у наученного горьким опытом Абе с собой были нужные таблетки, так что все обошлось. Кэтчер даже купил другу «амулет на удачу» - небольшую подвеску на тонкой цепочке. Михаши долго не мог поверить, что это для него, а когда Абе, не выдержавший этого идиотизма, рявкнул, что таки да, затрясся и закивал благодарно и виновато. И кэтчеру снова пришлось утешать и успокаивать паренька. Где-то в процессе этого утешения Абе обнял друга, притягивая ближе к себе, нашептывая на ухо, что не сердится совсем, что просит прощения за то, что повысил голос, что Михаши ни в чем не виноват… А когда осознал, что делает, буквально отскочил от красного как рак питчера. Тот смотрел на друга широко распахнутыми глазами и от волнения не мог вымолвить ни слова – только смешно открывал и закрывал рот. Вот только смеяться у Такаи что-то не было никакого желания. Желание у него было совсем другое, и жаркая волна стыда заставила уши полыхать так, что в темноте они наверняка бы светились.
- П…прости…Абе-кун…. Прости….
Такая лишь возвел очи горе. Непрошибаемо.
Но, наверное, с того дня что-то изменилось в нем самом. При одном взгляде на Михаши в сердце словно загоралось маленькое солнышко, а прикосновения к питчеру вообще творили с его телом и сознанием что-то невообразимое. Результатом этого «невообразимого» стало то, что кэтчер как только мог избегал этих прикосновений, и Рен смотрел на него глазами побитой, но преданной собаки. От этого Абе становилось так тошно, что хотелось разбить башкой пару кирпичных стен. Как минимум. Как максимум, подростку хотелось обнять этого невозможного идиота и никогда никуда больше не отпускать. Абе молчал и крепился.
Впервые эти сны пришли к нему после того чертового похода в парк. В этих снах было влажно, душно и жарко, и очень, очень хорошо. Просыпался он после них в клубке сбитых простыней, с подушкой на полу и мучительно ноющим пахом. Или еще хуже. Сны повторялись почти каждую ночь, и Абе оставалось или принимать их как должное, или мучиться от бессонницы. Разумеется, он предпочел первое. В итоге его достали понимающие взгляды матери и сестры и сдержанное «взрослеет мальчик» отца, отчего становилось так стыдно, что хотелось провалиться сквозь землю. Тем более, с течением времени сны эти становились все более яркими и отчетливыми, так что, просыпаясь утром, Абе задыхался от неудовлетворенного желания. И, помогая себе рукой, на чем свет стоит костерил золотоглазое недоразумение, подушкой заглушая срывающиеся с губ стоны. Это было…унизительно.
А между тем в реальности никаких сдвигов и не намечалось даже. Михаши по-прежнему ходил за ним по пятам, заглядывал в глаза и разве что хвостом не вилял, но совершенно не желал обращать внимание на попытки Абе наладить более близкие отношения. Зато команда все прекрасно замечала - дураков у них было мало, а слепых не было вообще. Сначала они еще могли думать, что слишком сильная привязанность Абе к их питчеру им только казалась, однако после того, как кэтчер стал задерживаться на тренировках настолько, чтобы не сталкиваться с Михаши в раздевалке, всем все стало окончательно ясно. А уж когда ребята сообща приперли Абе к стенке и под угрозой страшной пытки щекоткой вытянули из него правду, даже у самых тупых исчезли последние сомнения. Ребята Абе откровенно сочувствовали, и у того отлегло от сердца: в их глазах он не увидел ни отвращения, ни неприятия подобных отношений. И хоть это радовало.
В какой-то момент Абе осознал, что больше так просто не сможет, что с этими чувствами нужно что-то делать, иначе они просто взорвут его изнутри. Дошло уже до того, что от одного взгляда золотистых глаз, от одной робкой улыбки у него стояло так, что можно было под флагшток использовать. И все бы ничего, но это постоянное напряжение стало сказываться на качестве игры, а такого позволить он себе не мог. У их команды мог быть только один питчер, и этот питчер отказывался иметь дело с другим кэтчером. Это была проблема, и весьма серьезная. Причем проблема не только лично самого Абе, но и всей команды в целом. Потому что заменить их было некем.
В конце концов ребята начали предпринимать меры, и меры эти Абе быстро прочувствовал на собственной шкуре. Тренировочный лагерь, старый домик, запертые окна и двери – хоть ломай… Романтика, блин. Особенно учитывая сиротливые скатки футонов и корзинку с едой и водой рядом. Все это наводило Абе на мысль о том, что выпустят их не раньше, чем они решат проблему между собой. Глядя на суетившегося Рена, Такая думал о том, что скорее им грозит смерть от старости.
Когда ночь приближалась к середине, а питчер никак не желал успокаиваться, Абе не выдержал: он просто поймал Михаши в объятия и…поцеловал. Поцелуй вышел неуклюжим и грубоватым, неумелым и немного смешным, наверное, но для Абе он был прекрасен. Было жутко неудобно, не хватало воздуха, дико мешал нос, а слюни вообще не поддавались описанию, но все это было неважным в сравнении с мягкой покорностью губ замершего в каком-то столбняке питчера. Когда Абе углубил поцелуй, Михаши тихо пискнул и отшатнулся, замотав лохматой головой так, что, казалось, вот-вот свернет себе шею.
- А…Абе-кун….это…нельзя…наверное….
- Почему? – спросил Абе, не узнавая собственного голоса. Тот был хриплым и низким, а в паху пульсировало уже знакомое напряжение. Кэтчер глубоко вздохнул, пытаясь успокоить дыхание и призывая на помощь все свое терпение. – Тебе не понравилось?
- П...п…понравилось, - пискнули в ответ.
- Правда? – взгляд Абе стал пристальным. Слишком часто этот парень говорил то, что хотят от него услышать, а не то, что чувствовал или хотел на самом деле.
- П…п…п…правда.
- Тогда почему нельзя?
- Это…это…неправильно. Мы же п…п…парни!
- Это не мешает получать удовольствие. Так почему нет?
Михаши был красным, смущенным, встрепанным – и таким желанным, что у Абе сносило крышу. Но он понимал: надо держать себя в руках, иначе он похерит даже тот небольшой шанс, который у него был на данный момент.
- Н…но….
- Нет никаких но. Только «не хочу» и «не нравится».
- Н..н..но! Мне…мне нравится…Абе-кун….
- Тогда ты не против, если я еще раз так сделаю?
В хриплом голосе возбуждение мешалось с мягкостью, и Михаши отчаянно затряс головой. Сочтя это разрешением, Абе потянулся, осторожно обнимая своего непутевого питчера, привлекая его к себе и снова целуя. В этот раз у них определенно получилось лучше, и Абе на пробу легко погладил ширинку Михаши, чувствуя дрожь прижавшегося к нему тела. Дрожь не страха – возбуждения. Кажется, Рену действительно нравилось, и Абе решил, что в снах, пожалуй, не было ничего плохого. По крайней мере, кое-какие идеи были весьма полезны с практической точки зрения. И пусть первый раз получился очень неуклюжим, местами глупым, местами смешным, а местами и болезненным, никто из них не жаловался.
Ведь в любом деле главное – это практика.

@темы: Фанфик, title: Ookiku Furikabutte!, вид спорта: бейсбол

---

Список манги

[OneBall]

Итак, друзья мои, далее следует список манги о бейсболе в хронологической последовательности по году издания от самой старой до самой новой. Название произведения – ссылка на страничку данной манги на сайте mangaupdates.com. Для тех, кто незнаком с этим ресурсом сообщаю, что сайт англоязычный и на странице манги можно получить следующую инфо о ней: название (все виды названий, в том числе на японском), автор (иногда отдельно художник и автор сюжета), краткое содержание, год выхода первого тома, тип манги (сериал или ваншот), связанные с ней произведения (сиквелы, приквелы), статус в стране издания (вышла ли полностью или не закончена), издатель, есть ли издание на английском, какие группы сканлейтят и переводят на английский язык, последние обновления сканлейта, на какой стадии находится сканирование и перевод и много чего еще.
Сразу предупреждаю, что большинство произведений имеют несколько жанров, чистых споконов почти нет. Рядом с названием-ссылкой и годом издания написаны дополнительные жанры.
Манги, которые экранизированы выделены жирным и подчеркнуты!

Приятного чтения!

1. Kyojin no Hoshi 1966, Сенен, Спокон
2. Captain 1972, Сенен, Спокон
3. Play Ball 1973, Сенен, Спокон, Школа
4. Abusan 1974, Сенен, Спокон, Драма
5. Susume!! Pirates 1977, Сенен, Спокон, Комедия
6. Nine 1978, Сенен, Спокон, Комедия, Романтика
7. Touch 1981, Сенен, Спокон, Драма, Школа, Романтика
8. Nanto Magoroku 1981, Сенен, Спокон, Комедия, Школа, Повседневность, Боевые Искусства
9. Koushien no Sora ni Warae! 1984, Седзе, Спокон
10. Just Meet 1984, Сенен, Спокон
11. Iruka-chan Yoroshiku 1984, Седзе
12. Dreams 1985, Сенен, Спокон
13. Straight 1986, Сенен, Спокон, Драма
14. Kenritsu Umisora Koukou Yakyuu Buin Yamashita Tarou-kun 1986, Сенен, Спокон
15. 4P Tanaka-kun 1986, Сенен, Спокон
16. Akira Tobu!! 1991, Сенен, Спокон
17. Itoshi no Batman 1991, Сенен, Спокон
18. Kaze Hikaru – Koshien 1991, Сенен, Спокон
19. H2 1992, Сенен, Спокон, Комедия, Драма, Романтика
20. Major 1994, Сенен, Спокон, Комедия, Драма
21. Kimi wa Aozora no Shita ni Iru 1994, Седзе, Спокон
22. Cat Rookie 1994, Сенен, Спокон
23. Yell! 1996, Сенен, Спокон, Драма
24. Stopper Busujima 1996, Сенен, Спокон, Комедия
25. Jigoku Koushien 1996, Сенен, Спокон
26. Go and Go 1996, Сенен, Спокон
27. Double Call 1996, Спокон, Яой
28. Boku to Issho 1997, Сенен, Комедия, Повседневность
29. V - Egao no Tameni 1997, Седзе, Спокон, Романтика
30. One Outs 1998, Спокон, Сенен, Азартные игры, Стратегические игры
31. Tanoshii Koushien 1998, Спокон, Сенен
32. Rookies 1998, Сенен, Спокон, Комедия, Школа
33. Mitsuru Adachi Anthologies 1998, Сенен, Спокон, Комедия, Школа, Романтика
34. Hatsukoi Koshien 1998, Сенен, Спокон, Школа, Романтика
35. Hanaotoko 1998, Сенен, Комедия, Повседневность, Драма
36. Tamiya ga Kuru! 1999, Сенен, Спокон
37. A Dasshu 2000, Седзе, Спокон
38. Dorabase: Doraemon Chouyakyuu Gaiden 2000, Спокон, Комедия, Научная фантастика
39. Koushien e Ikou! 2000, Спокон
40. Tetsuwan Girl 2000, Сенен, Спокон, Драма, Повседневность, История
41. Zig x Zag 2000, Седзе, Спокон, Драма
42. Wild Leaguer 2001, Спокон
43. Natsu no Koshien 2001, Седзе, Спокон, Романтика
44. Mr. Fullswing 2001, Сенен, Спокон, Комедия
45. Bakushou Baseball! Mo~da Major!! 2002, Спокон, Комедия
46. Ootori Bomber 2002, Сенен, Спокон, Комедия
47. Taiyou wa Kimi ni Kagayaku 2003, Седзе, Спокон, Школа, Романтика, Комедия
48. Matsui Nikki wa Shitteiru! Major 2003, Спокон
49. Ookiku Furikabutte 2003, Сенен, Спокон, Комедия, Повседневность, Школа
50. Bukiyou na Silent 2004, Школа, Романтика, Комедия, Яой
51. Star na Koi 2004, Романтика, Школа, Яой (про бейсбол только последняя история в томе)
52. Yakyuu Shiyouze! 2004, Сенен, Спокон
53. Morimori! Bancho! Kiyohara-kun 2004, Комедия
54. Last Inning 2004, Сенен, Спокон
55. Hybrid Berry 2004, Седзе, Спокон, Драма, Романтика, Комедия
56. Battery 2004, Седзе, Спокон, Драма, Повседневность
57. Amateur Slugger 2004, Спокон
58. 18 2005, Седзе, Спокон, Мистика
59. Saikyou! Toritsu Aoizaka Koukou Yakyuubu 2005, Сенен, Спокон, Школа
60. Cross Game 2005, Сенен, Спокон, Драма, Романтика, Комедия, Школа, Повседневность, Трагедия (чуть ли не единственная манга, которая вышла до конца, переведена на английский до конца и аниме по которой вышло до конца, причем именно до последней главы манги)
61. Wild Pitch 2005, Сенен, Спокон, Школа, Комедия, Эччи
62. Usagi to Kame to Strike 2005, Сенен, Спокон
63. Senshuu Shimattekoo!! 2005, Сенен, Спокон
64. Star ni Ai 2006, Романтика, Яой (сиквел к Star na Koi, опять же про бейсбол только 3-4 главы тома)
65. Yakyuu Tengoku 2006, Спокон, Яой
66. Sora no Platanus 2006, Сенен, Спокон
67. Shinyaku "Kyojin no Hoshi" Hanagata 2006, Сенен, Спокон, Школа, Комедия
68. Over Time 2006, Сенен, Спокон, Школа, Сверхъестественное
69. Kikoenai Koe 2006, Сенен-Ай, Спокон, Школа, Трагедия
70. Diamond no Ace 2006, Сенен, Спокон, Школа, Комедия
71. G-Cup 2007, Спокон
72. Diamond 9! 2007, Спокон
73. Stripe Blue 2007, Спокон, Сенен, Романтика
74. Shiratama Shoujo 2007, Сенен, Спокон, Комедия
75. I.Q 2007, Седзе
76. Boys of Summer 2007, Сенен, Спокон, Школа, Романтика, Эччи
77. Perfect XXX 2008, Спокон, Комедия, Яой
78. Bokura ni Matsuwaru Etcetera 2008, Сенен-Ай, Драма, Школа (только 1-ая история и экстра к ней)
79. Mienai Hoshi 2008, Сенен-Ай, Спокон, Школа, Трагедия (сиквел к Kikoenai Koe)
80. Tomo yo 2008, Спокон
81. Otouto Catcher Ore Pitcher de! 2008, Спокон, Комедия, Сенен
82. Taishou Yakyuu Musume 2008, Сенен, Спокон
83. Taiyou ga Yonde Iru! 2008, Седзе, Спокон, Романтика, Школа
84. Motto Yakyuu Shiyouze! 2008, Сенен, Спокон
85. Koukou Kyuuji Zawa-san 2008, Сенен, Спокон, Комедия, Повседневность
86. Chi Ryoubo 2008, Сенен, Спокон
87. Bakushou Baseball! Mo~da Major!! 2008, Спокон, Комедия
88. =Ippatsu 2008, Сенен, Спокон
89. Major: Yuujou no Ikkyuu 2009, Сенен, Спокон, Комедия, Драма (томик по мувику Major)
90. Get Sports 2009, Сенен, Спокон
91. D x H 2009, Сенен, Спокон
92. Catch Smile! 2009, Яой
93. Karenai Hana 2010, Сенен-Ай, Спокон, Трагедия (сиквел к Mienai Hoshi)
94. Full Swing 2010, Сенен, Спокон
95. Black Out 2010, Сенен, Спокон, Мистика
96. Young Bandit 2005(?),Сенен, Спокон, Драма

Если у вас есть дополнения или исправления, прошу писать в комменты. Дополнительная инфо будет добавлена, а исправления внесены.
Завтра список будет отсортирован еще дважды. Сначала в соответствии с топ-10 манг в этом жанре, по мнению читателей на mangaupdates.com. В другой записи будут представлены только манги, удостоившиеся ежегодных наград, как лучшие в жанрах спокон и сенен.

@темы: title: One Outs, title: Major, title: Ookiku Furikabutte!, title: Cross Game, title: Touch, title: Play Ball, вид спорта: бейсбол

---

Вопрос про мангу

[OneBall]

Уважаемые сообщники!
У меня к вам вопрос. Стоит ли выкладывать информацию не только по бейсбольным аниме, но и по мангам? Новые главы, ссылки на скачивание, переводы? И самое главное, если ответ будет «да», то нужно ли рассказывать помимо известных нам по аниме мангам, еще и о других, по которым еще не сняли сериал?

UPD
Голосование продолжается, хотя если учесть, что поучаствовала уже почти половина сообщников, администрация принимает за ответ вариант "да, по всем мангам о бейсболе" и обещает сегодня выложить первый пост со списком манги

Вопрос: Нужна ли инфо по манге?

1. да, но только по которым есть аниме		5	(19.23%)
2. да, по всем мангам о бейсболе		19	(73.08%)
3. нет, не нужна		2	(7.69%)
Всего:		26

@темы: от администрации

---

Гороо~ №2

[meissdes]

уже по мувику

@темы: Фанарт, title: Major, вид спорта: бейсбол

---

[Старый змейсс]

Название: Вопреки
Автор: Старый змейсс
Фэндом: Cross Game
Персонажи: Азума Юхей, Китамура Ко и другие персонажи аниме
Рейтинг: НЦ-17
Состояние: закончен
Дисклеймер: отказ от прав.
Размещение: с согласия автора
От автора:

пишется по заявке

Casey Cross Game. Китамура и Азума. Азума не просто так запомнил имя Ко, он все более и более увлекается им, начинает отдаляться от своих товарищей по сборной команде, бесится от методов тренера и в конце концов решает остаться в школе и не просто присоединится к команде Ко, но и вынуждает его поселить у себя. А дальше ПВП. Хотя, боюсь, это все же несколько не то, на что рассчитывал заказчик.

Он всегда плохо запоминал лица и имена. Точнее, лица он еще как-то помнил, особенно если частенько видел их обладателей. Например, в школе. А вот с именами было гораздо хуже. Еще в детстве мать придумала для него игру, которая помогала хоть как-то связывать имена с их обладателями. Всего-то и надо было, что заметить какую-нибудь особенность человека, имя которого необходимо запомнить, и привязать это имя к этой самой особенности.
И все было бы хорошо, если бы людей вокруг не было так много.
Серая масса, безликая и безымянная. Ну, как найти особенности? А если и найдешь - как запомнить? Потому Азума Юхей редко запоминал имена. Почти все считали это высокомерием и незнанием своего места, и лишь несколько самых близких людей знали правду.
Однако, так или иначе, имена конкретных людей Азума Юхей запоминал крайне редко и с большим трудом.
Потому он и сам удивился, когда с первого раза запомнил сказанное на бегу имя кареглазого вихрастого одноклассника, немного нескладного и вечно куда-то опаздывающего. По крайней мере, именно так показалось Юхею, когда парень задержался, чтобы побеспокоиться о нем. О Юхее редко беспокоились посторонние, и уже одно это он счел достаточным основанием запомнить этого конкретного одноклассника.
Потом он узнал, что этот паренек - член запасной команды, который даже не соизволил прийти на пробы. Это... заинтересовало. Когда же он понаблюдал за тренировками колхозной команды, то легкая заинтересованность переросла в полноценный интерес. Парень заинтриговал Азуму. Судя по всему, он был замечательным питчером, если и не первоклассным, то весьма к тому близко. И уж всяко лучше имеющихся в основном составе подающих. Но почему он даже не попытался вступить в команду? Заинтригованный Азума наблюдал.
В какой момент Юхей стал осознавать, что интерес к Китамуре не ограничивается только лишь бейсболом? Он и сам бы не сказал. Возможно, где-то во время первой игры. Мусор, "удобрения" так играть не могли. Это было бы невозможно для них, и попытки тренера сделать хорошую мину при плохой игре казались даже не смешными. Они казались жалкими.
Проигрыш колхозников был не случайным, и Азума твердо знал его причину. Причиной был именно он, и никто другой. Потому что во всем основном составе противостоять этому парнишке мог только он, четвертый отбивающий. Наверное, именно тогда он не только понял, но и принял тот факт, что Китамура Ко для него больше, чем просто человек с именем. Слишком этот пацан выделялся из общей серой массы. Слишком много в нем было загадок и тайн, которые так хотелось разгадать. Или хотя бы разделить на двоих, потому что эти тайны тяжким грузом лежали на Китамуре. И это тоже было заметно. Азума подозревал, что заметно далеко не всем. Но мало кто дает себе труд заметить то, что лежит на поверхности.
Тренер тоже ничего не заметил, а Азума слишком хорошо владел своим лицом, чтобы позволить себе открытое проявление эмоций до необходимого момента. Но когда команду покинул Микки, чаша терпения Азумы переполнилась.
Узнав о ставке в предстоящей игре между основной и запасной командами, Юхей не колебался ни мгновения. Травма была пустяковой, но ни один тренер никогда не позволит игроку со столь явно бросающейся в глаза травмой выйти на поле. Даже Даймон. На это и делал ставку Азума. И не прогадал. Теперь оставалось только ждать - победы или поражения. Для себя он решил, что если тренер Даймон останется на своем посту, то Азума уйдет. И сделает все возможное, чтобы Китамура ушел вместе с ним. Помимо всего прочего нельзя было позволить пропасть такому таланту.
Но все обошлось, и Азума остался. Хотя родители настаивали на том, чтобы он вернулся в школу поблизости, Юхей отказался наотрез. Тогда ему поставили условием, что он самостоятельно найдет и будет оплачивать жилье. Учитывая, что несовершеннолетний работать мог лишь с разрешения родителей, все так и похоронилось бы, но помог брат. И в этот раз помог. Именно Дзюн-они-сан убедил отца позволить ему заняться поисками жилья. После чего припер Юхея к стенке и выпытал истинную причину остаться в Сейшуу. И долго отпаивался водичкой под взглядом младшего брата, непроницаемым и спокойным, как и обычно.
- Слушай, там что, совсем девочек нет, в твоей школе?
- Есть. В команде. Цукишима Аоба.
Юхей внутренне усмехнулся, подавая брату второй стакан с прохладной питьевой водой. Ибо упоминание уже второго имени в школе заставило непривычного к такому обилию новой информации со стороны младшего брата Джунки буквально согнуться в новом приступе кашля.
- В общем, я понял. Сразу бы говорил, что тебе эта Аоба-чан нравится!
И довольный объяснением, Джунки укатил договариваться. Юхей остался собирать вещи: он не видел резона переубеждать брата.
А дальше все понеслось, как лавина в горах, все набирая и набирая обороты. Как братец умудрился таки провернуть финт на тему совместного проживания, Юхей не уточнял никогда, но, видимо, надавил на жалость, ибо Ко - теперь Азума про себя называл их питчера по имени - периодически ругал себя за собственную доброту. Юхей молчал и слушал. Он всегда слушал все, что говорил Ко, и ему было интересно.
Китамура вообще оказался очень интересным. До встречи с ним Юхей никогда не предполагал, что могут быть такие вот люди: счастливые и несчастные одновременно. А Ко был именно таким. Причем ни к своему счастью, ни к своему горю он не относился, как к чему-то исключительному. Он просто жил с этим, и все. Больше говорить было не о чем. Но со временем, проведенным под одной крышей, Юхей стал улавливать оттенки этого дома. Замечать, какие темы никогда не всплывают в разговорах в присутствии Ко, а на какие, наоборот, говорят постоянно. Этот дом постепенно становился ближе, чем родной, а имена родителей Ко запомнились легче, чем имена его собственных родителей. Азума принял и это.
С самого переезда в дом Китамуры, Азума добровольно взял на себя заботу о Ко. Неявную, почти неощутимую, но недаром госпожа Китамура после пары месяцев его пребывания в их доме тихо поблагодарила его. Китамура-сан не уточнила, за что именно, но Азума итак понял. Он тогда кивнул хозяйке дома и отправился наверх, готовиться к завтрашнему зачету по истории.
Так шло время. Азуму все устраивало.
В какой момент все полетело к чертям собачьим?
Эта девушка, Аоба.... Ей невозможно было не восхищаться. Ее ум, ее стойкость, ее сила. Ее бейсбол был острым, словно лезвие меча, и красивым, словно старинный танец. За ней было приятно наблюдать, когда она бросала - и мяч летел, неостановимо, неудержимо и прекрасно. Такие подачи хотелось отбивать.
Азума смотрел на Цукишиму, но видел Ко. Почему все решили, что он смотрит на саму Цукишиму? Хотя так было безопаснее, и в первую очередь, для Китамуры. Только вот сам Ко тоже смотрел на Аобу-чан.
Когда Азума стал замечать эти взгляды? Он не знал.
Не те липкие или обожающие взгляды, которые семнадцатилетние парни кидают на девчонок-одноклассниц. Спокойные, ровные, полные сдержанного восхищения и легкой насмешки. Так отец смотрел на мать на старых семейных фото. Такой взгляд Юхай часто видел у брата при взгляде на ту девушку из кафе, сестру Цукишимы Аобы.
Каждый взгляд причинял боль, словно катана.
Да, бейсбол Цукишимы Аобы был острым, словно лезвие меча. И разил также беспощадно.
Именно тогда Юхей впервые осознал, что не всегда достаточно просто быть рядом. И можно сколько угодно убеждать себя в обратном, рано или поздно все равно захочется большего. Захочется, чтобы так смотрели на тебя - не на нее. Чтобы видели только тебя, потому что ты - это ты. Потому что просто другом быть уже не достаточно. Это так много, но и так ничтожно мало....
Юхей чувствовал, что его контроль дает слабину. Что еще немного, еще совсем чуть-чуть, и он уже не сможет удержать внутри тот наплыв эмоций и желаний, что бушевал под тонким налетом внешнего равнодушия. Тот, кому он улыбался, был Ко.... Но Ко не нужна была его улыбка.
Как же часто так бывает... Но от этого боль не становиться меньше.
Наверное, рано или поздно это должно было случиться. В конце концов, при всех своих достоинствах, Азума Юхей был обычным семнадцатилетним парнем, предмет желаний которого жил рядом, в соседней комнате, пользовался одной раздевалкой, одним душем....
Наверное, этого не могло не случиться.
Когда Китамура заметил, что с Азумой твориться что-то не то? Когда понял, что именно твориться с Азумой? Про это знал, наверное, только он сам. Но ведь он тоже был всего лишь подростком. Всего лишь.... Он только надеялся, что Вака-чан не осудила бы его за подобное. Наверное.
С того давнего времени Китамура Ко осознал несколько простых вещей, которые стали для него непреложной истиной.
Все люди смертны. рано или поздно, так или иначе, но все уходят, оставляя за собой тех, кому их уход - горше смертной муки. Но они все равно уходят. Уйдут и мать, и отец, и Аоба...и он сам тоже уйдет. Рано или поздно, так или иначе.
Ушедшие живут в сердцах оставшихся. Пока люди помнят о близких, родных, друзьях, ушедших в мир иной, те будут рядом. Как Вакаба оставалась рядом - Ко чувствовал это всегда. Она была рядом, ее тепло, ее нежность, забота и любовь. И плевать, что им было тогда лет по десять. Потому что все так и было.
Поскольку все конечно, жить надо сегодняшним днем. Это понимание жило в нем с тех пор, как он в одиночестве бродил по фестивалю, на который они собирались пойти вдвоем с Вакой-чан. Бродил, не в силах даже заплакать, не зная, что делать и как быть.
Самое страшное, когда о любимом человеке не остается даже воспоминаний. Это он осознал, глядя, как плачет у дома Вакабы первый хулиган их района Акаиши, всегда любивший Ваку-чан, но.... В том возрасте это не казалось трагедией. А другого у них не было. Ко бережно хранил подарки Вакабы, а Акаиши - Китамура знал это - столь же бережно хранил единственное свое сокровище: фотографии, сделанные со спины украдкой. Ворованные мгновения чужой радости, чужого счастья....
И когда Китамура Ко осознал, что же именно творится с его другом, а он давно уже считал нелюдимого молчуна Азуму своим другом, то не стал тратить свое и чужое время на моральные дилеммы и ненужные метания, потому что для Ко все в этой ситуации было просто и ясно, как прилетевший в лоб кирпич.
В тот вечер родителей не было, они то ли отправились на очередную встречу одноклассников, то ли свалили по другим делам, отставив дом в полном распоряжении парней на всю ночь. Ко только радовала эта возможность, ведь больше незачем было тянуть Нома за...лапку.
Осторожно проведя пальцем по щеке Ваки-чан на фото, Ко немного грустно улыбнулся и отправился искать друга.
Обнаружился тот на кухне, где, видимо, тщательно проинструктированный Китамурой-сан, пытался приготовить что-нибудь, посъедобнее лапши быстрого приготовления. Получалось, надо сказать, не особо здорово.
- Некоторые люди не приспособлены к приготовлению нормальной еды, - философски пожал плечами Ко, отбирая у несколько растерявшегося Юхея сковородку. - Чем тебя лапша не устраивала?
- Госпожа Китамура сказала, чтобы мы поели нормальной еды.
- Хорошо. А она не сказала, что я вполне нормально умею готовить, ходячее ты недоразумение? Иди телек посмотри. Я позову, как все готово будет.
- У тебя большая сноровка, - Азума и не думал уходить, опустившись на стул и оперевшись подбородком о кисти скрещенных перед собою рук.
- Просто имеется кое-какой опыт. На твое счастье, ты никогда не ел стряпню Аобы.
- Да уж. Лучше твою съем....
Ничего не значащий треп. Вкусная еда - и легкое изумление в глазах Юхея. И совместное мытье посуды, просмотр телепрограмм.... Странный вечер, такой уютный, такой домашний. И почему-то совсем не удивляет, когда ладонь Ко уверенно и осторожно, словно на пробу, пробегает по щеке. наверное, Азума знал, что случиться что-то подобное.
- Мне не нужна жалость, - он чувствует, что его голос слегка охрип. А еще в нем звучит какая-то совсем детская обида. Азума и сам не знает, на себя или на судьбу. Но на Ко он точно не обижается. Он ведь знал, что так будет. Китамура любит Цукишиму Вакабу, его сердце похоронено вместе с ней.... И помочь ему возродиться сможет уж точно не он, Азума Юхей, нелюдимый парень со странностями, который только и умеет, что хорошо отбивать. Но - черт возьми, да! - он всего лишь подросток, которому хочется объятий, поцелуев и ласк. Который хочет сидящего рядом парня, шепчущего тихо:
- Это не жалость, Азума Юхей.
- А что тогда?
- Ты сам поймешь когда-нибудь, - голос Китамуры тоже чуть хриплый. И Азума, наверное, впервые чувствует, что Ко тоже не железный. И это успокаивает гораздо больше, чем все слова в мире. А Ко продолжает говорить, и его слова смывают все наносное, оставляя лишь понимание, желание и нежность. И почему-то легкую печаль.
- Мне нужно это, Юхей. Ты нужен мне.
Так говорит Ко, и Юхей верит - здесь и сейчас. Потому что это - Ко. Потому что не поверить - невозможно. Потому что на сопротивление не остается сил....
Они оба ничего толком не умеют. Они оба - подростки, в которых играют гормоны и желания. Они оба - вместе - пытаются доставить друг другу удовольствие. Их поцелуй неумел, неуклюж и был бы смешон, если бы кто-то мог увидеть его. Но свидетелей нет, и губы снова находят губы. В обоих пыла больше, чем умения, и потому страсть мешается со смехом и смущением, когда кто-то делает что-то не так, и им приходиться выпутываться из переплетения рук и ног, или пытаться отдышаться после поцелуя, на который не хватило воздуха. Но в тишине комнаты вместо смеха все больше слышны тихие стоны и вздохи, и учащенное дыхание обоих парней.
Это больно, оказывается. Ко сжимает зубы и тихо всхлипывает, заглушая этот звук в собственном предплечье. Азума пытается быть сдержанным, но у него почти ничего не получается - слишком много гормонов плюс полное отсутствие опыта в подобных вещах. Но Ко не жалуется. Он чувствует: все так, как должно было быть. Он надеется, что Юхею хорошо сейчас, и старается расслабиться под тяжестью его тела. И каждый толчок внутри отдается болью в явно порванных мышцах. Не смертельно, думает Ко, и на миг забывает обо всем - потому что Юхей делает что-то такое, что гонит волну и боли, и удовольствия по всему телу, вновь пробуждая давно угасшее желание. Китамура тихо стонет и почти инстинктивно подается назад - еще раз, ведь это так хорошо. И Азума понимает, и двигается снова именно так, и боль, не отступая, становиться неважной. Когда же чуть шершавая от биты ладонь Юхея обхватывает член, Ко кричит, выплескивая свое возбуждение, и падает обратно на диван, задыхаясь так, словно сутки гонял по полю без еды и отдыха. И чувствует, как внутри растекается жидкий огонь чужого желания. Вес Юхея вжимает его в диван, горячее, срывающееся дыхание щекочет ухо, и Ко тихо смеется, пытаясь избавиться от этой щекотки. И Азума легонько прихватывает его ухо губами, и это кажется таким приятным и почему-то совсем не смешным....
Они знают, что утром не пожалеют ни о чем. Не о чем тут жалеть. Они не знают, сколько это продлится, и не хотят тратить время на пустые и никчемные сожаления.
Азума понимает, что все кончено, в тот момент, когда Цукишима Аоба захлебывается от слез на плече у Ко, а тот нежно и немного растеряно обнимает ее вздрагивающие плечи, шепча что-то ласково-утешающее. Он ловит на себе сочувствующие взгляды команды, и понимает, что с лицом что-то не так. Слава богам, все до сих пор уверены, что он влюблен в Цукишиму-чан. А он смотрит только на Ко и ловит его взгляд, в котором легкая тень вины, но больше растерянного счастья. И мягко улыбается глазами.
Все правильно, друг. Так держать.
Он желал им лишь счастья и надеялся, что оно будет длиться вечно.
Вопреки всем законам мироздания.

запись создана: 23.05.2010 в 17:13

@музыка: Штраус - Императорский вальс

@темы: Фанфик, title: Cross Game, вид спорта: бейсбол

---

История бейсбола

[OneBall]

Господа сообщники!
Поступило предложение пополнить наши знания не только информацией о правилах бейсбола, о которых мы писали в этой записи: Правила бейсбола но и историей этого замечательного вида спорта.
С нашей стороны мы призываем всех участников сообщества активно поучаствовать в сборе и добавлении информации, как в первую, так и во вторую запись
Будем просвещать друг друга!
Можете добавлять запись в виде коммента или присылать на U-mail сообщества, для ее последующего добавления администратором.
Приветствуется любая интересная информация, а также примеры из наших любимых аниме.

Первый вклад от  Старый змейсс:


Первый бейсбольный матч состоялся не в 1839 году на бейсбольном поле в Куперстауне, штат Нью-Йорк, по правилам, разработанным Абнером Даблдеем. Похожая на бейсбол игра, в которой участвовал Даблдей, несомненно, напоминала английскую лапту. Премьера игры, в которой любой современный американец сразу узнал бы бейсбол, состоялась 19 июня 1846 года, когда команда "Нью-Йорк найн" победила "Нью-Йорк никербокерс" со счетом 23:1 по правилам игры, разработанным за год до этого матча землемером и спортсменом-любителем Александером Картрайтом.
Правила игры в бейсбол, остались те же, какими они были в начале века. На бейсбольной площадке, называемой "ромбом" по конфигурации центральной части поля, находится по девяти игроков от каждой команды. По углам "ромба" расположены четыре базы, включая "дом" в основании "ромба".
Профессиональные игры начались в США в 1869 году, а национальная лига сформировалась в 1876. Затем игра очень медленно распространилась в Европе, прежде всего в Италии и Франции, а после 2-й мировой войны - в Азии. Сейчас в бейсбол играют в 120 странах мира.

@темы: от администрации

---

Просьба.

[Старый змейсс]

Уважаемые сообщники!

Дамы и господа, а также дамы, считающие себя господами и господа, считающие себя дамами!
Прошу у вас минуточку внимания (и надеюсь при этом, что уважаемая администрация не сочтет это сообщение за спам и не сотрет его нафиг).
Дело в том, что фэндом Major'а, а также Cross Game продолжает волновать душу фикрайтера, однако сюжетных идей нет и в помине. Особенно это проявляется после написания дилогии.
Потому у меня к вам огромная просьба!
Если кому-то какой-то фик хочется по этим фэндомам (ну и еще One Outs, хотя я его и не люблю. Ну и Ookiku Furikabutte до кучи), не поленитесь оставить заявочку. И вам приятно, и мне проще. Только чем подробнее вы напишете заявку, тем быстрее она будет выполнена.
И пусть вас не сдерживает ничего: пишите что хотите, сколько хотите и вообще, чем больше заявок, тем лучше.
Не обязательно яой. Но предупреждаю: графический гет пишу с большим скрипом, так что гетной НЦы вы дождетесь вряд ли.

Итак, фэндомы:
1. Major
2. Cross Game
3. One Outs
4. Ookiku Furikabutte

Заранее большое спасибо!
С уважением,
Старый змейсс.

P.S. Если кто-то тоже захочет присоединиться и писать по заявкам, я буду только за. Думаю, администрация тоже.

Upd. Буду рад, если кто-то захочет присоединиться. Заявок получилось много, так что я не знаю, когда точно все успею, но сделаю все. Обещаю!
Заявки, которые будут поступать вдальнейшем, я тоже буду выполнять со временем, но по мере очередности. Ок?

---

[Старый змейсс]

Автор: Старый змейсс
Фэндом: Major
Персонажи: Шигено Горо, Сато Тосия, Джо Гибсон Младший
Жанр: ПВП
Рейтинг: НЦ-17
Состояние: закончен
Дисклеймер: отказ от прав.
Предупреждения: ну...это ПВП
Размещение: с согласия автора
От автора: это было после...а после чего, решайте сами.

читать дальше на свой страх и риск

Солнечный день. Жаркий настолько, что асфальт плавится под ногами. Улицы даже в такой час забиты людьми и машинами…. Обычный летний день в обычном городе.
Комната. В ней прохладно из-за работающего кондиционера. Сквозь задернутые шторы пробиваются лучи, и пылинки весело танцуют в их свете. Обстановка в комнате минимальна: столик, пара кресел, кровать.
На кровати – трое. Они лежат, обнявшись. И двое не размыкают переплетенных пальцев. И две головы покоятся на плечах лежащего посередине парня, а тот легко перебирает волосы тонкими, сильными пальцами. Эти трое кажутся одним целым, даже дыша в одном ритме. Переплетение тел и легкий мускусный запах, витающей в комнате, наводят на мысли о том, что только что случилось здесь, и лежащий посередине Горо довольно улыбается: он пришел в эту комнату лишь недавно, но сплетение тел на влажных простынях кровати и этот легкий призрак запаха рассказали ему все, что требовалось. Теперь же здесь только довольная нега, расслабленное, ленивое удовольствие и много-много нежности. И беспредельное, всепоглощающее счастье.
Они – вместе. Им хорошо и спокойно сейчас, и светловолосый европеец осторожно касается губами ключицы одного из партнеров уже не со страстью. В этом мягком поцелуе – все та же нежность. А в голубых глазах светится любовь, огромная и безбрежная, словно небо. И такая же любовь – в темно-зеленых глазах другого парня, темноволосого японца. И они вместе обнимают своего любимого так, словно никогда не отпустят. И в карих глазах в ответ светится ласка и теплота. Они понимают – и не требуют большего. Они счастливы тем, что есть друг у друга. Они счастливы. Все трое.
В тишине комнаты громко тикают часы, стрелками отмеряя бег времени, которого опять слишком мало. Следующим утром им снова придется расстаться на долгую, долгую неделю – а, возможно, и больше. Горо вернется к учебе, а Тосия с Джо – к работе, и они будут перезваниваться ночами, благодаря всех существующих в этом мире богов за изобретение конференц-связи. Но пока время еще есть, и они лежат рядом, и весь мир для них – в этой комнате. В сплетении их тел. В их дыхании. Одном на троих.
Они не выдерживают ожидания после долгой, долгой разлуки, и губы находят губы, и скользят по телам руки, лаская, разжигая пожар страсти. Джо целуется потрясающе, его губы мягкие и чуть обветренные, и такие настойчивые. Он нежен, он невероятно нежен, и Горо нравятся эти поцелуи гораздо больше, чем целомудренные поцелуи Шимизу, когда-то бывшей его девушкой. Для Шигено это – первый раз с ними, он вообще никогда не был слишком искушенным в таких вопросах. Джо ощущает это, и не торопиться, целуя и лаская любимого, родного человека рядом. И Тосия смотрит на них, и тоже ласкает – Горо чувствует осторожные прикосновения его пальцев к шее, груди, животу…. Они такие мягкие и почти не ощутимые, но Горо все равно чувствует, и от этого внутри тянет так сладко, что невозможно не отозваться на ласки. Дыхание сбивается, а кожа становится такой чувствительной, и тело – таким податливым, что яркими вспышками удовольствия отзывается на любое прикосновение. А прикосновений много, очень много, и бархатная нежность поцелуев перемежается с легкими укусами, оставляющими ощущение ожогов. И Горо, словно со стороны, слышит прерывистые то ли выдохи, то ли стоны, срывающиеся с собственных губ, когда Джо выпускает их из плена. Американец, кажется, задался целью исследовать тело любимого, миллиметр за миллиметром спускаясь вниз, находя самые чувствительные местечки. Зубами чуть теребить мочку уха, пройтись языком по раковинке, прикусить и сразу же поцеловать нежнейшую кожу за ушком – и уже скользить россыпью поцелуев по скуле вниз, к шее. И Сато просто не может спокойно смотреть на это, его дыхание тоже сбивается, и как же хорошо, что они уже обнажены, все трое, и можно легкой лаской коснуться спины американца, пробежать вдоль позвоночника. Считать пальцами каждый позвонок. Тосия уже знает, какие прикосновения особенно нравятся любовнику, и сейчас старается доставить удовольствие тому, кто доставляет удовольствие Горо. И Джо вознаграждает его усилия прерывистым выдохом сквозь сжатые зубы, а Горо смотрит прямо, и в затуманенных удовольствием карих его глазах Сато видит свое отражение. И начинает ласкать уже себя, проводя ладонями по коже, поглаживая и чуть царапая соски, и Горо смотрит, смотрит, смотрит, не отрываясь, и протягивает руку, чтобы тоже коснуться, и Сато кажется, что прикосновения его пальцев обжигающе горячи. А Джо отрывается от своего исследования и притягивает в поцелуй уже Тоси, и они целуются, страстно и яростно. И нежности между ними мало, но ее место занимает страсть, откровенная, обнаженная и пронзительная. И их руки скользят по телам друг друга, а Горо смотрит, и его возбуждение так сильно, что почти болезненно, но оба его любовника не позволяют ему самому касаться этого возбуждения, и от этой сладкой пытки удовольствием наслаждение ощущается только полнее, и хочется, так хочется прикосновений….
И Тосия, и Джо тоже возбуждены, настолько сильно, что трудно дышать, а думать вообще невозможно ни о чем, кроме удовольствия – своего и чужого, и Джо, не церемонясь, притягивает Тоси ближе, и ладонь его уверенно, так по-хозяйски ложится на ягодицы любовника. Сато отрывается от американца, и поворачивается, и опирается на локти, и послушно раздвигает ноги, облегчая доступ чужим пальцам – внутрь. Американец не тратит время на смазку – просто загоняет внутрь сразу два пальца, и начинает движение, и Сато хрипло стонет, и сильно прикусывает собственное запястье. И Джо тихо рычит, когда ладонь Горо неуверенно ложится на его стоящий колом член, мягко сжимая. И Сато задыхается, когда вторая ладонь любимого также сжимает его собственный член. Ощущения сводят с ума, стирая остатки здравого смысла, и в какой-то момент Тоси понимает, что уже не пальцы – член Младшего двигается внутри, а губы Горо целуют и ласкают, и чуть шершавые пальцы любимого поглаживают головку, потирают уздечку. И от этого ощущения Сато кричит, кричит в голос, уже не сдерживаясь – нет сил сдерживаться. И что-то шепчет по-английски Джо, и усиливает напор, и безумные толчки не несут ни капли сдержанности или нежности – только бешеную, животную страсть. И долгожданное удовольствие накрывает неожиданно, взрывается фейерверками перед глазами, выбивая на миг из реальности.
И когда Сато открывает глаза, успокаивая вконец сбитое дыхание, Джо снова целуется с Горо, и ласкает любимого, и в этих ласках – нежность и забота, и отчаянное желание доставить как можно больше удовольствия. И нетерпеливый Шигено впивается в плечи американца перепачканными в сперме Тосии пальцами, и путает их в золотых прядях влажных волос, и хрипло, протяжно стонет в ответ на ласки. Сато, прикрыв глаза, наблюдает за ними, и ему хорошо даже от противоречивых желаний, теснящихся внутри. Ему так хочется присоединиться к ним, почувствовать чуть солоноватый вкус Горо на своих губах, вдохнуть терпкий, солнечно-апельсиновый запах его кожи…. Но и просто смотреть ему тоже нравится. Джо так бережен, словно Шигено может рассыпаться от одного неосторожного вздоха или движения, в его ласках – такая надломленная нежность, что перехватывает дыхание. Сато понимает, и от этого самого понимания желание прикоснуться, желание ласкать и дарить удовольствие становиться почти непереносимым. И Горо тоже чувствует это, и обнимает американца, прижимая ближе, позволяя на несколько мучительно-долгих секунд уткнуться себе в шею – и просто не двигаться. Джо издает какой-то судорожный, почти рыдающий звук, и замирает, и дышит так тяжело, прерывисто и хрипло. И Горо не отпускает его, пока не проходит эта незнакомая, неуместная дрожь, пока не расслабляется американец в его объятиях, хотя самому Шигено больно от тугого кома возбуждения, которое не становится меньше от столь плотного контакта их тел. Но он ждет, он будет ждать столько, сколько потребуется. Потому что не хочет сломать Джо. Потому что хочет удовольствия – для всех троих.
И Джо отвечает на это бесконечное терпение новыми ласками, и теперь в его заботе и нежности больше нет надлома. Только любовь, только огромное желание. И отдохнувший Сато присоединяется к ним, и они ласкают Горо уже вдвоем. И губы Тосии наконец-то чувствую вкус любимого, когда осторожно берут в плен его возбуждение, когда проводит языком по уздечке – и вкруговую. Горо стонет в голос и выгибается навстречу жаркой тесноте так, что Джо приходится придерживать его бедра. Сам же Младший целует и вылизывает шею любимого, слегка покусывает загривок, упираясь поднимающимся вновь членом в ложбинку между ягодиц любовника. Горо сходит с ума, ему так жарко, так хорошо, что выразить это иначе просто невозможно. И Тоси принимает его глубоко, настолько, что головка упирается в горло, и пальцы Сато нежно ласкают яички, а затем осторожно, но сильно сжимают основание члена, не позволяя кончить слишком быстро. И разочарованные стоны растворяются в поцелуях, и на губах Сато Горо ощущает вкус собственного возбуждения. И еще чувствует, как что-то прохладное касается ануса, и невольно напрягается, но Джо не торопиться, мягко разминая колечко мышц вокруг входа, заставляя их постепенно расслабиться. Напряжение не уходит, оно скручивает внутренности, Горо зажимается, и ничего не может поделать с собой. Это даже не страх, это что-то совсем другое. Что-то, чему нет названия…. Но губы Сато мягкие и теплые, они дарят уже ставшее таким привычным и родным удовольствие, целуя и лаская, и язык чертит влажные дорожки по шее и груди, и зубы чуть прикусывают соски – Горо никогда не думал, что это так сладко. А губы Джо нетерпеливы и настойчивы, и Горо становиться все равно, что будет дальше. Все равно, кто из них возьмет его сейчас – только бы удовлетворить эту жажду, безумную и невероятно сильную. Организм требует разрядки, Горо непривычен к такому количеству удовольствия за раз, но пальцы Сато по-прежнему не позволяют кончить, и Горо просит, приказывает и умоляет одновременно, задыхаясь в их руках. Но Джо неумолимо медленен, хотя у самого перед глазами уже цветные пятна от дикого напряжения, да и Сато готов взорваться, но – еще не время. Сейчас все, что у них есть – вся нежность, вся страсть, вся их сдержанность – все, все это только для Горо, который так сладко стонет, почти срываясь в крик. Доставить удовольствие ему – самое главное, самое важное для обоих, и все силы уходят на то, чтобы контролировать собственные тела и порывы.
Горо лежит на боку, это не слишком удобно для всех троих, но сейчас так нужно, потому что оторваться от него невозможно никому из них. И когда Джо извлекает пальцы и, раздвинув ягодицы, начинает вставлять – медленно и плавно, Сато поворачивается спиной к Горо. И все тот же Джо помогает Шигено войти в тело Тоси, в уже растянутый американцем вход, и Сато стонет, насаживаясь сразу и до предела, полностью принимая в себя член любимого, и комкает простыни от невозможности обнять, и чувствует, как Джо начинает медленные толчки, отзывающиеся движением внутри его собственного тела. И Горо кричит, кричит, уткнувшись куда-то в макушку Сато, и это – самое потрясающее удовольствие, какое только возможно. Его голос, его тепло, ощущение его внутри – это ни на что не похоже. И один на троих ритм. А Джо все ускоряет движения – быстрее, быстрее, быстрее. И это движение – это и есть жизнь. И неразборчивый, низкий рык американца вторит их крикам….
Они кончают почти одновременно, потому что надолго их просто не хватает, даже Сато и Джо. И Горо чувствует, как внутри разливается жар чужой спермы, и как пульсирует его собственный член внутри такого жаркого, такого сладкого тела Тоси. Сердце заходиться, колотясь где-то в горле, но это совершенно неважно. И они лежат, не в силах двигаться, оттягивая момент, когда слитые в единое тела должны будут снова разделиться. Но все же первым это делает Сато, снимая себя с обмякшего члена любимого, а затем, повернувшись, прижимается к нему, пряча лицо на груди. И чувствует, как дрожит его тело, как улыбаются сквозь неуместные слезы губы.
И прижимается к мокрой от пота спине любовника – любимого! – выскользнувший из его тела Джо.
И они тяжело дышат, отдыхая, и руки Горо ласково и утешающе гладят плечи и спину Тосии.
Эти троим не требуется слов, чтобы понять друг друга. Разделенная любовь и разделенная после долгого ожидания близость связывает их накрепко. Эти трое прошли через боль, смерть и одиночество, чтобы научиться жить, и чтобы вот так понимать и чувствовать друг друга. Без слов.

@темы: Фанфик, title: Major, вид спорта: бейсбол

---

Vector Prime

[Старый змейсс]

Название: Vector Prime
Авторы: Старый змейсс, Кышь
Фэндом: Major
Персонажи: Шигено Горо, Сато Тосия, Джо Гибсоны (оба) и другие персонажи аниме.
Жанр: виньетка, ангст и немного юмора
Рейтинг: вплоть до НЦ-ы.
Состояние: закончен
Дисклеймер: отказ от прав.
Предупреждения: ООС, АУ, пост-пятый сезон. POV героев. Авторы все еще не слишком знакомы с медициной....
Размещение: с согласия авторов.
От автора, то есть Старого змейсса: Относительно шестого сезона - полное АУ. Продолжение "Точек зрения".

Глава первая, в которой все плохо.
Глава вторая, объясняющая некоторые вещи.
Интерлюдия. Сны.
Глава третья, в которой случается то, что случается.

Глава четвертая и последняя, в которой приходит понимание.

День проходит за днем. Ничего не меняется. Июль постепенно переходит в август, а здесь все остается по-прежнему: маленький замкнутый мирок покоя и уюта. Такой гостеприимный и тихий. И насквозь фальшивый.
Потому что на самом деле этот мирок полон вины, боли, отчаянья, бессилия, одиночества и гнева. Гнев копиться, мешает дышать. Одиночество даже не сводит сума – все пропитано им. Вина и боль подразумеваются по умолчанию. Жуткое ощущение, но Старший не вмешивается, только старается реже бывать дома. А когда бывает – все время проводит с Горо. Потом он начинает все чаще брать японца с собой: на всякие мероприятия, на которых Шигено стоит в сторонке до тех пор, пока какой-то журналист, пошустрее и понаблюдательнее, не замечает его. Шигено отвечает на вопросы и улыбается в камеру самой искрометной улыбкой, на какую только способен. Пока его не спасает Старший, и их снова снимают – теперь уже вместе, и мистер Гибсон с молчаливого согласия парня рассказывает историю их взаимоотношений, а затем они возвращаются. И молчат всю дорогу до дома, и Шигено слегка обнимает Старшего прежде, чем подняться к себе. И снова не спит всю ночь. Он почти прекратил общаться и с Тосией и с Джо, не избегая их, но и не позволяя приблизиться к себе. Словно отгородился невидимой прозрачной стеной, которую нельзя разбить. Можно только разбиться о нее в кровь. Наверное, они понимали, что Горо и сам не может ее преодолеть, раз за разом разбиваясь о ту же самую стену. Наверное, потому они и не вмешивались. Тосия всегда слишком хорошо понимал Горо. Тосия…
Горо не хватало их ночей, их прогулок, их смеха и близости. Горо чувствовал, как снова заполняет душу та самая пустота, от которой он бежал. Горо знал, что причиняет друзьям боль, что нарушает все добровольно взятые на себя обязательства перед ними… И ничего не мог поделать. А может, особо не старался, поглощенный попытками осознать и принять новую для него реальность, в которой не было его единственной любви и жизни – бейсбола. Все силы уходили на это. Наверное, именно поэтому он не замечал темных кругов под глазами Сато, странно притихшего Младшего, осторожных и испытующих взглядов Старшего. Не замечал и не хотел замечать.
Монотонность дней вызывала равнодушную усталость. Вставать, завтракать, учиться большую часть дня, обедать, гулять в саду, дремать, затем идти в свою комнату – и лежать до самого рассвета. Вот и все, что есть в его жизни. Ничего особенно ужасного – таки живет большинство людей. Но для него – худшая пытка. Слегка разбавило пустоту известие о том, что один из местных колледжей согласился принять его в качестве иностранного студента, по специальной квоте. Новость о том, что за обучение платить не придется, вызвала у Горо смутное удовлетворение – не больше. Это значит, что ему не придется сидеть на шее у Старшего. Это означало, что он может не подыскивать себе квартиру – ему будет предоставлено место в кампусе, куда он сможет переехать с началом занятий в сентябре. Старший сдержано поздравляет его, и Горо отвечает улыбкой – искренней. Такая теперь появляется у него не часто. Младший и Сато переглядываются. Им тоже скоро уезжать. Джо нужно вернуться в команду к началу сезона, Сато – обживаться на новом месте. При содействии Старшего его контракт выкупила одна из американских команд, поставив, однако, условие: Тосия должен провести год в Трипл А. Высшая Лига в Штатах слишком отличается от японской. Сато понимает эту осторожность и не возражает. Он и сам не уверен, что сможет продержаться. Он – не Горо. С Горо вообще никто не сравнится. Никогда.
Потом они с Джо сидят на веранде и молча потягивают прохладный апельсиновый сок. Время, казавшееся бесконечным, вдруг резко обретает финальную точку, за которой – разлука. Тем более страшная, что оба они бояться отпускать от себя Горо дальше нескольких метров. Тем более страшная, что и из этого дома он уедет, а значит – не присмотрит и Старший. На что способен Шигено из упрямства, оба знают слишком хорошо – видели уже. Они молчат, и переплетают пальцы, пытаясь в пожатии найти поддержку, обрести хотя бы подобие уверенности. Но оба понимают, что с упрямым японцем нужно разговаривать сейчас, потом будет поздно.
Они сидят так до вечера. Потом встают и идут в комнату Горо. И будь что будет.
Предмет их размышлений и беспокойства сидит за столом и что-то читает. И Тосия плотно закрывает дверь и прислоняется к ней с явным намерением не сходить с этого места до окончания разговора. Чем бы он ни кончился. Сато знает, что будет очень трудно. Упрямство Горо, упрямство Младшего, несдержанный характер – взрывоопасная смесь, которая может привести к окончательному разрыву всяких отношений. Даже вина и любовь не удержат Джо от заносов, а гордость не позволит уступить. Сато согласен с Младшим – они оба не заслужили равнодушного пренебрежения, которое в последнее время демонстрирует Горо. Только вот Тосия, в отличие от американца, понимает, чем оно вызвано. И еще понимает – чувствует! – Шигено тоже не доставляет удовольствия это отстраненное равнодушие. Оно не свойственно тому Горо, которого Сато так любит. Тосия может только надеяться, что они смогут преодолеть этот барьер – и идти дальше.
Горо не поднимает головы, только его спина его неуловимо напрягается, выдавая истинные чувства. Лицом легко управлять, а вот спиной…. Впрочем, не в том вопрос. И Тосия наблюдает, как Младший стремительно пересекает комнату, как разворачивает Горо к себе лицом, как встряхивает их друга…. Шигено только слегка насмешливо приподнимает бровь – и когда успел обзавестись подобным жестом, раньше его не было – и молчит, не отводя взгляда. И по неуловимым признакам Тосия понимает, что Шигено любуется сейчас Младшим. Тот действительно красив: растрепанное золото волос, горящие гневом глаза, подрагивающие крылья носа, сжатые в тонкую линию губы…. Сато и сам любуется. А Младший выпускает добычу, добившись внимания, и – молчит. Не знает, как начать? И Горо начинает сам.
- Знаете, я тут подумал. Пожалуй, все же буду снимать квартиру. И заведу себе двух собак. Золотистый ретривер и черный ньюфаундленд. Они будут неплохо смотреться вместе. Только я еще не решил, будет ли одна из собак сукой….
Небрежный тон словно вышибает воздух из легких. От обиды, от которой не спасало даже понимание. От боли несправедливого оскорбления. От осознания, что так оно, вообще-то, и есть. А еще от неожиданности. И Тосия дышит размеренно и спокойно.
Вдох-выдох. Пауза. Вдох-выдох. Пауза.
-Ахххаа.... Подумал он.
Джо чувствует, как горло перехватывает от ярости и оскорбления.
- Подумал он...
Верхняя губа задирается, обнажая зубы и Сато почему-то кажется что Джо похож сейчас на оскалившего зубы волка. Молодого и ободранного волка, загнанного в угол. Как в том фильме...
- А кем ты в таком случае будешь? Заводчиком?
Пальцы сжимаются на плече Горо. А Сато смотрит со стороны, словно фильм. там тоже было рычание и вздернутый загривок. Только потом - разодранное горло охотника и застреленый волк. Не загоняй нас в угол, Горо, не загоняй...
- Ну что ты, - Горо чувствует, как голос сам по себе становитсья мягким-мягким, но еще ему кажется, что вот немного, совсем чуть-чуть, и они просто вцепятся друг другу в глотку. Прям как в старые денечки. И на губах горчит злая, ядовитая ухмылка. Этот яд пропитывает его насквозь, медленно и верно. - Что ты, Младшенький. Я буду счастливым владельцем двух потрясающих...животных. Собаки, они такие преданые, такие верные. И всегда рядом. Я даже буду пускать их в постель. Иногда.
Наверное, он сам не понимает, что говорит. Но эти слова кажутся единственно верными сейчас. Так просто. Просто и больно - но сразу. Навсегда. Правильно. Губы кривятся в пародии на улыбку, все в той же ядовитой пародии. И Шигено не отводит глаз от взбешенного Джо, ни на миг не отводит. Наверное, можно придумать сотню причин, но на самом деле он любуется. А вот на Тосию смотреть не хочется. Совсем. И Горо не смотрит.
- Знаешь, а ты не думал, дорогой наш, что если собак двое... то зачем им хозяин, а?
Это подло, это очень подло, ну давай, оскорби еще. Джо скалится. Оскорби еще и я тебя ударю. И может тогда в твоей тупой башке что-то перемкнет, и ты наконец поймешь... Давай, Горо, давай.
- Знаешь, - как-то очень доверительно получилось, - я вот тоже всегда думал "зачем". Может быть, это в их природе, а? Чтобы говорили, что делать, за кем бежать....что подбирать и кому подставлять...скажем, брюхо. Как думаешь?
Горо чувствует, как пальцы Младшего, привыкшие держать биту - сильные, сильные пальцы - впиваются сильнее. Наверное, будут синяки, но ему наплевать - внутри болит сейчас гораздо сильнее. Горо улыбается, вернее, скалиться, и не отводит взгляда от потемневших от надвигающейся грозы глаз. И думает о том, что глаза Джо действительно очень похожи на небо.
- А может, им просто нравиться гулять на поводке?
Много ехидства, еще больше яда. Так гадко ему никогда еще не было.
Горо смеется. Дерзко. Насмешливо.
Смеется над собой.
Больно....
- Только попробуй еще хоть что-то подобное сказать! Я тебя просто убью. – Младшего заносит, но это и не мудрено. После такого-то начала, да еще с взрывным темпераментом. Шигено продолжает усмехаться, но в карих глазах стынет такая же чернота.
- Давай-давай. Почему бы тебе не закончить то, что ты с таким успехом начал? – Горо ненавидит себя за эти слова, но все равно произносит их. Знание о том, что нужно было именно так и действовать с самого начала. Оттолкнуть подальше. Чтобы не беспокоились, чтобы забыли. Чтобы смогли забыть и жить дальше своей жизнью, без балласта, которым он стал. Так просто. Так правильно. Горо сам себя готов был избить до смерти, только чтобы не видеть этого беспомощного выражения в синих-синих глазах. И такого же – в зеленых. Но он продолжал. Должен был. – Ты же так ненавидел меня и моего отца. А тут такой шанс. Что ж ты так сплоховал-то, а?
Внутри раненой птицей бьется сердце. И кричит, кричит от боли в переломанных крыльях. А взгляд Младшего прожигает насквозь, и хочется действительно сгореть, но слабость недопустима.
А Тосия смотрит на них обоих, таких близких и таких далеких сейчас, и ему больно оттого, что происходит. Наверное, он никогда не думал до этого, что Горо может быть вот таким – ядовито-язвительным, жестоким…. И страшно терять обоих, но еще страшнее видеть, как тяжело дается Шигено этот разговор. Горо не видит себя со стороны, но так заметны и побледневшее лицо, и темные круги под глазами, и яростно бьющаяся на виске жилка…. Наверное, Младший тоже это видит, потому что просто судорожно сжимает кулаки и бьет – не Горо, как тот, должно быть, ожидает, а стол. И снова. И еще раз. И ругается, громко и сочно, и большую часть слов Тосия просто не понимает. Но ему становиться страшно, так страшно – ведь он может потерять их обоих. Когда же младший из Гибсонов стал для него так важен? И нужно ли искать ответ?
- Горо-кун, – тихий голос Сато почти теряется за монотонным голосом Младшего. – Остановись. Ты ведь только больнее делаешь. Себе самому. Пожалуйста….
И Горо молчит, и смотрит на Тосию, а затем отводит взгляд. А Младший тоже смотрит на Тосию, и на его лице неописуемое выражение. И Джо говорит:
- Не унижайся, Тосия. Не стоит.
Но Сато нужно достучаться, достучаться до Шигено, хоть как-нибудь. Даже если придется умолять, даже если придется стоять на коленях – все равно. Наверное, у него просто уже не осталось гордости.
- Пожалуйста, Горо-кун. Ты заешь, преданные собаки никогда не оставят хозяина, даже если их бьют. Я готов быть кем угодно, но все равно никогда не оставлю тебя. Неужели ты не понимаешь этого?
И Горо все еще молчит, а Младший отводит глаза, словно ему невыносимо стыдно слышать это. Сато действительно все равно, нужно только не забывать о необходимости дышать. Вдох. Пауза. Выдох. И снова. Так просто – и так сложно. А Шигено поднимает глаза и смотрит прямо, и в темной зелени взгляда Тосии не видит ни укора, ни насмешки. Ни сомнения. Все именно так, и Шигено чувствует себя последней скотиной.
И Тосия слышит удары собственного сердца во вдруг наступившей тишине. Эта тишина оглушает, сводит с ума, из нее не вырваться, и внутри что-то тонко-тонко звенит натянутая струна нерва. Тонко-тонко, никому не услышать, не ощутить, что она готова порваться. У любого есть предел. Сато ощущает близость этой черты. Судорожный выдох Джо в этой тишине звучит подобно раскату грома.
- Я все равно тебя побью, чертов япошка. Когда окрепнешь. – Голос Младшего невыразителен. А потом ...Джо наклоняется совсем близко и орет в лицо Шигено что-то по-английский и японски, перемежая обычные "бака" и "идиота кусок" совсем уж трехэтажными ругательствами и встряхивает японца, видимо вымещая все, что не мог сказать, все что боялся сказать, И Шигено как и раньше орет на него в ответ, а Сато чувствует как его отпускает. И дышать становится легче. Вдох-выдох, вдох-выдох. Осторожно-осторожно, чтобы никто не заметил.
Он делает шаг и обнимает их обоих.
И на комнату вновь опускается тишина, полная судорожным дыханием, эхом крика и злости.
Тишина прерываемая тихим:
- Я правда такой идиот?
И Сато улыбается сквозь слезы.
- Мы и правда такие идиоты.
- Эй-эй, я попросил бы не обобщать! - Бурчит Младший, и разжимает сжатые кулаки, чтобы тоже обнять их обоих.
Они стоят так, не разжимая рук, пока Шигено не расслабляется, покоряясь теплу их тел и реакции собственного. Пока не срывается с его губ долгий-долгий вдох, не закрываются карие глаза. Вот теперь можно дойти до кровати и завалиться на нее, все также, не разжимая объятий, и лежать, уткнувшись носом куда-то в шею самого любимого, самого родного существа в этом мире. Прошедшие недели кажутся очередным кошмаром, страшным сном, который теперь обязательно растает. И все будет в порядке, даже если они разъедутся. Они лежат, просто лежат, но Сато кажется, что большего удовольствия, большего счастья он не ощущал за всю свою жизнь. И случайно поймав шалый голубой взгляд, Сато понимает – и Джо ощущает то же самое. Им обоим хочется большего, их тела тоже сходят с ума от близости, но они просто лежат. Так хорошо. Наконец-то в их мире снова все становится на свои места. И пальцы Горо так естественно зарываются в их волосы. Так хорошо….
- Ребята, я все понял, проникся и осознал. Был не прав, и вы набьете мне морду потом, но сейчас, - голос Шигено, когда он все же заговорил, хриплый и немного надтреснутый. – Сейчас почему бы вам не пойти…погулять?
- Ты прав. Но я не могу уйти. – Младший чуть приподнимается, и Сато видит расширенные от возбуждения зрачки, капельки пота на виске, чуть дрожащие пальцы, когда Джо мягко проводит по губам Горо. – Ты здорово помотал нам нервы, чертов герой. У тебя просто талант находить неприятности и создавать их окружающим.
- Точно. Теперь ты раскрыл мой самый страшный секрет. Поздравляю! – Держать себя в руках так трудно. И действительно нужно встать, принять таблетки и сходить в холодный душ, стараясь не думать о том, что…. Вот только пальцы Джо такие мягкие, осторожные, а подушечки слегка шершавые от постоянных тренировок. И эта несмелая ласка сводит с ума изголодавшегося по теплу и нежности Горо. Крыша досрочно прощается с землей, исчезая где-то в стратосфере, и Шигено приоткрывает губы, и ловит палец Джо зубами, чуть прикусывая, и Джо выдыхает сквозь зубы, а Сато чувствует, как от этого зрелища дыхание сбивается, а внутри, внизу живота, скручивается клубок напряжения. И кажется, что они не выдержат эту пытку взаимным желанием – и невозможностью его удовлетворения. Кто-то должен остановить это безумие, потому что никакое удовольствие не стоит жизни Горо. Никакое. И Сато чудовищным усилием берет себя в руки, и выпутывается из объятий. И недовольный стон чуть не заставляет его вернуться обратно, но у него есть долг. Сато отрывает сопротивляющегося Джо от Шигено – они уже вовсю целуются – и уволакивает за дверь. Последнее, что он видит, виноватую улыбку Горо и то, как его друг тянется за лекарствами….
- Спасибо… - хрипло шепчет Младший уже в своей комнате, и руки блуждают по телу любовника в откровенной ласке, забираются под одежду, гладят все, до чего могут дотянуться. Лопатки, спина, просчитывая каждый позвонок, бока. И не менее возбужденный Сато отвечает тем же, и одежда летит прочь. И они целуются, словно два пьяных вампира, - певать, плевать на все условности, они не имеют сейчас значения. Только удовольствие партнера, ощущаемое как свое собственное. Они целуют и ласкают друг друга, оставляя засосы, синяки, царапины…. Слишком много нетерпения, слишком много желания, и много не нашедшего выход гнева, чтобы обращать внимания на всякие мелочи. У них обоих нет сил на долгую прелюдию….
Это неожиданно больно – вот так вот, быстро и без подготовки, но Сато сжимает зубы, давя вскрик. Ничего. Это ничего. Но Джо замечает даже в пылу их страсти, и останавливается, тяжело дыша. И жилка на его виске бьется как сумасшедшая, а зрачки почти заполнили радужку, и в них – страсть, желание и почти боль. И Сато усмехается, и притягивает его в поцелуй, и шепчет в губы:
- Все нормально…. Двигайся…. Не могу…больше….
И Джо двигается. Бешено, с силой вбиваясь в такое податливое тело, в котором так горячо, и влажно, и хорошо. И почти рычит от удовольствия, и Тосия стонет, а затем и кричит, не в силах сдерживаться, и белыми от напряжения пальцами впивается в край подвернувшегося под руку кресла – добираться до кровати нет ни сил, ни терпения. И воздуха не хватает, они задыхаются от ощущений, и общий ритм их тел кружит голову, унося в какую-то другую реальность, и с их губ срывается только одно имя – общее для двоих, но никто не обращает внимания. Горо с ними сейчас, рядом, они почти чувствуют его присутствие, и это заставляет двигаться быстрее, быстрее, быстрее – до цветных кругов перед глазами, - к финалу, когда двое сидят рядом прямо на полу и пытаются восстановить сбивающееся дыхание. Когда не размыкаются объятия, потому что без них – холодно. Когда сказать нечего, и можно только легко поглаживать любовника, благодаря за доставленное удовольствия, и постепенно ощущать остывающие, липкие потеки спермы на теле и усиливающееся жжение внизу – они были слишком неосторожны. И идти в душ – вдвоем. И долго-долго стоять, обнявшись, под струями теплой воды. И думать о том, что надо вернуться к Горо, чтобы остаться на ночь – потому что без него невозможно. Но сначала – остыть, чтобы не так силен был мускусный запах возбуждения, чтобы дыхание было ровным и спокойным. И они сидят в креслах и улыбаются, разглядывая следы этой страсти на телах друг друга. Плечи и шея Младшего приобрели пятнистую расцветку, и Сато подозревает, что и сам выглядит, словно вернувшийся поутру с весенней гулянки котяра.
Тоси сидеть явно неудобно, и Младший чувствует укол смущения и вины, и мягко спрашивает:
- Все нормально? Я…несколько увлекся.
- Предпочту рассматривать это как комплимент. – Сато смешно, и в зеленых глазах впервые за долгое время мерцают смешинки. Словно звезды отражаются в океане. – Все нормально. Я сам увлекся. Пройдет. Просто некоторое время сидеть будет неудобно.
- Понятно… - Младший действительно смущен, хотя старается скрыть это всеми правдами и неправдами, и Сато окатывает теплое чувство нежности – в ответ на неуклюжую заботу американца. И Сато думает, что никогда не был таким счастливым.
- Думаешь, стоит вернуться к Горо?
- Да. Я сегодня не оставлю его одного. Ему нужно выспаться, как следует. – И Джо кивает. Тоже заметил.
- Он снова перестал спать ночами. Так нельзя. Если во время учебы он не будет нормально отдыхать, это скажется на его здоровье. Вообще-то, он должен бы еще в больнице валяться. Месяца три как минимум.
- Это же Шигено Горо. Его упрямство прошибает любые стены.
- Он вообще обожает биться головой о стены. Причем прочность стены значения не имеет. – И после паузы. – Ну что, пошли?

Продолжение - в комментах, ибо в один пост не влезло.

@темы: Фанфик, title: Major, вид спорта: бейсбол

---

Icons

[Mellu]

Делала не так давно аватары, пусть будут первым вкладом в сообщество. Примеры:

тут
и и тут
Не нашла тэга для аватаров)

@темы: title: Major, title: Ookiku Furikabutte!, вид спорта: бейсбол, Аватары

---

[Старый змейсс]

Название: Vector Prime
Авторы: Старый змейсс, Кышь
Фэндом: Major
Персонажи: Шигено Горо, Сато Тосия, Джо Гибсоны (оба) и другие персонажи аниме.
Жанр: виньетка, ангст
Рейтинг: вплоть до НЦ-ы.
Состояние: закончен
Дисклеймер: отказ от прав.
Предупреждения: ООС, АУ, пост-пятый сезон. POV героев. Авторы все еще не слишком знакомы с медициной....
Размещение: с согласия авторов.
От автора, то есть Старого змейсса: Относительно шестого сезона - полное АУ. Продолжение "Точек зрения".

Главы 1 и 2. Интерлюдия.

Глава третья, в которой случается то, что случается.

Утро, яркое, солнечное, и потоки золотого света заливают комнату – вчера они забыли задернуть шторы, и теперь свет мешает лениво дремать, заставляет жмуриться и зарываться носом глубже в подушку. Горо лежит, еще толком не проснувшись, и улыбается неизвестно чему. Быть может, сну. А может, теплому дыханию в шею, которое одновременно создает некоторые неудобства. Он хорошо помнит вчерашний вечер, и никак не может решить, что же чувствует по данному поводу. Преобладают удивление и некоторая растерянность, а еще благодарность и нежность. И он знает – еще вчера знал – что никогда не оттолкнет ни одного из них, что бы ни случилось. Горо не хочется снова оставаться одному в темной пустоте, где так легко потеряться. Вот только что делать дальше, Шигено представляет себе с трудом. Точнее, старается не представлять совсем. Наконец, он приходит к выводу: будь что будет, и открывает глаза, морщась от яркого солнечного света. Когда глаза привыкают, он смотрит на танец пылинок в золотистых солнечных лучах, и не двигается, уговаривая собственный организм успокоиться, но это не так-то просто. И чужое дыхание успокоению никак не способствует, как и крепкое кольцо рук. Они лежат так близко, и Горо чувствует чужое возбуждение слишком ясно, слишком остро, но он не уверен, что сможет дать им нечто большее, чем объятия и, возможно, поцелуи. Эта близость – спасение, которое предлагает сама природа, и с вопросами морали Шигено не заморачивался никогда, вот только физическое состояние его собственного тела вряд ли позволит ему в ближайшее время что-либо серьезнее все тех же поцелуев. Горо ловит себя на мысли, что этот факт огорчает его: и Тосия, и Джо засуживают большего. Молодые, здоровые парни, вынужденные возиться с полу инвалидом…. Снова накатывает беспомощность.
Но ему не дают долго предаваться мрачному настроению. Мягкие губы осторожно касаются его скулы, и голубые глаза смотрят так сонно, и спутанные золотые волосы добавляют картинке своеобразного очарования. И Горо улыбается, чуть поворачивая голову, встречая чужие губы своими. Поцелуй – просто соприкосновением губ. Тончайшее, почти невесомое соприкосновение. И с другой стороны – осторожные пальцы, заправляющие спутанные пряди за ухо, легко-легко гладящие висок, скулу, шею. Когда Шигено поворачивается, его встречает сонный зеленый взгляд и улыбка, и пожелание доброго утра чуть хриплым голосом. Горо никогда не думал, что голос Тосии может звучать вот так.
Нежность, нежность, море нежности. Безбрежный океан, на волнах которого так приятно покачиваться этим ленивым золотым утром. Ничего больше, чем бережная, осторожная нежность. Покой. Но в глубине души – вина, теперь уже другая. Еще одна. Немного поздно, да? Как все в его нелепой жизни. И Горо осторожно размыкает переплетение чужих рук на собственной талии и встает, направляясь в ванну, провожаемый двумя парами таких разных глаз. В них одинаковое выражение, но Горо не оглядывается. Он итак чувствует эти взгляды, и это заставляет его ускорить шаг. И уже в ванной можно позволить на мгновение перевести дыхание, и температура воды уже не кажется столь отвратительной, когда японец долго и вдумчиво принимает душ, изо всех сил стараясь не думать. Не вспоминать. И не закрывать глаза.
Младший и Сато провожают глазами удаляющегося Шигено, а затем смотрят друг на друга, и каждый видит в глазах другого отражение собственных чувств, мыслей, желаний. Да, им нужно поговорить. Им нужно найти компромисс, потому что Горо – неприкосновенен, но и с физиологией надо что-то делать. У Джо есть на этот счет пара идей, которые, по его мнению, стоит попробовать воплотить в жизнь. Иначе оба они просто сойдут с ума – теперь, когда ранее неосознанные желания сформировались окончательно. И они тоже встают, и разбредаются по комнатам – принимать душ, и обжигающе холодная вода оставляет на разгоряченной коже красные следы. Но это ничего, это правильно. Лучше так. И все вместе они встречаются за завтраком, после которого Шигено снова берут в плен репетиторы, и литься это будет больше чем полдня, но в этот раз и Сато, и Младший не участвуют. Вместо этого они, не сговариваясь, направляются в тренировочный зал, и гоняют себя до седьмого пота, наверстывая упущенное время. Им обоим необходимо заниматься. Оба они стараются не думать ни о том, кто грызет гранит науки в одной из комнат наверху, ни о том, зачем им нужно тренироваться. И, уже обессиленные нагрузками, отдыхая, молчат. Никто из них не знает, как начать этот разговор. Молчание кажется спасением, но на самом деле оба понимаю, что это – бегство. От проблемы, и от очевидности ее решения. Но договариваться нужно, и нужно сейчас, пока их жизнь – одна на двоих – занят своими делами.
Молчание прерывает Младший, и его голос немного неуверен, и Сато явственно различает эту неуверенность за маской решительности и некоторого раздражения. Так странно: за столь недолгое знакомство Тосия уже научился различать нюансы тона и настроения этого американца. Хотя это даже не удивляет.
- Слушай…. Сам понимаешь, надо как-то выходить из ситуации. Есть пара вариантов.
Сато слушает. У него само есть лишь одна идея, но Младшего она явно не устроит. Потому Тосия готов выслушать варианты.
- В общем-то, все просто: или бордель, или мы трахаем друг друга. Второе удобнее. – Джо замолкает, и Сато кажется, что американцу хочется курить. Возможно, впервые в жизни. Но Джо не курит и начинать не собирается, это просто ощущение, немного сюрреалистичное, как и весь этот разговор. Логичность и откровенность предложения граничит с цинизмом и пошлостью, но Тосия понимает причины поведения Младшего и не обижается. Не на что. Для него самого второе тоже кажется более логичным и уместным, о чем он и сообщает спокойным, почти равнодушным тоном – уступка состоянию американца.
Младший кивает и слабо улыбается. Наверное, ему тоже кажется, что они похожи на двух идиотов. Двух идиотов, безнадежно влюбленных в одного человека. Хотя Сато не знает, влюблен ли. Можно ли любить воздух, воду, солнце или землю? Без них просто невозможна сама жизнь, они необходимы, они – все. Наверное, их можно любить, но чего больше в его чувствах к Горо, Тосия не знает и сам. Но это не страшно. Он знает только одно: без Горо он не сможет. Это заставляет ко многим вещам относиться проще и практичнее. Даже если это означает делить подушку и Горо с Младшим. Видимо, что-то похожее ощущает и Джо, потому что протягивает руку и накрывает ей ладонь Сато. И улыбается чуть извиняющейся улыбкой.
- Прости. Я грублю. На самом деле я благодарен, что ты позволяешь мне быть рядом с ним.
- Я знаю. Я тоже благодарен. – Сато не улыбается в ответ, он вообще не смотрит на Гибсона, но поворачивает ладонь – как Горо тогда, в больнице – не вспоминать! – и сжимает прохладную ладонь американца. Потому что это правильно, да?
Они не испытывают друг к другу каких бы то ни было чувств, кроме сочувствия. Они даже не друзья и, возможно, никогда не станут ими. Они не соперники, потому что любое соперничество подразумевает борьбу и чью-то победу, а каждый из них слишком боится остаться один. А еще их разногласия могут заставить волноваться того, кто им дорог обоим, и понимание этого связывает их прочнее всего на свете.
А потом, как-то незаметно для самих себя, они оказываются рядом, и губы находят губы, словно скрепляя негласный договор. И объятия осторожны и нежны. Они не боятся причинить боль друг другу, но не хотят делать этого. Они оба стараются доставить удовольствие партнеру, потому что иначе – просто нельзя.
Все происходит иначе, чем с женщинами – быстрее, грубее, ярче. Они оба давным-давно не девственники, хотя у американца гораздо больше опыта, и он забирает инициативу. И Сато не возражает, отдаваясь ласке прикосновений и поцелуев. Касаясь и целуя в ответ. Их частое дыхание, их вздохи, запах их возбуждения смешиваются, создавая в совсем неподходящей для подобных занятий комнате атмосферу страсти и нежности. И страсть вскипает между ними, доводя ощущения до пика возможного. Губы и руки блуждают по телам друг друга, и Сато незаметно для себя оказывается прижатым к стене и полностью обнаженным, и Джо обнажен, и их напряженные члены трутся друг о друга, срывая жаркие стоны с губ….
В этот раз они не заходят дальше поцелуев и ласк, заканчивающихся взаимной мастурбацией – так, кажется, можно назвать это действо. Они – не соперники, не друзья…. Но они стали любовниками здесь и сейчас, и все происходящее кажется обоим правильным, когда они отдыхают в объятиях друг друга, и Джо прислоняется к плечу Тосии. Его золотые волосы мокры от пота, дыхание вырывается со всхлипами, и Сато обнимает его крепче, еще крепче, и чувствует, как дрожит тело этого сильного человека в его руках. Джо плачет – сухо, без слез. Напряжение вчерашнего вечера, вина и боль, и уходящее одиночество. Вот что такое эти сухие всхлипы, и Сато понимает его. Ему самому хочется плакать, но он не может. Он не умеет – разучился давным-давно, еще в детстве. И потому он просто обнимает Младшего и думает о том, как было бы хорошо, если бы и Горо сумел выплеснуть свои чувства хотя бы вот так. Возможно, ему стало бы хоть немного легче. А еще он думает о том, какие же они все разные. И как их так угораздило?
Наконец, все проходит, и Младший поднимает голову, и высвобождается из объятий, и тихо шепчет в губы Тосии «прости», и целует – нежно, благодарно и ласково-ласково. И его ладонь мягко гладит скулу японца. Они оба пришли в себя, значит – надо одеваться и идти в душ. Они и идут – вместе. Ни один не считает нужным стесняться.
Уроки Горо к тому времени заканчиваются, их обычное время провождение возобновляется, и снова – улицы, дворики и кафешки. И небо – синее-синее. И океан такой огромный, словно живой. Только один скользкий момент – когда они случайно проходят мимо бейсбольного поля, где окрестные ребятишки играют в эту игру. И взгляд Горо на миг делается темным-темным, и он отворачивается, и идет прочь – почти бежит, не замечая тревоги спутников. И потом молчит несколько часов, кривовато улыбаясь в ответ ан шутки. Эта рана еще слишком свежа. А возможно, она никогда не затянется до конца. Но с этим нужно учиться жить, нужно справляться – и, в конце концов, Горо справляется, и снова отдается теплу и общению. И теплым объятиям. Им все равно, что о них думают, действительно все равно. Они просто вместе. Об утре не говорит никто, только уже дома Горо не терпящим возражений тоном сообщает, что сегодня будет спать в гордом одиночестве. И уходя к себе, крепко обнимает обоих, целуя в вихрастые макушки. Он никогда не расскажет им, как он искал эту парочку, как заглянул в спортивный зал… Как осторожно закрыл дверь и долго-долго потом приходил в себя, стараясь успокоить бешено стучащее сердце. Получилось только с лекарствами. Как же Горо это ненавидел. Остатки возбуждения смыл гнев – на себя. Потом пришли спокойная радость за этих двоих и тихая грусть. Горо действительно был рад, что они есть друг у друга. И ему было грустно от того, что сам он не может разделить с ними эту радость, эти прикосновения и поцелуи, эту страсть. Тогда он решил делать вид, что ничего не знает, ничего не видит и вообще слеп на оба глаза и глух на оба уха. Может, не стоило этого делать, но что еще он может, Горо не знал. Вот только оставалось убедить собственное тело в правильности выбранной стратегии. И лежа в одиночестве в темноте спальни, он сжимал кулаки и смотрел в потолок. До самого утра он так и не уснул – ему не хватало их тепла. Но мешать им обоим права у него не было. Он желает им обоим только счастья. Этой ночью его мир тонул в темноте и грустной нежности безысходности. И это тоже было правильно. Но все же грустно.
В другой спальне Сато и Младший – и эта ночь, пьяная от страсти. Они оба благодарны своему другу, и ночь рассыпается жаркими стонами, с трудом заглушаемыми подушками.

У Тосии зеленые глаза. Только их можно разглядеть не сразу. При первом взгляде, кажется, что они у него черные. При втором - что какого-то непонятного цвета. И только сейчас, когда они целуютсся, снова кажется что они черные - из-за расширенных зрачков.
Тоси почти не умеет целоваться. Джо слышал, что в Японии поцелуи считаются ечм-то крайне неприличным, и поэтом он с неохотой отпускает чужие губы и скользит губами по его подбородку, медленно, нежно, к уху.
Мягко лижет мочку, прикусывает и отпускает.
Кожа у Тосии гладкая - словно у девушки.
А руки - вцепляются в плечи почти оставляя синяки.
И в живое скручивается горячее ожидание, скоро, почти...
И золотые волосы - такие мягкие. Ощущаение под пальцами рождает странный образ солнечных лучей, ласкающих кожу. Так ощутимо и так невесомо.... Но образ мимолетен, он исчезает, смытый ласками рук, поцелуями.... Губы Младшего нежные и властные одновременно, они подчиняют почти яростно, и объятия такие крепкие... И так хорошо - с ним, что дыхание сбивается с ритма, и сердце заходиться, и внутри все словно горит в ожидании. И нет места для сомнений, мыслей и чподобной чепухи - все затопляет желание.
Они оба слишком долго держали все это в себе, и теперь страсть выплескивается наружу, погребая под лавой обоих любовников.
Так хорошо...
И руки Тосии скользят по спине Джо - вдоль позвоночника, мягко-мягко, но когда американец прикусывает мочку его уха, Сато непроизвольно стискивает пальцы на его плечах. Наверное, будут синяки. Сато все равно, и Джо тоже, судя по тому, как ласкает американец тело Сато. И японец ласкает в ответ, отдавая назад все, что получает.
Нежность. Страсть. Ощущение тепла.
Джо - прекрасный любовник, и возбуждение, и без того сильное, прорывается наружу тихим стоном. Пока еще тихим. И пальцы снова зарываются в мягкое золото, и Тосия словно со стороны слышит их сбитое дыхание и собственный почти просительный стон. И чувствует возбуждение американца, словно свое собственное.
И растворяется, растворяется, растворяется в этой влажной ночи....
А от японца пахнет морем. От Горо почти весгда пахнет солнцем, а от Тоси почему-то морем.
И кожа на вкус соленая. И сейчас бы не сбиться и не оставить меток на этой гладкой коже, потому что завтра они снова будут втроем и не нужно...
Он доверчив, и такой, словно пронизанные солнцем глубины океана. В этой зелени плавают мысли-рыбы, и желания-медузы. Они наверное обжигают Тоси изнутри.
А здесь на поверхности, только соль и прохлада кожи, и хочется, хочется, все равно хочется быть нежным. Чтобы не причинить боли, чтобы в зеленой глубине было солнце, чтобы он стонал не от боли.
Чтобы знал... что он тоже теперь и навсегда часть его жизни.
Удовольствие подчиняет себе тело так властно, как никогда раньше. И как никогда раньше обнимают и ласкают его руки - чужие, но такие знакомые. И Тосия чувствует, насколько трудно сдерживаться любовнику, по легкой дрожи тела, по рваным выдохам сквозь сжатые зубы, по таким черным-черным глазам....
- Джо...пожалуйста....
Он не назовет другое имя - никто из них не назовет. Здесь и сейчас они есть друг для друга, и они только вдвоем. Завтра будет завтра, но оно не важно в волнах накрывающей с головой страсти. И Тосия проводит рукой по влажной спине любовника, скользя вниз, а затем вверх. Гладит бок, чуть отстраняет от себя и снова просит - одними губами, так тихо и так решительно.
- Пожалуйста...
И глаза смотрят в глаза. Страсть. Нежность. Удовольствие.
Ночь.
И невозможно отказаться от такой просьбы. Немыслимо. И Джо осторожен, он почти не дышит.
Он словно снова вышел на поле и сейчас будет подача.
Еще немного, еще...
Взмах. Бросок, удар.
И Тоси выгибается в его объятиях.
-Тише, тише, сейчас.
Бережно, нежно, целуя лицо, шепча глупые нежности по английски.
Взмах, бросок, удар.
И стон уже не стон боли.
Еще.
Еще.
Взмах, бросок, удар.
Чаще.
Чаще.
А мимолетная боль - это ерунда.
Боль от подач Горо была вначале куда сильнее.
Ерунда.
И вспышкой приходит удовольствие, и голос, что-то рвано и судорожно шепчущий на чужом языке, который Сато сейчас не в состоянии понять. Он вобще ничего ен понимает, кроме того, что ему - хорошо. И любовнику тоже хорошо. И это самое главное. Он стонет, и двигается навстречу толчкам, и закидывает ноги на талию любовника. Так естественно.
Так хорошо....
И частое дыхание превращается в стоны, и приходиться прикусывать собственное запястье, чтобы не кричать в голос. Нельзя. Не-льзя...
И собственный член, напряженный почти до боли, трется между их телами, добавляя удовольствия - хотя куда уж дальше. И долго не продержаться - слишком много, слишком остро, слишком...хорошо....
...И Сато кричит. Кричит от этого жгучего удовольствия. Кричит беззвучно, выгибаясь навстречу несколько рваному ритму, впитывая сдавленные стоны любовника, выпивая их....
Волна накрывает неожиданно, унося словно бы в другое измерение, гда есть высокое небо и золотое солнце. Где весело смеется такой родной и такой любимый человек, и у него карие глаза и вечно растрепанные волосы. Он замахивается, и кидает мяч, и рядом - Младший, и от напряжения сводит руку, а голову туманит такое незнакомое и такое бесконечное счастье...
Все. все. Выдохнуть, обнять.
И шептать хрипло куда-то в шею, вдыхая запах соли и моря:
-Спасибо. Спасибо.
Во влажные темные волосы. И распадаться на тысячи звезд. Каждый раз это по своему, но до этого... Девушки с одинаковыми лицами, и выбелеными перекисью прядями волос. Смущенные и наглые.
Но никогда, ничего, такого яркого и честного.
И поэтому Джо целует Сато в плечо и отодвигается.
Слишком много всего, слишком много.
Он расслаблено вытягивается рядом с Сато, и не может отпустить его руку.
И поэтому еще раз говорит "спасибо" уже по-японски.
- Спасибо, Тоси.
А Сато ничего не говорит, постепенно приходя в себя, выравнивая дыхание. Чувствуя, как от невероятной силы оргазма дрожат пальцы. И как пальцы Младшшего дрожат тоже. Он просто наслаждается ощущениями - иногда он может и так.
А потом приходят мысли, сначала ленивые, словно карпы в храмовом пуруд. Затем более осмысленные. Им было хорошо вместе, и значит это решение было правильным. Тосия не знает, что нужно говорить в подобных случаях, так что он просто поворачивает голову и смотрит, как чернота уступает место привычной синеве безоблачного неба - Джо тоже дышит спокойнее, ровнее. И Тосия перебираетт прошедшие мгновения так, словно старуха перебирает неровные бусины речного жемчуга, подаренные ей в молодости заезжим господином. Сравнение смешит, и Сато не сдерживает мягкий смех, и рассказывает об этом сравнении, приглашая разделить веселье, позволяя себе приблизиться к кому-то еще на шаг.
Это трудно. Постель не повод для знакомства, а уж тем более для душевной близости, но с Младшим ему еще с того самого утра поразительно легко. Не потому, что Тосия ему доверяет. Потому что - понимает. И это гораздо больше, чем доверие или родство. По крайней мере, для самого Сато. И он тихо предлагает:
- В душ?
И, наверное, стоило бы перестелить постель, вот только вряд ли здесь найдутся чистые простыни. Преимущество маленьких квартир без слуг в том, что всегда знаешь, где и что лежит. Об этом Тосия тоже говорит вслух, мягко улыбаясь некоторому возмущению на породистом лице американца. И на возмущение с легкой иронией толкает его в плечо:
- Националист...
И получает в ответ немного высоокомерное:
- Нет, просто патриот.
И смех рассыпается раскатившимся жемчугом. И медленно исчезает мускусный запах страсти. И так хочется, чтобы эти мгновения не уходили навсегда....
И до рассвета еще так много – несколько коротких, словно внимание красавцы, часов. Они лежат – в комнате Младшего, потому что здесь чистые простыни и совсем не пахнет недавним сексом – и молчат. Голова Сато уютно устроилась на плече американца, и тот легким, почти неосознанным жестом перебирает темные пряди все еще влажных после душа волос. Никто из них не может уснуть, не смотря на усталость и расслабленную негу получивших свое тел. Наверное, им обоим отчаянно не хватает одного безбашенного идиота. И кто бы мешал отправиться в ту комнату, где спит это чудо природы, но ни один из них не хочет тревожить и без того плохой и чуткий сон любимого человека.
Им обоим не о чем говорить, кроме как о Горо, и Тосия, не выдержав тишины, начинает рассказывать историю их знакомства и последующей дружбы, такой странной и такой крепкой, давно уже ставшей для самого Сато чем-то гораздо большим, чем дружба. Он рассказывает, и его голос тих и немного грустен. Потому что он рассказывает о жизни Горо, а жизнь Горо – это бейсбол. Сато не может припомнить ни одной поездки куда-либо, ни одной вечеринки, ни одной игры – только бейсбол. Всегда. Впрочем, он старается рассказать не об игре, а о Горо, и потому рассказывает и о поврежденном в Младшей Лиге плече, и об игре со сломанной ногой, и о многом другом. Например, о создании Шигено команды – все, что он слышал от знакомых и знакомых знакомых. Он рассказывает, а Джо слушает, и иногда его пальцы в волосах Сато замирают на мгновение, и чуть дергаются, словно он хочет сжать руку в кулак, но останавливает себя. Сато рассказывает, а Джо иногда переспрашивает некоторые моменты – все же он слишком мало прожил в Японии – не всю жизнь. Сато рассказывает, а когда замолкает, рассказывать начинает Младший. О том, что произошло с их семьей после трагической гибели Хонды Шигехару, об их жизни в Японии и в Штатах, о своих чувствах – ненависти, гневе, обиде, зависти…. О том, о чем никогда не рассказывал никому, даже Шигено. А Сато слушает и иногда осторожно и легко поглаживает руку Младшего кончиками пальцев. Утешая. Поддерживая. И в этом прикосновении – таком интимном, таком откровенном – для них обоих нет и намека на желание продолжить то, что осталось за дверями другой спальни. Они любовники, но не влюбленные. Они – часть жизни друг друга, но не близки. Они просто не хотят оставаться в одиночестве.
Когда Младший заканчивает неспешный рассказ, ночь за окнами переходит в серые сумерки. Рассвет приближается, и стоило бы подремать, но они все равно не закрывают глаз. Сна нет, и они лежат вот так до того времени, как приходит пора одеваться к завтраку. Чтобы снова увидеть Горо – слегка осунувшегося от явно бессонной ночи, но с улыбкой в карих глазах, которая становиться еще заметнее и довольнее после пристального изучения обоих. Сато смущенно отводит взгляд, принимаясь за еду. Он знает теперь – Горо все понял, впрочем, Тосия знал об этом еще вчера. Чувствовал. Интуиция, если хотите. Младший глаз не отводит, и в них – солнечные искры и улыбка. А Старший тоже улыбается. Такое солнечное-солнечное утро. В последнее время у них все словно залито солнцем, и это просто здорово. По крайней мере, это всех устраивает.
Горо снова утаскивают в кабинет – делать уроки. Репетиторы им, в принципе, довольны, и седой профессор говорит, что парень все лучше всего ориентируется в хитросплетениях наук, хотя и отличается непоседливостью. Старший сдержано благодарит старого друга, и Сато с Младшим откланиваются. У них много времени, и они отправляются на ближайшую площадку – поиграть. И только играя, они оба понимают, как же соскучились по бейсболу. Они любят бейсбол, и в их бейсболе всегда присутствует Шигено. Именно он научил их обоих любить эту игру, и они любят ее. И Младший отбивает подачи питчера какой-то местной команды в хоум-ран раз за разом, и Сато тоже с удовольствием бьет по белому мячику, легко просчитывая траектории и варианты подач. Для них обоих это легко – у местной команды слишком слабый питчер. И оба невольно вспоминают сильные подачи Горо, и играют так, будто бы играют с ним. Наконец кто-то из местных узнает Младшего, и игра приобретает более серьезный характер, но подачи отбиваются все также легко. Потом Сато просит у местных разрешения сыграть за кэтчера, и взгляд Джо становиться серьезным – слишком хорошо Младший знает способности Тосии. Зрителей собирается все больше, игра привлекает внимание, но для Сато и Гибсона это – не более чем развлечение. И еще небольшое соревнование друг с другом. Но без сумасшедших фастболов Шигено мир поля кажется Тосии пустым и чужим. Команда Сато выигрывает, потому что кроме Джо и еще пары ребят мячи, поданные по команде Тосии отбить не смог никто. И Гибсон хмыкает, похожий сейчас на сердитого взъерошенного кота, от которого улетел его ужин. Тосия улыбается и хлопает друга по плечу. Здесь нет никого, кто мог бы сравниться, и они смеются вместе с остальными, но смех замирает, когда оба видят черные-черные глаза стоящего за ограждением Горо. Зачем его принесло сюда, они не знают, но тревога вытесняет остальные чувства, но Горо улыбается обоим и показывает большой палец – одобрение. И они, уже втроем, принимают приглашение местных на пирушку по какому-то там случаю, и весело проводят время. Горо смеется, рассказывает сочные и емкие анекдоты и разные забавные случаи из своей и чужой бейсбольной жизни, и пародирует известных игроков так, что все сгибаются пополам от хохота. И только Сато и Джо видят, что глаза у Горо так и остаются черными-черными, словно утратившими искру. Но все попытки уйти разбиваются о ехидные комментарии и непробиваемое упрямство этого невозможного человека. И только когда они все расходятся, далеко уже за полночь, Горо отвечает на невысказанную тревогу спутников одной простой фразой:
- Когда-то надо начинать привыкать.
И больше ничего не говорит, и уходит к себе, закрыв дверь перед носом парочки. И щелкает замок – не войти. Не ломать же дверь, хотя у Джо на лице такое выражение, что Сато становиться понятно – американец пойдет еще и не на такое, чтобы вытащить Шигено из скорлупы, в которую он снова медленно, но верно заползает. И Тосия осторожно кладет ладонь на плечо Младшему в ставшему привычном успокаивающем жесте. Сейчас ничего нельзя сделать, но они обязательно решат эту проблему. Вместе.
На самом деле у Тосии нет уверенности, что эту проблему можно будет когда-нибудь решить. Что Горо позволит помочь себе. Он никогда не позволял, всегда и все оставляя в себе, и в этом они с Сато похожи до невероятия. Но они попытаются. Возможно, вместе у них получиться сделать то, что никогда не получалось у одного Сато. Нет, у них обязательно получиться. Должно получиться. Обязательно.
Они еще долго сидят на веранде, и ночной веер приносит горький запах водорослей с океана.

@темы: Фанфик, title: Major, вид спорта: бейсбол

---

[Старый змейсс]

Название: Vector Prime
Авторы: Старый змейсс, Кышь
Фэндом: Major
Персонажи: Шигено Горо, Сато Тосия, Джо Гибсоны (оба) и другие персонажи аниме.
Жанр: виньетка, ангст
Рейтинг: вплоть до НЦ-ы.
Состояние: закончен
Дисклеймер: отказ от прав.
Предупреждения: ООС, АУ, пост-пятый сезон. POV героев. Авторы все еще не слишком знакомы с медициной....
Размещение: с согласия авторов.
От автора, то есть Старого змейсса: Относительно шестого сезона - полное АУ. Продолжение "Точек зрения".

Глава первая, в которой все плохо.

В себя он пришел еще пару дней назад. Разумеется, ему ничего не рассказали, кроме того, что ему требуется только покой. Впрочем, поскольку первая же попытка встать закончилась банальной и очень обидной фиксацией, Горо принял рекомендации врачей к сведению. Некоторым потрясением для него стал тот факт, что вот уже почти четыре дня прошло с финала. О результате ему сказали только тогда, когда он пригрозил послать все нафиг и пойти выяснять все самостоятельно. Видимо, о характере пациента были предупреждены.
Еще некоторое удивление вызвал визит семьи. Нет, Горо предполагал, что мама в такой ситуации не сможет усидеть дома, но вот что тут делают Шинго и Чихару? Учитывая, что у обоих как раз должны были идти экзамены…. Причем мордашки обоих с головой выдавали, что перепуганы ребятки насмерть.
Горо честно пытался вспомнить, что произошло. Однако последнее, что всплывало в памяти – невероятно голубое, немыслимо высокое небо. И встревоженные зеленые глаза Тоси, но это – расплывчато и нечетко. Все заслоняла голубая даль, в которой, словно пылающий мяч, летело жаркое летнее солнце.
К вечеру первого дня Горо окончательно умаялся. Валяться в больнице, ничерта не делать – даже телек смотреть запрещали! – когда его место в Хорентс пустовало…. Когда он попытался втихую разминать левую руку, дело пошло не особо хорошо. Даже после незначительных нагрузок на кисть и пальцы, он очень быстро уставал, да и болеть начинала вся левая сторона. Это бесило. Ужасно.
Больше всего в жизни Горо ненавидел две вещи: бездельничать и проигрывать. Причем, вторая напрямую зависела от первой. Сейчас он вынужден был мириться с обеими. Бездельничать в больнице и проигрывать боли и слабости. Так что прошло совсем немного времени, пока японец не начал испытывать терпение медиков всеми возможными способами, напрямую не связанными с членовредительством. Не смотря на отличное обслуживание, предупредительность персонала и вообще все, что только может пожелать пациент (интересно, кто за все это платит? Сумма страховки явно раз в пять меньше...).
Горо был изобретателен.
Первое, что он сделал – это начал тренироваться. Причем фишку эту не просекали в течение больше чем суток. Шигено напрягал мышцы ног и рук, мышцы пресса…. В общем, занимался чем-то средним между йогой и передвижениями амебы, к концу часа уставая, как собака. Когда же врач понял, что творит этот сумасшедший, он действительно начал фиксировать его на кровати, чтобы хоть как-то заставить пациента отдыхать. При этом убеждая, что если разойдутся швы, то парень вполне может умереть, и если он не хочет подумать о себе, то пусть подумает о матери и брате с сестрой…. Этот аргумент был неотразим, и Горо прекратил всякие попытки нагружать себя, к вящему облегчению врачей.
Тем не менее, еще через сутки выяснилось, что радовались оные врачи преждевременно. Ибо в этот раз японец каким-то чудом уговорил одного из своих посетителей принести ему ноутбук, который и использовал для выяснения последних новостей. Поскольку последние новости его, видимо, несколько не удовлетворили, он потребовал телефон…. И вот такая свистопляска продолжалась уже третьи сутки. Врачи плакали горючими слезами, но выпускать пациента отказывались. Было слишком рано, да и две проведенные операции выписку отнюдь не ускоряли.
Горо скрипел зубами на врачей.
Врачи скрипели зубами на мистера Шигено.
Каждая из сторон находила компромиссы….

Дни тянутся бесконечно долго. Вынужденная неподвижность бесит невероятно, но выхода для раздражения в ближайшее время не предвидится, как и возможности двигаться. Врачи запрещают даже смотреть телевизор и слушать радио, будто не понимая, что от этого волнение только больше. Шикарная одноместная палата больше похожа на комнату, но все равно не перепутаешь. Медсестра заходит по пять раз на дню, проверяя состояние пациента. Тихо пикает аппаратура. Однообразие нарушают только процедуры и визиты родственников. Больше никого в палату не пускают.
Тревожные глаза матери, тревожные глаза отца и младшего брата…. Чихару еще слишком мала, чтобы понимать серьезность ситуации, и ее визиты – единственная отдушина. Остальные, даже Шинго, обращаются с ним словно со стеклянным, и это бесит больше, чем все остальное вместе взятое. Горо ненавидит болеть. Ненавидит быть слабым и беспомощным. Ненавидит заставлять кого-то волноваться за себя.
От пребывания в закрытом мирке больницы у него слишком много времени на раздумья и появляется слишком уж много ненужных мыслей. Но прогнать их из головы, как раньше, у него не получается. Приходиться думать. Раз за разом прокручивать в голове момент и понимать, что можно было увернуться, отклониться. И от этого растет чувство вины. Это чувство тоже бесит. Он не любит чувствовать себя виноватым.
Большая часть прошедшего времени – как в тумане, и сколько бы он ни старался, отчетливо вспомнить получается только боль. Резкую, мгновенную и сильную. Потом…темнота, сквозь которую проступает вой сирен и встревоженные, резкие голоса медиков. Почему-то вспоминается ошалелое неверие в глазах Младшего и тревожно-безнадежный взгляд Сато. И сжимающие его руку пальцы, удерживающие его на краю, не дающие соскользнуть в бездну покоя и тишины. По крайней мере, пальцы были реальны – синяки на руке подтверждали это. Кто это был? Сато? Наверное. Уж точно не Младший! Хотя, возможно, это был отец.
Двигаться действительно тяжело и больно, и трудно дышать. Как ему сказали, повреждение аорты и кровь в легких. Наверное, он должен был умереть, но верить в это Горо не хочет. Он просто не может умереть, не от такого слабенького удара. Было бы из-за чего шум поднимать! Но встать все равно не получается, все, что возможно – сидеть, опираясь о слегка приподнятое основание больничной койки. Да и то….
Ему не говорят ничего. Разве что рассказали, как закончился матч. Япония получила желанный титул, и Горо только немного жаль, что он не смог увидеть этот момент. Наверное, Младший рвет и мечет. Впрочем, Горо не настолько наивен, чтобы не понимать, что сейчас происходит с его противником. Наверняка американец переживает и винит себя, как когда-то его отец. Наверное. Точно Горо не знает. Когда Горо просит телефон, чтобы позвонить кому-нибудь из семьи Гибсонов, он получает вежливый, но твердый отказ. И, тем не менее, ему удается узнать, что палатой и первоклассным обслуживанием он обязан именно Старшему. Еще один камешек в глубокий омут собственной вины, думает Шигено, благодаря за информацию. Таких камешков у него много.
Вот и еще один. Сато, его друг детства. Как он чувствует себя? Не случилось ли приступа? Впрочем, Горо уверен – нет, ведь приступы случаются у его друга только из-за близких людей. Горо не относит себя к таковым. Впрочем, с Сато невозможно быт в чем-то уверенным: слишком уж хорошо тот умеет скрывать свои эмоции. Слишком хорошо умеет прятаться за стенами отчужденного дружелюбия. Хотя Шигено знает, что Сато иногда заносит, и тогда он может сделать или сказать любую глупость. И это приводит иногда к весьма интересным результатам. Например, к той игре с Кайдо. Хотя теперь они оба изменились. Наверное.
Когда проходит еще три дня, ему впервые разрешают принять посетителя, кроме родственников. Шигено удивленно смотрит в зеленые глаза и с изумлением обнаруживает там тревогу. Самую настоящую тревогу. Сато двигается немного сковано и явно пытается выглядеть как обычно, но что-то заставляет Горо насторожиться. Быть может, немного замедленное дыхание друга.
Вдох. Пауза. Выдох. Вдох. Пауза. Выдох.
А Сато смотрит на друга и видит глубокие тени под глазами, осунувшееся, бледное лицо и горящие карие глаза. У Сато нет сил отвести взгляд, он готов смотреть на Горо бесконечно, хотя не забывать дышать – трудно. Очень трудно, но ради Горо он выдержит. Должен. А в голове беспорядочной птицей бьется одна мысль: «Жив. Жив. Живживживживжив….». Речитативом, и звоном отдается в ушах.
Вдох. Пауза. Выдох. Вдох. Пауза. Выдох.
Жив.
Сато осторожно протягивает руку и кончиками пальцев бережно касается теплой кисти Шигено. Тот улыбается бледной тенью своей прежней, ослепительно яркой улыбки. Сато не верит этой улыбке, он никогда не верил ей, с той самой игры в Младшей Лиге. Он знает, когда Горо-кун улыбается вот так, значит – все плохо. Но сейчас Сато пытается улыбнуться в ответ, уверенный, что если что-то действительно будет не так, сюда сбежится весь персонал больницы. Судя по взгляду друга, улыбка не производит должного эффекта. Тосия подозревает, что выглядит сейчас довольно жалко.
Разговора не получается, и тишина начинает давить почти физически, и надо уходить, но уйти означает разорвать контакт рук, перестать чувствовать живое тепло руки Горо, а Тосия не может сделать этого. Он боится, и ненавидит себя за этот страх. В какой-то момент, Сато не успевает поймать и осознать этот самый момент, Горо поворачивает ладонь и ловит его пальцы в слабое, но такое надежное пожатие. И тихо спрашивает как бы между прочим:
- Ты почему не уехал? Разве тебе не надо готовиться к сезону?
Этот простой вопрос взрывает стену молчания, и Сато чувствует, что больше не может держать в себе все те эмоции, которые бушуют в нем с того самого дня. Он чувствует, как глаза становятся мокрыми и чувствует стыд из-за этого, но не может и не хочет сдерживать подступающие слезы. Наверное, ему действительно стоит выплеснуть хотя бы часть того, что мешает дышать. Того, что он загнал глубоко-глубоко внутрь себя. Горо смотрит в окно, но его пальцы сжимаются крепче, и Сато благодарен ему за эту неожиданную тактичность.
- Я…очень испугался. Мы все испугались. Когда ты… - Сато сглатывает, заставляя слова проталкиваться через пересохшее вдруг горло. – Когда ты упал, у всех был шок. Тебя оперировали пять часов. Это…это было страшно. Ты…живи, ладно? Я рад, что ты жив….
- Да что со мной сделается?! – Горо пытается быть веселым, но Сато кажется наигранным это веселье и беззаботность. И он не собирается поддерживать игру.
- Твоя мама вылетела в Америку сразу же. Она смотрела тот матч, ты знаешь? И мистер Гибсон-старший тоже. Хотя, наверное, больше всех волновался Младший…
Горо не поворачивает головы, но напряжение дает о себе знать тревожным писком приборов, и через несколько секунд в палату буквально врывается дежурная медсестра, и начинает выгонять посетителя, и Горо требует, чтобы Тосия остался и что-то еще, но Сато не настолько хорошо знает язык, так что он понимает лишь слово «телефон». Медсестра возражает, и между ними начинается яростный спор, а Сато стоит в сторонке и смотрит на Горо, потому что не смотреть – выше его сил. И вспоминает, что так и не ответил на вопрос Горо о том, почему не улетел. Но что тут скажешь? «Испугался за тебя» - это не ответ, даже если правда. А рассказывать о приступе не хочется, слишком уж стыдно. Итак разревелся, как девчонка какая-нибудь. Причем истеричная. Сато думает, что нервы у него в последнее время стали совсем ни к черту, и что надо с этим что-то делать. И что владелец команды еще устроит ему веселую жизнь за пропуск тренировок…. Но все это кажется таким неважным в сравнении с возможностью быть рядом с единственным по-настоящему близким человеком, что моментально забывается. А раздраженная медсестра и вызванный ею врач, видимо, приходят к какому-то решению, и спустя пару минут в палате появляется телефон. Обычная переносная трубка, быстро оказывающаяся в руках Горо. Сато знает, кому собирается звонить его друг, и не одобряет этого, даже понимая необходимость подобного. С того утра Гибсон-младший не появлялся в больнице, а может это Тосия его не видел, но японец слишком хорошо помнил те ощущения, которые испытывал сам четыре года назад. Сато сочувствовал Гибсону, но вдеть его не хотел, особенно теперь, когда Горо потихоньку начинал поправляться.
- Здравствуйте, я могу поговорить с мистером Гибсоном-младшим? – Голос Горо был тверд и немного весел. Оставшийся в палате врач смотрел с неодобрением то на своего неугомонного пациента, то на часы….
- Слушаю вас, - голос Младшего в трубке был, вроде, обычным. Это радовало.
- Привет, Младшенький, - в голосе Горо звучали веселье, язвительность и бодрость. Его обычное состояние. – Все киснешь, да? Было бы с чего! Да нормально со мной все, нормально! Да никак наш Мистер Америка научился думать? Правда?! Да ты что?! Тогда ответь мне на один вопрос: какого лешего ты все еще дома? Угу, угу…. Ну и сиди там, мне же лучше. Следующий кубок мира снова будет наш!
Горо говорил и говорил, сыпал язвительными замечаниями и ехидными комментариями, а Сато думал, что Горо совсем не изменился и, наверное, никогда не измениться. И так и должно быть. Это успокаивало больше, чем все заверения врачей. И сейчас Сато был уверен: Шигено поправится и снова выйдет на горку. И он, Сато, снова будет ловить эти мощные подачи, ощущая счастье от каждого брошенного его питчером мяча.
- Мистер Шигено, у вас было только пять минут. И они уже истекли. – Врач многозначительно постучал по наручным часам. Горо скривился, но предпочел не спорить.
- Ладно, мне пора. В общем, до скорого, Младшенький!
Шигено демонстративно нажал на кнопку отбоя и протянул трубку врачу.
- Ну, не рассыпался, - недружелюбно проворчал вредный пациент. Врач только головой покачал, забирая трубку. Ну и правда, что тут скажешь?
- Мистер Шигено, вам необходим отдых. Вашему посетителю придется уйти.
Сато про себя вздохнул.
- Отдыхай, Горо-кун. Я еще приду позже.
- Эй, Тоси-кун, тебе надо тренироваться. Ты не забыл? – Внимательные и необычно серьезные карие глаза поймали зеленые.
- Я подумываю о том, чтобы попробовать пробиться в Высшую лигу, знаешь? – Голос Сато не подвел. Он вообще редко его подводил. – Тогда мы и после твоего выздоровления сможем играть друг против друга.
Было бы здорово! – Горо улыбнулся, но усталость брала свое, и улыбка вышла тусклой. Сато осторожно вышел, и закрывшаяся дверь отрезала суету врача и медсестры вокруг засыпающего пациента. Сато покачал головой, теперь уже открыто. И как у Горо сил хватило на этот-то всплеск активности? Впрочем, Шигено всегда был сильным, зачастую в ущерб самому себе. Эта его черта привлекала к нему многих, но близких и друзей заставляла изрядно беспокоиться. Выйдя из больницы, Тосия вдохнул жаркий летний воздух и направился в отель. Ему нужно было уладить некоторые вопросы с работодателем на родине прежде, чем начинать обещанные попытки пробиться в Высшую лигу и закрепиться в Штатах.

Луна смотрела в окна. Луна заглядывала в душу оставляя на губах привкус горечи Все остальное время - играть, играть, играть, забывая себя, получать отчеты из больницы и встречаться с отцом - чаще, чем раньше.
И молчать.
А по ночам сходить с ума от одиночества и вины.
И когда во время тренировки, когда мир поделен на яркую синеву неба, зелень поля, и елый мяч, и больше нет ничего, тренер приносит мобильник, хочется сорваться, до дрожи в руках хочется сорваться.
Но в трубке - знакомынй насмешливый голос, и отпускает, отпускает, путь и на минуту, свившая гнезде где-то в груди ядовитая змея, и можно снова вести себя так, словно все в порядке, пусть и на три минуты.
А вечером заехать в магазин и купить много солнечно рыжих апельсинов, с тем, чтобы красивая рыжая медсестричка, что заботиться о Горо, сделала из них сок. И чтобы глупый-глупый и отчаянно смелый японец снова почувствовал себя хорошо.
И Джо ехал по автостраде и улыбался. Потому что никакой медсестричке он не доверит этот апельсиновый сок. И сам привезет его глупому-глупому... и такому живому Горо.

Снова проснуться в одиночестве. И снова первым делом начать симать и разжимать пальцы. На руках. На ногах.
Пообие тренировки. Потом - очень осторожно, очень медленно - сгибать и разгибать колени. На бок поворачиваться нельзя, левой рукой много двигать не желательно.
Проклятущие эскулапы....
Не сказали ведь что делать, если рука левая - основная теперь! Не переучиваться же обратно, ведь тогда он не сможет подавать. Так что надо разрабатывать левую руку.
А в окно заглядывает рыжее солнце, заставлляя щуриться в его закатных лучах. Солнце заливает комнату живой пушистой медью - странное сравнение, но уж какое есть. Горо тихо смеется ему, отдыхая после очередного упражнения. Чтобы потом снова взяться за него.
Постепенно. По чуть-чуть увеличивать нагрузки. Просто чтобы не так сильно потерять форму, ведь потом ее дольше восстанавливать, а как же Хорнетс без него?! Кто же будет трепать нервы Кину, как не самый несносный и независимый клозер Высшей лиги? Не-е-ет, просто так оставить Кина нельзя.
Черт бы их побрал, хоть бы кондиционер выключили, что ли....
Горо снова начинает свои упражнения, когда открывается дверь в палату. На пороге - Младший, в руках которого - графин рыжего-рыжего сока. И беззумно, восхитительно пахнет апельчинами. И Горо улыбается ему ехидной улыбкой и чуть щурит глаза от яркого света. И говорит:
- Хэй, привет! Неужто Мистер Американская Задница решил почтить мою скромную персону своим присутствием?!
И снова тихонько смеется, незаметно переводя дыхание и словно бы случайным движением стирая с висков капельки пота.

Частые смены настроения. Раздражительность. Противоречивые желания. Самому себе он напоминает беременную женщину, и удивляет, как спокойно переносят общение с ним медицинский персонал и редкие посетители. Горо понимает, что все неправильно, но поделать с собой ничего не может. Безделье выводит его из себя.
Любые нагрузки находятся под категорическим запретом. Любые волнения – тоже. Все, что заставляет его сердце биться быстрее, осталось за больничными стенами. Еда – по расписанию. Посещения – только по разрешению врача и под его контролем, не больше получаса. Слабость – и он постоянно засыпает, уставая даже от простейших действий: еды, например. Любые физические усилия заставляют слегка дрожать руки. Усталость.
Горо не нравиться это, он пытается бодриться, шутить и смеяться как прежде, но у него не получается. Он чувствует, что ему не говорят слишком много. Впрочем, он и сам отнюдь не вчера родился, и прекрасно осознает, что могут скрывать от него за этими насквозь фальшивыми улыбками и заверениями в скором выздоровлении. И это понимание заставляет его ночами смотреть в пустоту или на белый потолок и стараться не думать, не верить, не замечать…очевидного. Бежать от реальности, потому что принять ее нет никаких сил. Так уже было когда-то. В девять лет. Было то же самое. Тогда он смог справиться, н теперь он не чувствует в себе сил сделать это. Теперь у него нет той цели, которая позволила выкарабкаться из колодца. Теперь у него вообще нет цели. Иногда он даже думает, что лучше бы он умер. Но уже спустя пару секунд Горо гонит эту эгоистичную мысль прочь. Никому не было бы лучше, кроме него самого, так что думать об этом неправильно. Да и нет у него привычки сдаваться. Только что можно сделать с собственным организмом, когда тот отказывается подчиняться? Когда руки словно наливаются свинцом, не держа ничего, тяжелее ложки? Когда ноги отказываются ходить? Когда дышать временами настолько тяжело, что приходится использовать специальный аппарат, стоящий на тумбочке рядом с кроватью? Что можно сделать?
Шигено знает – это временно. Скоро он сможет ходить, дышать, жить…. Эта слабость – временное явление, оставшееся после ранения и операции. Он знает, но еще он знает о том, что всегда будет задыхаться, пытаясь сделать ран. И что сердце будет опасно заходиться при сильной подаче. Потому что когда в организме накапливается некая критическая сумма повреждений, он перестает работать как надо. А Горо никогда не щадил свое тело. Да что там, он вообще никогда не щадил себя, и никому никогда не признавался, как ноет его нога дождливыми днями. Тот перелом не раз уже аукался ему в его карьере, да и не только сам перелом – та безумная игра на обезболивающем тоже. С тех пор обезболивающее ему почти не помогает, так что приходиться терпеть. Наверное, поэтому он и не может спать большинство ночей.
Но еще он знает: отныне, если он хочет жить – бейсбол не для него. Но ведь это и есть его жизнь, все остальное – ничто в сравнении. Он просто не знает, что ему делать без игры, хотя знает – он не сможет быть кем-то вроде тренера или мальчика на побегушках. Потому что не сможет смотреть, как играют другие, он будет рваться на поле, куда ход ему заказан. Если он хочет жить. Он хочет – при таких условиях?
Горо в очередной раз одергивает себя. Это не вопрос желания. Это – вопрос долга. Он должен жить. Должен матери, вырастившей его – чужого, в сущности, ребенка, которому она ничего не была должна. Она взвалила на себя эту обузу и растила его сама четыре года, отставив в сторону свою жизнь и свое счастье. Уж столько-то Горо понимал. Он должен отцу – и родному, и приемному тоже. Должен, потому что носит фамилию приемного, откликаясь на родную. Потому что Шигено усыновил его, принял, дал свою фамилию. Потому что старался сделать все, чтобы мальчик Горо ни на миг не чувствовал себя чужим. И ради этого даже не торопился с собственным ребенком. Хотя в этом Горо вполне мог ошибаться. Он должен своим брату и сестре, чтобы им никогда не пришлось проходить через похороны близкого человека, которому не нужно было умирать. Он должен Гибсонам – и отцу, и сыну – потому что…просто должен. Он должен Сато, он ведь видит, как тот старается дышать – так, словно учиться заново. С ним тоже не все в порядке, и учитывая прошлое Тосии, и не может быть. И пусть теперь он восстановил связи с сестрой, отсутствие стабильности будет стоить Сато жизни. Горо узнал это еще тогда, после первого приступа, которому стал свидетелем. Он должен столь многим, что просто не имеет права на собственные желания в этом вопросе.
Значит, он будет жить. Как? Горо не знал. Просто нужно сделать так, чтобы никто и никогда даже не заподозрил, насколько ему тяжело существовать в таком пустом без бейсбола мире. Любовь, жизнь, счастье, память, пьянящее чувство победы и горечь поражения, плечо друга и глаза противника, адреналин в кровь и капли пота на лице, и синее-синее небо над головой – все это бейсбол. Но без этого можно выжить. Можно. Он справиться, он всегда принимал вызов с гордо поднятой головой, он всегда смеялся в лицо врагам – сможет посмеяться и теперь в лицо своей беспомощности и трусости.
Что с ним вообще такое творится? Он же никогда не был трусом, никогда не убегал и никогда не сдавался? Это просто ночь и вынужденное безделье. Утром все будет хорошо. При свете дня все кажется совершенно другим. Ненавистные процедуры, визиты семьи…. Может быть, придет Сато. А к вечеру наверняка придет Младший с солнечно-рыжим апельсиновым соком. Дежурная сестра, мечтательно вздыхая, рассказывала, что Джо готовит его сам, не позволяя никому даже дотрагиваться до апельсинов. Горо это удивило, но виду он не подал, каждый раз с удовольствием принимая этот небольшой знак внимания. И Гибсон снова будет молчать, молчать все отведенные тридцать минут, и смотреть такими синими и такими виноватыми глазами, смотреть, не отрываясь, и изредка улыбаться в ответ на шутки и подколки…. И только в самом конце, когда уже придет сестра, чтобы прогнать визитера, он тихо попрощается – до следующего вечера.
Горо плохо от этих визитов, тошно до невероятия, как и от визитов Тосии. Потому что в такие моменты снова накатывает осознание собственной вины, беспомощности и бесполезности. Но Шигено никогда не скажет им не приходить, ведь им это нужно, нужно обоим. Сам Горо уже не знает, что нужно ему. Наверное, только бейсбол. Они все трое – маньяки, это точно. Шигено тихонько смеется, но смех в тиши палаты звучит неожиданно громко, и японец замолкает. И ловит себя на желании сбежать отсюда подальше, как можно дальше. Туда, где никто не знает о нем вообще, где нет тревожных глаз матери и виноватых – Младшего. Но он не сделает этого – потому что не должен. Он не имеет права на слабость.
А еще ночами в его дурную голову лезут совсем другие мысли. В этих мыслях есть голубое-голубое небо и золотое солнце, и зеленая трава. И два человека рядом с ним – Сато и Джо. И он снова подает, а Сато ловит его подачи, и Младший отбивает их в голубое-голубое небо, по которому неспешно плывут легкие перья облаков. Горо думает, что этого вполне достаточно для счастья. На самом деле – это все, что ему нужно для счастья. То, чего у него не будет больше. Как только врачи разрешат ему перелет, его увезут в Японию. В дом, который так долго был ему домом. Дом, который домом уже не воспринимается. Наверное, Горо просто вырос. Так бывает.
Чем же ему заняться? Может, попытаться поступить в университет? Получить обычную профессию и заниматься спокойной бумажной работой. Протирать штаны в офисе и ни о чем не волноваться. Он всегда ненавидел это, и даже сейчас от одной мысли сводит скулы. Но иначе просто нельзя. Он не способен больше заниматься физическим трудом, не способен играть в бейсбол. Значит, и это тоже решено.

Горо закрывает глаза, молясь о возможности заснуть. Но сон не приходит, боги не настолько милосердны. И здесь, в тишине и темноте палаты, Шигено может позволить себе то, что никогда не позволил бы в иной обстановке. Слеза скатывается из-под закрытых век. Горо чувствует, как она прокалывает свой путь по виску, как срывается капля, за ней вторая…. Он оплакивает потерю своей жизни здесь и сейчас, другого времени не будет. Его дыхание ровно, сердце бьется в обычном ритме, а с губ не срывается даже вздоха. Он оплакивает последние остатки собственного детства, он оплакивает потерю своего наследства – единственного наследства, оставленного отцом. Шигено сравнивает себя сейчас с наследником, бездарно промотавшим наследство и оставшимся со звенящей в кошельке пустотой. Также пусто внутри, и болит, так болит – но это не физическая боль, от нее не помогут лекарства. От нее ничто не спасет, только, возможно, время. Ну а время у него будет. Главное, пережить ее сейчас. Он справиться. Он должен.
Когда больше ничего нет, остается жить лишь долгом. Это правильно.
Слезы высыхают сами. И Горо снова улыбается. И утром шутит и смеется, подкалывает сестричек, достает врачей, возится, насколько это возможно, с младшими. Слушает рассказы Сато. Молчит вместе с Младшим, потягивая солнечно-рыжий апельсиновый сок. И улыбается, улыбается, улыбается….
Он улыбается при выписке – прошло уже почти два месяца, но врачи все равно не желают его отпускать. Они настаивают, чтобы он оставался в Штатах еще как минимум полгода. Горо соглашается, и, смеясь, отправляет домой и отца, и мать, и младших. И провожает их в аэропорт. И провожает глазами самолет, улетающий в такое синее-синее небо, и идет к машине, в которой ждут его Сато и Гибсоны. Старший настаивает, чтобы эти полгода Горо провел в гостях на его вилле в Калифорнии, и Шигено соглашается, когда замечает мгновенную мольбу в глазах. Разумеется, его друг Сато тоже получает такое предложение. Они поедут вместе, но до отъезда нужно уладить еще одно дело. И Горо просит отвезти его к менеджеру Хорнетс. И идет туда один знакомым коридором. Разговор получается недолгим. Шигено просто кладет на стол медицинское свидетельство, и молчит. И менеджер молчит тоже. И оба понимают, что не имеет смысла платить игроку, который не может больше играть. Они прощаются просто и повседневно, и Горо идет забирать вещи из раздевалки команды, и зеленые глаза Кина не выражают ничего, а лица других – слишком много. Но никто не говорит ни слова – все понятно без слов. Шигено кивает и вскидывает сумку на плечо. На стадион он не заходит – незачем. Это больше не его жизнь.
Дорога до Калифорнии кажется длинной и короткой одновременно. Длинной – из-за жары, от которой не спасает даже кондишн, и молчания. Короткой – потому что большую часть времени Горо спит. А когда просыпается, обнаруживает свою голову на плече Сато. Тосия всегда подставляет плечо в нужный момент, и Шигено благодарен ему за эту молчаливую поддержку. И за молчание он тоже благодарен, и потому сам не говорит ничего, только в недолгом пожатии сжимает холодную ладонь друга и ощущает такое же пожатие в ответ. Сато всегда понимал его без слов, когда не пытался казаться высокомерным ублюдком. Впрочем, не пытался он уже долгие годы, с той самой игры в старшей школе. Они хорошо поиграли тогда, действительно хорошо.
А Сато молчит, и Младший тоже. И как только его отпустили в разгар сезона? Наверное, он просто поставил менеджера перед фактом. Наверное, сказал, что ему наплевать на возможные неустойки, да и на сам контракт откровенно плевать. Наверное, он даже сделал это вежливо. Они едут втроем, Старший отправился в Калифорнию самолетом. Они едут уже второй день, ночуя в маленьких придорожных мотелях. Три человека, но номер всегда двухместный. Кто-то всегда остается с ним, и Горо ощущает себя хрупкой статуэткой, подлежащей дополнительным мерам безопасности при перевозке. Это выводит из себя, но он привычно подавляет раздражение. Не место. Не время. Не та компания. Едят они обычно тоже в придорожных ресторанчиках. Пища не отличается разнообразием, но и один из спутников не позволяет Горо есть что-либо, помимо разрешенных врачами продуктов. Горо скрипит зубами, отпускает ехидные комментарии и послушно ест. Он так старается вести себя как обычно, как прежде, но былую легкость уже не вернуть, и Шигено чувствует себя птицей, которой обрезали крылья. Он смотрит в синее-синее небо и улыбается. Ему больше не дано летать, но он может хотя бы петь. И он снова и снова пытается, не замечая тревожных взглядов, которыми обмениваются спутники вне поля его зрения.
И Младшего, и Сато беспокоит наигранное веселье и притянутая за уши жизнерадостность. Им кажется, что Горо только загоняет свои настоящие чувства в глубину, прячется за маской, делая только хуже своему пока еще далекому от прежней силы сердцу. Они не знают, чем можно помочь тут, их самих терзают боль и вина. Они вгрызаются в сердце, острыми когтями разрывают душу. Приговор врачей кажется продолжением кошмара. Горо не сможет больше играть – в это не вериться, это не может быть правдой. Младший тогда ничего не сказал, только со всей силы ударил кулаком о стену, оставляя на светлой стене кровавые пятна. Как только пальцы не сломал. Быть может, потому его и отпустили – все равно с травмой руки он был бы бесполезен для команды. Самому Сато показалось, что у него вынули сердце и безжалостно раздавили в кровавые ошметки. Этого не могло быть! Но это было, и с этим нужно было учиться жить. И они учились – трое, объединенные общей болью и общей виной. Вместе, но так далеко друг от друга. И никто из них не знал, как можно это изменить. Они положились на время.

Глава вторая, объясняющая некоторые вещи

Это было не слишком хорошей идеей. Ну ладно, Горо пить нельзя, но им-то двум взрослым оболтусам можно! Ну и выпили.
Мда уж.
Голова гудела и медленно кружилась. И было непонятно хочет ли содержимое желудка прорваться наружу или все-таки удастся удержать. Он пил не очень-то часто и в этот раз было перебором.
Сато едва слышно застонал.
Чья-то рука зарылась ему в волосы и начала медленно массировать, унимая боль. Напряженное тело расслабилось и он едва не заснул снова.
Из дремы его вырвал чей-то чужой стон. Рука на миг прекратила движение, а потом снова возобновила.
Сато открыл глаза и встретился с таким же затуманенным взглядом как собственный.
- Ну, врачи-реабилитаторы, проснулись?
Тосия приподнял голову и почувствовал, как рука Горо взъерошила ему волосы.
- ну? Вы отпустите меня наконец? Не сбегу.
И он и Младший оказывается спали обняв Горо с дух сторон. Шигено весело почесал нос.
- Верни руку на место. - недовольно-сонно отозвался Младший и снова устроил голову на плече Горо.
Тосии оставалось только открывать и закрывать рот.

Глядя на две одинаково помятые физиономии на плечах, ничего не остается, как вернуть руки на место, вновь зарыться пальцами в волосы, и улыбнуться появившемуся на лицах выражению довольства. Кажется, это помогает им от головной боли, являющейся логичным последствием той пьянки, которую устроила эта парочка вечером. Наверное, у обоих в какой-то момент просто сдали нервы, а лекарства древнее алкоголя не существует. Впрочем, это лекарство весьма сомнительно, однако же человечество продолжает упорно им пользоваться. Глупые-глупые люди.
Хотя он бы тоже напился с удовольствием, если бы было можно. Но ему – нельзя, так что остается только смотреть на пару этих обормотов, уютно устроившихся рядом. Кстати, об обормотах. Ему кажется, или время действительно приближается к полудню? Не то чтобы они куда-то спешили, но вот зов природы игнорировать было уже достаточно проблематично. Так что Горо попытался выпутаться из крепкого кокона чужих рук и ног. В ответ его сжали сильнее, кажется, инстинктивно. Еще и недовольно поворчали что-то. Конечно, в основном протестовал младший, но на лице Тосии тоже было такое…растрепанно-недовольно-хмурое выражение, что можно только умиленно смотреть на это чудо. Тоси вообще с утра выглядит довольно мило, и Горо хмыкает, вспоминая то время, когда они делили на двоих одну комнату в общежитии. Впрочем, Джо тоже не отстает. Золотые его волосы растрепались и спутались, превращая голову американца в подобие золотого гнезда. Брови нахмурены, он щуриться, словно недовольный котяра, которого бессовестные люди сгоняют с нагретого солнцем крыльца. То еще зрелище.
Сквозь неплотно задернутые шторы комнату заливает яркий солнечный свет, и там, на улице, явно стоит жара, но здесь работает кондиционер. Как им сказали вчера, это – единственная комната, оборудованная этим гениальным изобретением человечества, и потому ее цена в два раза выше других. К тому же номер одноместный, а кровать не слишком широкая, особенно для трех парней не самой мелкой комплекции. И пусть гайдзины думают, что хотят, но сам Горо мелким себя не считал никогда.
Однако надо вставать, и у него это даже получилось под аккомпонимент ворчания раздраженных головной болью, ярким светом и отсутствием удобной подушки спутников. Горо оглядывается. Идиллическая картина: обе головы примостились на подушке, соприкасаясь, и солнечные зайчики путаются в их волосах. Улыбка сама возникает на губах. Она едва заметная – уголками губ – но искренняя. А еще Горо кажется, что внутри него поселились такие же солнечные зайчики, и именно они щекочутся, заставляя улыбаться. С этим ощущением он и уходит в ванную, исчезая для мира на ближайшие двадцать минут – дольше нельзя, да и любимая горячая вода под запретом, а купаться в теплой – это мазохизм. А потом он уходит из номера, возвращаясь обратно с парой бутылок холодной минералки и пачкой таблеток.
За время его отсутствия парни кое-как соскребли себя с кровати и теперь являют собой картину «Утро после попойки». Младший раздраженно рычит, Тосия держится за голову и пытается одновременно найти в сумке чистую футболку. На менералку и обезболивающие оба буквально набрасываются, и Горо снова становиться смешно. Он не сдерживает смех, и получает в ответ две кривые улыбки на помятых физиономиях. Интересно, кто же поведет машину. Прав у самого Горо нет, он так и не удосужился получить их за все годы жизни в Штатах. Как ни крути, получается, что машину должен вести Младший. Как ни крути, им придется здесь задержаться.
Горо оставляет парочку приходить в себя и отправляется завтракать. В небольшом ресторанчике рядом с мотелем он заказывает местную выпечку, чего-нибудь вареного и легкого и апельсиновый сок. Невероятно толстая негритянка, скучающая за стойкой, улыбается ему широко и добродушно, и смахивает воображаемую пыль со стола перед ним видавшей виды тряпкой, и ворчит про то, что аппетит у молодежи нынче совсем не тот, что во времена ее молодости. Горо улыбается и ей, и получает в качестве бонуса собственноручно заваренный хозяйкой чай – крепкий и ароматный, а еще наставления о том, что не стоит останавливаться перекусить в «Бойцовом петухе» в сорока милях дальше, потому что готовить там совсем не умеют. По телевизору, который старая хозяйка включает для понравившегося клиента без всякой просьбы, идут новости, а потом какая-то музыкальная хрень, и утро ленивое, неторопливое и золотое впервые не кажется ему бессмысленным. Он удивляется, и ест вареную курицу с овощами, тоже отварными, которые принесла ему хозяйка. Причем Горо почему-то уверен, что такого блюда нет в меню, но предпочитает не заморачиваться.
Спустя почти полчаса в ресторанчик вползают остальные. Младший плюхается на диванчик напротив Горо и требует самого крепкого кофе, который только есть в этой дыре. Враз помрачневшая хозяйка – к тому времени Горо уже успел узнать, что зовут ее Летиция, но все называют «мамаша Лец» - мрачно ставит перед ним требуемое, а заодно и заказанный Сато чай, и скрывается в недрах кухни, что-то ворча под нос. Горо смешно, но он сдерживается. Но когда Младший начинает ругать «эту бурду, которую здесь выдают за кофе» и мамаша Лец основательно прикладывает его по загривку своей тряпкой со словами «Молод еще так разговаривать со старшими», Шигено не выдерживает. Он смеется громко и весело, и беззаботно, и мамаша тоже смеется, и Сато смеется, и даже потирающий пострадавший загривок Младший. И утро кажется бесконечно прекрасным, легким и светлым, даря ощущение тепла, покоя и почему-то нежности.
Но все когда-нибудь заканчивается, и этот завтрак не является исключением. Они расплачиваются, и мамаша Лец на прощанье чмокает каждого в макушку, заставляя парней смутиться, и шепчет Горо на ухо, что смех – лучшее лекарство. И Шигено понимает, что старая негритянка прекрасно знает, кто они такие. Наверное, смотрела тот матч, и легкость исчезает. Японец кивает и выходит, и в глазах уже нет смеха. Впрочем, дорога все равно остается дорогой, а солнце – солнцем, и они едут сквозь золотой день, все также вместе. И Горо кажется, что эта дорога не кончится никогда, и ему не хочется, чтобы она заканчивалась. Потому что, не смотря на вновь взявшую его душу в тиски пустоту, внутри все еще остались пушистые солнечные зайчики. Те самые, запутавшиеся в переплетении золотых и темных прядей.
Глядя на дорогу, Горо думает о том, что, возможно, все наладиться. А еще о том, что это утро стало чем-то новым, что-то в нем было такое, что пробуждало силы, которых не было два месяца назад. И хоть их было не достаточно, но лиха беда начало! Горо тихо-тихо улыбается, поглядывая на Сато и Младшего из-под длинной челки. Эти двое тоже молчат, глаза Джо следят за дорогой – Горо видит его лицо в зеркале заднего вида. Сато тоже смотрит на дорогу, но иногда Шигено ловит на себе внимательный взгляд темно-зеленых глаз. Беспокоится. Горо ловит его взгляд и протягивает руку, зарываясь в волосы друга пальцами. Как тогда, утром. И Сато расслабляется под его пальцами, и прикрывает глаза, и даже умудряется задремать, и в глазах Гибсона – легкая зависть, причудливо смешанная с облегчением. И Горо улыбается ему. Едва-едва, и получает такую же слабую улыбку в ответ.
Они сегодня много улыбаются. И это, наверное, хорошо.
«Бойцовый петух» они оставляют далеко позади.
Калифорния встречает их изумрудной зеленью и девушками в купальниках. И запахом океана. Соленый воздух горчит на губах, вызывая настойчивое желание оказаться на пляже. Но Горо пока что нельзя, и это даже не обсуждается. Старший уже ждет их. На нем легкая рубашка, распахнутая на груди, и видна полоса операционного шрама. Маленькая-маленькая, просто на фоне загара она становиться заметнее. Шигено не смотрит на нее, он смотрит в тревожно-пытливые глаза и протягивает руку, получая в ответ крепкое рукопожатие уверенного в себе человека. Впрочем, Младший и Сато подвергаются похожей процедуре – кажется, Старший успел навести справки о зеленоглазом друге своего гостя, и эта информация привела его к мысли о правильности приглашения. Им всем не помешает хороший отдых.
Их размещают в разных комнатах, но все трое понимают, что это – только видимость. А потом все вместе они устраиваются на веранде, откуда открывается чудесный вид на океан, и долго-долго молчат, думая каждый о своем. Наверное, им не о чем говорить. А может, наоборот, слишком многое нужно сказать. Они молчат, а затем, словно по команде, расходятся – до ужина. Горо засыпает в своей комнате, подчиняясь вдруг навалившейся дикой усталости, эмоциональной и физической. Только сквозь сон он все равно чувствует, как его обнимают две пары крепких рук. Чтобы никогда не отпускать.

С того первого дня в отеле, и Сато, и Младший, не сговариваясь, завели привычку засыпать рядом с Шигено, желательно, обнимая его. Горо сначала возмущался, кричал, что он, дескать, не девчонка, не стеклянный и вообще никуда не денется, так что в подобной мере нет никакой практической необходимости. Потом перестал. Ему тоже было удобно, а со временем он даже начал засыпать ночами на несколько часов, убаюканный чужим сонным дыханием. Остальное время он лежал, обнимая этих двоих за плечи, осторожно поглаживая их волосы и чувствуя, как тепло медленно, но верно, просачивается в душу.
С их приезда прошла неделя. Неделя покоя, отдыха и сна, прерываемого процедурами и ежевечерними прогулками, к которым частенько присоединялся и Старший. Иногда Горо казалось, что они похожи на странную семью. Это смущало.
Когда Горо устает ничего не делать – а случается это на третий день пребывания в этом тихом маленьком раю – Старший ведет его в кабинет и запирает дверь. И осторожно спрашивает о планах Горо на будущее. Шигено рассказывает – мистер Гибсон имеет право знать. Японцу кажется, что американец постарел за это время лет на десять, настолько стала заметна седина, а у глаз появились глубокие морщины. Раньше их не было. А еще ему кажется, что мистер Гибсон вздохнул с облегчением, когда услышал про университет и спокойную работу в офисе. Старший тем временем продолжает, предлагая Горо рассмотреть вариант учебы в Штатах, колледж, а затем и университет – не проблема, как и плата за обучение. У Шигено и самого есть деньги, ему щедро заплатили, благо, контракт с Хорнетс предусматривал подобные неожиданности, да и за время карьеры Горо скопил достаточно приличную сумму…. О чем он и говорит, но у Старшего делается такой взгляд….
Горо умолкает, не закончив фразы, и просто кивает. Он примет помощь, не может не принять. В любом случае, это лучше, чем возвращаться в Японию. Горо думает, что вполне сможет уговорить мистера Гибсона позволить ему жить на съемной квартире и самому зарабатывать себе на жизнь. Со временем. Точно. Американец говорит, что с завтрашнего дня наймет для Горо лучших репетиторов, чтобы те проверили его знания и подтянули до необходимого уровня, и Шигено подавляет мгновенный порыв сбежать. Старший замечает, и в его синих глазах проскальзывают смешливые искорки. И Горо улыбается в ответ. Ставшей для него обычной улыбкой – чуть-чуть, уголками губ. И глазам. Искренне.
На следующий день начинается что-то невообразимое. После утренних процедур Горо знакомят с несколькими молодыми людьми под предводительством седого старичка в очках и старомодном костюме. Такими обычно представляют себе сумасшедших ученых. Старичок и оказывается ученым – старый знакомый мистера Гибсона, профессор Гарвардского университета, несколько лет назад вышедший на пенсию и согласившийся помочь своему другу подтянуть его «сына» до необходимого уровня. Молодые люди оказываются студентами колледжа, подрабатывающими репетиторскими занятиями. Кажется, все они действительно считают его сыном мистера Гибсона. Кажется, внебрачным. Интересно, как они объясняют абсолютное отсутствие какого бы то ни было сходства? Горо посмеивается про себя.
Младший и Сато также решают принять в разворачивающемся действе активное участие. Совместными усилиями вся эта компания таки усаживает Шигено за учебники, и спустя уже пару часов японец готов выть, лезть на стены, бегать по потолку…в общем, делать что угодно, но только не учиться. Английский, физика, химия, алгебра, литература, биология…. Куча разных предметов, совершенно необходимых образованному человеку. Огромное количество знаний. Кажется, мистер Гибсон всерьез взялся за обеспечение будущего Шигено, будучи рад, что в этот раз его помощь готовы принять. Горо принимает – потому что не хочет расстраивать Старшего, а еще потому, что чувствует вину за эту раннюю седину, почти незаметную в золотых волосах. И за усталые морщины вокруг глаз.
А вечерами, когда спадает дневная жара, они неспешно гуляют по улицам города, сидят в парках и старательно избегают мест, где играют в бейсбол. Едят в маленьких ресторанчиках, слушают музыкантов и треплются обо всем и ни о чем. Иногда с ними гуляет Старший, и каждая такая прогулка превращается в игру в салочки с репортерами. Это весело, но Горо действительно трудно бегать, впрочем, как и Старшему. Младший еще не столь широко известен, а о Шигено и Сато и говорить нечего, так что втроем они прекрасно проводят время. Часто Горо просто не хочется возвращаться, и они всю ночь просиживают на пустынном пляже, и Шигено все равно обнимают две пары сильных и бережных рук, и две головы опускаются на его плечи, и щекочет шею чужое теплое дыхание. И ответная нежность заставляет снова и снова перебирать пальцами чужие волосы, обнимать за плечи, не отпуская, и молчать, глядя в одуряюще высокое звездное небо. Иногда Горо кажется, что это все не нормально, что рядом должна быть Шимизу или какая-нибудь другая девушка, но эти мысли далеки и мимолетны. Потому что в такие моменты самое главное – ощущение чужого дыхания на коже и тепло чужих рук, в кольце которых растворяются пустота и не проходящая боль потери. Все это прогоняет кошмары, которые все чаще начинают посещать японца, иногда даже наяву. Иногда он не может сказать, что реальность, а что – бред больного воображения. Наверное, это последствие каких-то лекарств. А может, он просто сходит с ума. Горо никому ничего не говорит. Это не имеет смысла и только заставит их лишний раз волноваться.
А еще каждую ночь Горо звонит родным и подолгу разговаривает с ними о своей жизни здесь. Мать каждый разговор заканчивает просьбой быть осторожнее и еще не слишком обременять мистера Гибсона. Отец каждый раз беспокоиться, что Шигено не хватит денег вести прописанный врачами на ближайшее время образ жизни. Но Горо кажется, что от известия о его намерении остаться в Штатах расстроилась лишь маленькая Чизу-тян. Шигено говорит себе, что не прав. Шигено говорит себе, что он просто вырос, но родители любят его. Но почему-то не верится. Почему-то кажется, что он – не нужен, что в голосе и отца, и матери, и даже брата – тщательно скрываемое облегчение. Калека. Инвалид. Бесполезный. Беспомощный. Лишний рот, о котором заботятся лишь из чувства долга и милосердия.
Чужой….
Чужой….
Чужой….
Горо старательно гонит эти мысли прочь, но они все равно возвращаются. В сущности, кто он для них? Усыновленный ребенок, ну так у них и свои дети есть. Маленькие. А он уже большой, взрослый. Он может и сам справиться. Нет, если вернется – никто его из дома не выгонит.
Он не вернется. Он вырос. Давно вырос, сам не заметил. Но почему от этого только больней?
Память о старом друге и старой любви? Любовь давно умерла, умерла и дружба, похоронена на одном из кладбищ одного из многочисленных маленьких храмов. А он вот остался, с каждым годом все больше и больше похожий на отца. Вечным напоминанием, вечным укором.
Не стоит лгать себе. Никогда.
Ты давно уже стал чужим для этих людей. И это правильно, это – жизнь. У них – своя, у тебя – своя. Параллельные прямые не пересекаются.
Горо смотрит в такое звездное небо и старается не плакать – он уже слишком взрослый, двадцать три года. Сегодня он один на пляже, Сато и Младший задержались – говорят о чем-то с мистером Гибсоном. Горо искренне благодарен всем троим за их заботу и поддержку, но лучше бы им было все равно. Тогда можно было бы просто исчезнуть, раствориться в этом небе или в этой воде, чтобы больше никто и никогда не нашел. Так заманчиво. Шигено даже заходит по пояс в воду, и стоит, улыбаясь, запрокинув голову. А над ним висит огромная луна, чуть надкусанная с боков, и улыбается ему в ответ, а звезды подмигивают так весело, что Шигено не выдерживает и, набрав полные пригоршни воды, брызгает в иссеченное шрамами лицо в небе, и брызги блестят на жемчужинами на его лице, скатываются по коже, щекоча ее. Это весело, и Горо повторяет процесс снова. И снова. И снова. И смеется. Тихо-тихо, чтобы никто не слышал.
Он не слышит шагов, но осторожные руки ложатся ему на плечи. И, повернувшись, он видит два одинаково белых лица. Глаза обоих кажутся черными-черными, бездонными провалами, они затягивают, и Горо смотрит, смотрит, смотрит в них…. Пока его не притягивают в объятие, крепкое-крепкое, яростное-яростное. И чей-то голос не шепчет не менее яростное «дурак» на ухо. А чей-то лоб не упирается обессилено в скулу. Шигено кажется, что мир замер, утратил все звуки, кроме чужого яростного шепота: «Дурак. Дурак. Дурак-дурак-дурадуракдуракдурак…». Шепот сливается в еле слышимый речитатив, которому вторит размеренное дыхание. Сато. Значит, говорит – Младший. Горо только сейчас осознает, что же так напугало обоих, и ему становиться стыдно за свой неуместный приступ веселья. И он обнимает их уже сам, притягивает к себе еще ближе, хотя куда уж дальше, и тихо отвечает обоим: «Простите…». И Младший отрывается от него, и вдруг с яростной, отчаянной решимостью целует его, и у Шигено от неожиданности перехватывает дыхание. Но поцелуй прерывается также внезапно, как начался, и Джо смотрит своими темными-темными глазами в глаза Горо и тихо шепчет, облизывая губы:
- Не смей нас так больше пугать, слышишь, ты, чертов япошка. Не смей. – И в его голосе слишком много эмоций, и он кажется хриплым из-за них. – Живи. Что угодно, только живи, черт бы тебя….
А Тосия молчит, и смотрит, и осторожно кладет руку на плечо Младшего в извечном жесте поддержки. И в черных-черных глазах, словно на поверхности воды, мерцает отражение звезд. И он говорит:
- Горо…. – и его голос так тих, что почти не различим за шумом прибоя. Но Сато не продолжает, он не считает нужным продолжать. Горо тоже не знает, что сказать, а потому молчит. И вместе они бредут на берег, и остаются сидеть на песке, слушая шум прибоя и так и не разжав рук.
Шигено старается не думать о том, что только что произошло, но получается примерно также, как не думать о белом слоне. То есть с точностью до наоборот. И Горо растеряно перебирает золотистые пряди и, наконец, тихо спрашивает:
- Зачем?
Он не ждет ответа. Но ответ приходит – и голос Сато также тих, как и его собственный.
- Потому что так и должно быть.
Горо не понимает, но чувствует справедливость слов друга. Черноволосая голова также покоится на его плече, и ладонь Тосии осторожно ложится на грудь Шигено, туда, где бьется такое живое сердце. Все еще. Всегда.
- С того дня…. Все это время. Я боялся. Боялся, что однажды проснусь, а тебя не будет. – Тосия говорил по-японски, но этот язык понимали здесь все. – Даже тогда, когда ты ушел из Кайдо. Тогда, утром. Я так искал тебя, я, как дурак, надеялся, что ты просто тренируешься где-то в укромном уголке. Я обегал всю школу, все общежитие…. Но даже тогда…. Ты ушел, но с тобой было все в порядке. Я знал, что с тобой все в порядке. Я готов был ненавидеть тебя за то, что снова остался один, но ты был, и я решил стать достойным тебя соперником. Чтобы ты думал только обо мне, чтобы никогда не забывал меня…. Я думал, что с тех пор давно преодолел этот страх, но теперь он все сильнее. С каждым днем, с каждой минутой. Горо-кун, не уходи. Пожалуйста, не уходи…. Не бросай меня навсегда.
- Глупый, глупый Тоси-кун…. – Голос Шигено был мягким и немного печальным, а еще в нем были нежность и тепло. Так не похоже на обычного веселого Шигено. Сато было все равно, он просто вслушивался в этот голос, ощущая спокойный ритм под раскрытой ладонью. Успокаивающий. Живой. – Никуда я не уйду. Придумали тоже, паникеры. Вы от меня так просто не избавитесь.
- Это ты глупый, Шигено, - голос Младшего был немного раздраженным, словно глупость японца выводила Джо из себя. Так привычно. Так знакомо. Тепло. – Ты дурак, если думаешь, что я позволю тебе просто сбежать от расплаты. Думаешь, победил – и можно все бросить? Разбежался….
- Что, мистер Американская Задница, задело? – Теперь в голосе Горо не было ни намека не нежность или печаль, теперь в нем звучали ехидно-самодовольные нотки прежнего бесшабашного Шигено. – Не можешь смириться, что я лучше?
- Это еще как посмотреть! – Теперь и голос американца изменился. В нем звучали злость и вызов. – Счет равный, кстати. Один-один. И в следующий раз я тебя сделаю!
- Ага, разбежался, только молоко с губ сотри!
- Что ты этим хочешь сказать?!
- А ты еще и глухотой страдаешь?!
- Ах ты, мелкий засранец! Ну, держись!
Возня на влажном песке, который волшебным образом оказывается в самых неприятных местах, который скрепит на зубах, когда отплевываешься от очередного впечатывания в него носом. Негромкий смех. Свежий бриз, и с океана пахнет солью, а еще йодом – как в аптеке. И звезды, безумные, невероятные, огромные звезды. И огромная луна, такая же безумная, как и все они. И мягкий смех Старшего, вышедшего на берег звать молодежь к ужину. И теплые огни дома, который как-то незаметно стал ближе дома родного, и они бегут наперегонки – если можно так назвать соревнование Сато и Младшего и неспешную прогулочную походку Старшего и Шигено, причем ладонь американца ненавязчиво лежит на локте Горо, тормозя порывы броситься вдогонку за остальными. И лучистые глаза обоих искрятся весельем. И неспешный ужин. И чья-то идея поиграть в покер, и радостный хохот, и недовольные обвинения в жульничестве…. И тепло объятий в темноте спальни Шигено – так привычно, так спокойно. И усталое сопение, едва голова касается подушки – потому что слишком насыщенный день. А еще потому, что итак было всего слишком много: и страха, и надежды, и удивления, и грусти, и нежности. Шигено засыпает мгновенно, и сон принимает его теплым объятием.
А Сато и Младшему не спится. Потому что тоже было много – всего. Им еще нужно будет поговорить, нужно будет многое обсудить и выяснить между собой, без Горо. У них будет время – завтра. Или послезавтра. Или просто – потом. А пока они лежат, ощущая живое тепло такого живого Шигено Горо, и думают – каждый о своем. И их пальцы незаметно сплетаются в пожатии – понимание и поддержка. И благодарность. Взаимная. И неизвестно, что будет дальше, но сейчас они оба счастливы.
Они знают: что-то большее вряд ли случиться когда-нибудь.
Они понимают: это потому, что нельзя.
Они благодарны дуг другу за то, что каждый из них позволяет быть рядом с тем, кто незаметно и прочно навсегда стал частью их самих. Настолько, что иначе – немыслимо. Невозможно иначе.
Они благодарны за то, что у них есть шанс, шанс быть рядом.
И этого – вполне достаточно. Потому что Горо сейчас спит и он – живой. Рядом.
Почему мы осознаем, что нам кто-то нужен, только когда можем его потерять?

Интерлюдия. Сны.

Джо снятся сны. Они всегда разные и неуловимо чем-то похожие. Он не может их вспомнить, когда просыпается.
Пока не может. Или не хочет.
Помнятся только обрывки видений. Темно-зеленые от расширенных зрачков глаза,смуглые от солнца плечи, соленая кожа. Шепот прибоя, прикосновения. Невозможно понять кто касается.
Невозможно.
Счастливая улыбка, яркая, сияющая, словно это мир до...
И розовый шрам на груди, до которого так невероятно сложно дотронуться.
И в это время кто-то так же осторожно гладит и целует его плечи, нерешительно, словно спрашивая позволения.
Песок.
Падающее за линию горизонта солнце.
Жесткие волосы под пальцами.
Стоны.
лунный свет на коже.
Собственный удивленный взхдох-стон и ощущение заполненности.
И пальцы, теперь уже уверенно лежащие на его плечах.
Поцелуи. Поцелуи. Поцелуи.
Прибой.
Пересохший рот.
И луна в зрачках.
Стоны, поцелуи. песок на коже.
Младшему сняться сны. Он пока не может поверить, в то, что это ему снитьься. И предпочитает не помнить - улыбку, шрам, зеленые глаза, руки на плечах. И поцелуи, поцелуи, поцелуи.

Сато тоже снятся сны. В этих снах всегда есть руки - сильные руки с длинными пальцами, словно созданными для скрипки или скальпеля. Или мяча. Обычного, белого мяча. Но мяч не снится - снятся пальцы. И тихий шелест ветвей над головой. И одуряющий запах сакуры - весна.
И все заметает бесконечная бело-розовая метель. И не понять, что касается шеи, плеч, лица в следующую секунду - то ли нежные лепестки, то ли чьи-то осторожные пальцы. Но эти прикосновения кажутся знакомыми, они стирают одиночество и пустоту, и страх, и боль, и вину - и все-все-все.
Они оставляют на коже следы - горячие, обжигающие следы - по груди, по животу - вниз. И хочется длить и длить, и длить эти чудесные касания.
Но пальцы исчезают, и мир заполняет синие-синее небо, и золотое солнце в нем, и становиться так тепло-тепло, жарко-жарко, и душно - и он задыхается, и очется еще. И еще. И еще - больше....
И спиной ощущается мягкая, такая надежная земля. Она холодит разгоряченную солнцем кожу, питает, заполняет пустоту. Дает силы жить дальше, тянуться к небу. Во сне Тосия зарывается пальцами в эту землю, ощущая под ладонями живое биение ее сердца...
...И мир растворяется в ощущениях....
Сато снятся разные сны. Большинство Тосия не помнит, он вообще не запоминает сны. Но он помнит чувства, эмоции, образы. Он помнит синее-синее небо. Он помнит теплую, надежную, ласковую землю. Он не хочет думать об этом, но он понимает, о ком не хочет думать так.
Тосия никогда не врет себе с той самой игры с Сейшуу гакуен.Не врет и сейчас, опуская голову на такое родное и такое надежное плечо. Смотря в синие-синие глаза.
Сато счастлив.
Сны его не беспокоят.

Горо почти не снятся сны.
Почти.
Только тепло с обеих сторон.
И то как он по утрам быстренько смывается в ванную.
И то как плещет в лицо холодной водой.
Ему действительно не снятся сны.
Почти.

запись создана: 25.04.2010 в 20:17

@музыка: Белая Гвардия - About Tigers

@темы: Фанфик, title: Major, вид спорта: бейсбол

---

Наши Баннеры

[OneBall]

При содействии замечательного человека  не валяй дурака, Ваймс и моей скромной помощи у нашего любимого сообщества наконец-то появились баннеры!
Большая просьба распространять их где только можно и нельзя
Выбирайте, который вам больше по душе или все три
Если вдруг кто-то захочет отметиться и помочь, всегда будем рады дополнениям!

<a href=http://www.diary.ru/~AnimeBall/ <a target="_blank" href="http://www.radikal.ru"><img src="http://s19.radikal.ru/i192/1004/64/85eb8ea3f44b.jpg"></a>

<a href=http://www.diary.ru/~AnimeBall/<a target="_blank" href="http://www.radikal.ru"><img src="http://i053.radikal.ru/1304/d4/4f4444917f1c.png"></a>

<a href=http://www.diary.ru/~AnimeBall/<a target="_blank" href="http://www.radikal.ru"><img src="http://s017.radikal.ru/i411/1304/5f/7120ead0b572.png"></a>

@темы: title: One Outs, title: Major, title: Ookiku Furikabutte!, вид спорта: бейсбол

---

Еще Музыка

[OneBall]

Обещанное дополнение в разделе музыка.
Для начала синглы и альбомы группы Road of Major на совести которой почти вся музыка к 1,2,3 сезонам Major
Синглы, соответственно, это опенинги и эндинги к сериалу:
Road of Major.rar

Далее опенинги и эндинги к 2,3,4,5 сезонам:
Major 2 Season OP Single - Saraba Aoki Omokage.zip

MAJOR 3rd Season OP Single - PLAY THE GAME [Road of Major].zip

Major 3rd Season ED Single - Strike Party!!! [BeForU].zip

MAJOR 3rd Season ED2 Single - Yoru ni Nareba [THE LOOSE DOGS].zip

Major ED3 Single - WONDERLAND [MAY].zip

Major 4th Season OP Single - RISE [Ootomo Kouhei].zip

MAJOR 4th Season ED - ONE DAY [The Loose Dogs].zip

Major 4th Season ED2 Single - Ame Nochi Niji iro [THE LOOSE DOGS feat. Ooguro Maki].zip

Major 5th Season ED Single - Stay with me [Shimatani Hitomi].zip

Данный пост будет обновляться по мере добавления новых OST

Вторая часть OST к аниме Cross Game. Состоит из опенинга и двух эндингов:
Cross Game OST.rar

@темы: title: Major, title: Cross Game, вид спорта: бейсбол, Музыка